Первое «письмо» и первое «доказательство». Ночь страха. Министерство обороны вмешивается. 24 часа допросов. Похищение внутри похищения. Арабо-американская вечеринка.
— Правила поменялись. То, что не считалось преступлением, теперь преступление.
— Но я ничего не сделал, и неважно, насколько суровые у вас законы, я не преступник.
— Но что, если я покажу тебе доказательства?
— Вы не покажете. Но, если покажете, я буду сотрудничать.
Агент Роберт показал мне список худших людей в Гуантанамо. Их было 15, и я был номер один, номером два был Мохаммед аль-Кахтани[74].
— Да вы шутите, — сказал я.
— Нет, не шучу. Неужели ты не понимаешь всю серьезность дела?
— Так, вы похитили меня из моего дома в моей стране и отправили в Иорданию для пыток, а затем перевезли из Иордании в Баграм, и я все равно хуже тех парней, которые держали оружие в руках при задержании?
— Да, ты хуже. Ты очень умный! Как по мне, ты подходишь под описание самого опасного террориста. Когда я тебя проверяю по списку признаков террориста, ты набираешь очень много очков.
Я был очень напуган, но пытался подавить свой страх.
— А что это за перечень признаков?
— Ты араб, молодой, ты участвовал в джихаде, говоришь на иностранных языках и был во многих странах, у тебя степень по техническим дисциплинам.
— И какое же преступление я совершил?
— Посмотри на угонщиков самолетов, они обладали теми же характеристиками.
— Я здесь защищаю только себя. Даже не упоминайте никого. Я спросил вас о моем преступлении, а не о преступлениях X или Y. Они не имеют для меня никакого значения!
— Но ты часть большого заговора против Соединенных Штатов.
— Вы всегда говорите это. Расскажите, какую именно роль я исполняю в этом «большом заговоре»!
— Я расскажу тебе, просто sabr[75].
Меня продолжили допрашивать, используя подобные аргументы. Затем однажды, войдя в допросную комнату в «Коричневом доме», я увидел подготовленное видеооборудование. Если честно, я боялся, что мне покажут видео, где я совершаю террористические атаки. Не то что бы я совершал что-то подобное в своей жизни. Но мой друг-заключенный Мустафа из Боснии рассказывал мне, что следователи подделали американский паспорт с его фотографией.
— Смотри, теперь у нас есть неопровержимые доказательства, что ты подделал этот паспорт и использовал его в террористических целях, — говорили они.
Мустафа от всей души посмеялся над глупостью своих следователей.
— Вы забыли, что я IT-специалист и знаю, что для правительства США не составляет никаких трудностей подделать паспорт, — сказал он.
Следователи быстро забрали паспорт и больше никогда не говорили о нем.
Такие истории давали мне повод для паранойи, что правительство что-то готовит для меня. Как выходец из страны третьего мира я знаю, что полиция часто вешает преступления на политических конкурентов действующей власти. Подбросить оружие в чей-то дом, чтобы суд поверил, что жертва готовится к преступлению, это в порядке вещей.
— Ты готов? — спросил Роберт.
— Да, — сказал я, пытаясь сохранить спокойствие, хотя мое красное лицо говорило за меня.
Роберт нажал на кнопку воспроизведения, и мы стали смотреть фильм. Я был готов подпрыгнуть, увидев, как взрываю какой-то американский объект в Тимбукту. Но запись была о чем-то совершенно другом. Это был разговор Усамы бен Ладена со своим помощником, которого я не смог узнать, о теракте 11 сентября. Они говорили на арабском. Мне нравилось, что я все понимал, в то время как следователям приходилось вчитываться в субтитры.
После короткого разговора между бен Ладеном и каким-то парнем комментатор объяснил, какой спорной была эта запись. Качество было ужасным, должно быть, запись была изъята американцами в убежище Джелалабада.
Но суть была не в этом.
— Какое отношение я имею к этому дерьму?! — спросил я агрессивно.
— Видишь, Усама бен Ладен стоит за 11 сентября, — ответил Роберт.
— Вы же понимаете, что я — не Усама бен Ладен, не так ли? Это проблема между вами и Усамой бен Ладеном, мне все равно. Я в этом не участвую.
— Как ты думаешь: то, что он сделал, правильно?
— Мне все равно. Достаньте Усаму бен Ладена и накажите его.
— Что ты думаешь о случившемся?
— Я думаю, что не имею к этому отношения. Все остальное не имеет значения!
Вернувшись в блок «Лима», я рассказал своим друзьям о цирке с «неопровержимыми доказательствами» против меня. Но это никого не удивило, так как почти все заключенные проходили через подобные шутки.
Во время разговоров с Робертом и его помощником у меня появился достаточно простой вопрос:
— Почему вы забираете приходящие мне письма?
— Я проверял, у тебя их нет!
— Вы хотите сказать, что моя семья отказывается отвечать на мои письма?
