— Я принес тебе подарок, — сказал он, протянув мне подушку. Да, подушку.
Я принял подарок с фальшивой огромной радостью, и не потому, что я до смерти хотел получить подушку. Нет, я принял подушку как знак окончания физических пыток. Дома у нас была шутка о мужчине, который стоял голым на улице. Когда кто-то спрашивал его: «Чем я могу вам помочь?» — он отвечал: «Дайте мне ботинки». Именно это со мной и происходило. Все, что мне нужно, — это подушка! Но это было хоть что-то: в камере я все время перечитывал ее бирку.
— Помнишь, «капитан Коллинз» сказал, что ты укрываешь 15 процентов, — сказал сержант Шэлли спустя пару дней после визита мистера Зулея. — Я думаю, что твой рассказ о Канаде — бессмыслица. Ты знаешь, что у нас есть на тебя и что есть у ФБР, — продолжил он.
— Но тогда не бессмыслица? — спросил я.
— Ты и сам знаешь, — сказал он язвительно.
— Вы правы, я ошибся по поводу Канады. Если быть точным, то в Канаде я…
— Я хочу, чтобы ты записал все, что только что сказал. Это совершенно точно имело смысл, и я все понял, но я хочу, чтобы ты записал это.
— С удовольствием, сэр, — сказал я.
Я прибыл в Канаду, заранее запланировав взорвать Си-Эн Тауэр в Торонто. Моими помощниками были Ахмед, Мохаммед, Хасни и Рауф. Хасни отправился в Россию, чтобы добыть материалы для взрывчатки. Мохаммед написал программную модель взрыва, которую я сам проверил и передал на носителе данных Рауфу. Он должен был отправить модель вместе со всем планом шейху Абу Кватаде в Лондон, чтобы мы могли получить последнюю фетву от шейха. Рауф должен был купить много сахара, чтобы смешать его с взрывчаткой для увеличения мощности. Ахмед обеспечил финансирование. Благодаря канадской разведке план был раскрыт и обречен на провал. Я признаю, что я виновен в той же степени, что и другие участники, и мне жаль и стыдно за то, что я сделал.
Подпись, М. ульд Слахи
Когда я вручил текст сержанту Шэлли, он радостно его прочитал.
— Этот текст очень логичный.
— У нас товар, у вас купец, — сказал я.
Сержант Шэлли едва мог усидеть на месте, он хотел немедленно выйти. Полагаю, что он был ошеломлен, потому что достиг того, чего не смогли достичь другие следователи, несмотря на четыре года беспрерывных допросов, проводимых различными службами из более шести стран. Какой успех! У сержанта Шэлли чуть сердце не остановилось от счастья.
— Мне нужно скорее увидеть его!
Я думаю, единственным несчастным человеком во всей команде была штаб-сержант Мэри, потому что она сомневалась в правдивости всей истории.
Действительно, на следующий день «Капитан Коллинз» навестил меня, как обычно, в сопровождении двоих мужчин в форме, которых он пытался выдать за телохранителей.
— Помнишь, я говорил о 15 процентах, которые ты укрываешь?
— Да, помню!
— Думаю, что это признание покрыло те 15 процентов!
Я подумал: «О боже, да!»
— Я очень рад, — сказал я.
— Кто обеспечил вас деньгами?
— Это был Ахмед.
— И ты тоже? — спросил «капитан Коллинз».
— Нет, я позаботился об электронике. — Если честно, не знаю, почему я начал отрицать финансовую часть. Неужели это имело значение? Может, я просто хотел сохранить убедительность.
— Что, если мы скажем тебе, что нашли твою подпись на фальшивой кредитной карте? — сказал «капитан Коллинз».
Я знал, что он обманывает меня, потому что никогда не имел дело с такими сомнительными вещами. Но я не собирался спорить с ним.
— Просто скажи мне правильный ответ.
— Правильно сказать «да» или «нет»? — спросил я.
В тот момент я надеялся, что был вовлечен во что-то, и смогу признаться в этом и избавить себя от написания рассказов о каждом мусульманине, которого я когда-либо встречал, и каждой исламской организации, о которой слышал. Было бы намного легче просто признаться в настоящем преступлении и сказать, что на этом все.
— Твое признание не противоречит сведениям, которыми обладаем мы и другие службы, — сказал «капитан Коллинз».
— Я рад.
— Этот рассказ правдивый? — спросил «капитан Коллинз».
— Слушайте, те люди, которые вовлечены в это вместе со мной, очень плохие в любом случае. И их стоит кинуть за решетку. А что касается меня, мне все равно до тех пор, пока вы довольны. У вас купец, у нас товар.
— Но нам нужно свериться с другими службами, и, если история ложная, они это выяснят, — сказал «капитан Коллинз».
— Если хотите знать правду, эта история никогда не происходила, — сказал я с грустью.
«Капитан Коллинз» принес пару напитков и конфет, которые я заставил себя проглотить. На вкус они были как грязь, потому что я сильно нервничал. «Капитан Коллинз» приставил ко мне своего прихвостня. Сержант Шэлли вернулся, унижая меня и угрожая всеми возможными страданиями и агонией. Удивительно, как сильно «капитан Коллинз» контролировал мужчину, которому было уже за 40. Теперь Шэлли рассказывал мне, что я опять возвращаюсь к интенсивным пыткам, и из-за чего? Потому что мое ложное признание было недостаточно жестким.
— Ты знаешь, каково это, когда испытываешь наш гнев, — сказал сержант Шэлли.
Я подумал: «Какого черта эта сволочь хочет от меня? Если он хочет признание, я уже написал одно. Он хочет, чтобы я воскресил мертвых? Он хочет, чтобы я вылечил его слепоту? Я не пророк, да и он все равно в них не верит».
— Библия — это просто история еврейского народа, не более того, — всегда говорил он.
Если ему нужна правда, я уже рассказал, что ничего не совершал! Я не видел выхода. «Да!.. Да!.. Да!» После того как сержант Шэлли заставил меня пропотеть до последней капли в моем теле, «капитан Коллинз» позвал его и посоветовал, как действовать дальше. «Капитан Коллинз» вышел, и сержант Шэлли продолжил:
— У «капитана Коллинза» полный контроль. Если он счастлив, то все счастливы. А если нет, то никто не счастлив.
Сержант Шэлли начал задавать мне вопросы на другие темы, и я пользовался каждой возможностью выглядеть как можно более плохим.
— Я оставлю тебя наедине с бумагой и ручкой и хочу, чтобы ты написал все, что помнишь, про свой план в Канаде!
— Да, сэр.
Спустя два дня они вернулись.
— Вставай! Протяни руки через отверстие! — сказал охранник, его голос звучал недружелюбно.
Я не был рад визиту: я совершенно не скучал по лицам своих следователей, и они до смерти запугали меня. Охранники заковали меня и вывели из здания на улицу, где меня уже ждали «капитан Коллинз» и сержант Шэлли. Впервые я увидел дневной свет. Многие люди воспринимают дневной свет как данность, но, когда вам запрещают его видеть, вы начинаете ценить такую возможность. Яркое солнце заставило меня щуриться, пока глаза не