Братьям в моем блоке было жаль меня. Почти каждую ночь мне снилось, что я получаю письмо от своей семьи. Я всегда рассказывал об этих снах своим соседям, потому что это давало мне надежду, но никаких писем не приходило. «Мне снилось, что ты получил письмо от своей семьи», — было обычной фразой, которую я привык слышать. Мне было очень тяжело видеть, что у других заключенных есть фотографии их семей, а у меня нет ничего. Не то чтобы я мечтал о том, чтобы они не получали письма. Наоборот, я был очень рад за них, я читал их письма и представлял, что они от моей мамы. Это было обычным делом: передавать новые письма по всему блоку, чтобы каждый мог почитать их, даже самые интимные письма, написанные вторыми половинками.
Роберт делал все возможное, чтобы убедить меня сотрудничать с ним, и он знал, что я рассказал о своей проблеме с письмами всем заключенным. Поэтому он поговорил с людьми, отвечающими за письма, и попросил, чтобы они достали мне что-нибудь. Около пяти часов вечера у моей камеры появился почтальон и вручил мне письмо, предположительно от моего брата. Еще перед тем, как прочитать письмо, я закричал на весь блок:
— Я получил письмо от своей семьи. Видите, мои мечты сбылись, разве я не говорил вам?
Отовсюду мои друзья-заключенные кричали в ответ:
— Поздравляю, передай мне письмо, когда закончишь! Я начал жадно читать его, но был потрясен. Письмо оказалось дешевой подделкой. Оно было не от моей семьи, его написал кто-то из службы разведки.
— Дорогие братья, я не получил никакого письма, простите!
— Вот уроды, они уже делали подобное с другими заключенными, — сказал мой сосед.
Подделка была такой неуклюжей и непрофессиональной, что даже дурак не поведется на нее. Во-первых, у меня нет брата с таким именем. Во-вторых, мое имя было написано с ошибкой. В-третьих, моя семья живет не в том месте, которое указано в письме, хотя оно довольно близко. В-четвертых, я знаю не только почерк каждого члена своей семьи, но и стиль их письма и то, как они выражают свои мысли. Письмо было чем-то вроде нотации: «Сохраняй терпение, как твои предки, и верь, что Аллах вознаградит тебя». Я был очень зол из-за этой попытки обмануть меня и сыграть на моих эмоциях.
На следующий день Роберт забрал меня на допрос.
— Как поживает твоя семья?
— Надеюсь, у них все в порядке.
— Я же проделал столько работы, чтобы достать тебе письма!
— Спасибо вам огромное, хорошая попытка, но, если вы хотите подделать письмо, позвольте дать вам совет.
— О чем ты говоришь?
Я улыбнулся:
— Если вы правда не знаете, то ничего страшного. Но подделать письмо и заставить меня верить, что я поддерживаю контакт с семьей, это так дешево! — сказал я, передав ему странное письмо.
— Я подобным дерьмом не занимаюсь, — ответил Роберт.
— Я не знаю, во что верить. Но я верю в Бога, и, если я не увижу свою семью в этой жизни, надеюсь увидеть их в следующей, так что не переживайте об этом.
У меня, честно, нет доказательств, причастен Роберт к этому грязному делу или нет. Но я точно знаю, что есть кто-то больший, стоящий за всем этим. Есть целая группа людей, работающих за кадром[76]. ФБР занималось моим делом через Роберта и его команду, но несколько раз меня забирали для допроса другие сотрудники разведки, не информируя Роберта. Что касается писем от моей семьи, я получил свое первое письмо от Красного Креста 14 февраля 2004 года, спустя 816 дней после того, как меня похитили из моего дома в Мавритании. Письмо пришло на семь месяцев позже положенного срока.
Агент Роберт наконец продвинулся в своем обещании объяснить мне, почему правительство держало меня взаперти. Но он не предъявил мне ничего уличающего. В марте 2002 года канал CNN показал сюжет о том, что я якобы обеспечивал коммуникацию между всеми угонщиками 11 сентября через мой личный сайт. Теперь Роберт предъявил мне этот сюжет[77].
— Я же говорил, что у тебя серьезные проблемы, — сказал Роберт.
— Я не разрабатывал этот сайт для «Аль-Каиды». Я сделал его очень давно и не заходил на него с начала 1997 года. Кроме того, если бы я решил помочь «Аль-Каиде», я не использовал бы свое настоящее имя. Я мог бы сделать эту страницу от имени Джона Смита. — Роберт хотел узнать все об этом сайте и о том, почему я вообще его сделал. Мне пришлось наплести ему весь этот бред о том, что у меня есть полное право сделать страницу с моим настоящим именем и ссылками на мои любимые сайты.
Во время одного из допросов Роберт спросил меня:
— Зачем ты изучал микроэлектронику?
— Я изучаю то, что мне хочется. Не знал, что я должен спрашивать у правительства США, что я должен изучать, а что не должен, — ответил я иронично.
— Я не верю, что есть только плохие и хорошие люди. Я думаю, что все мы представляем собой что-то среднее. Ты так не думаешь? — спросил Роберт.
— Я ничего не сделал.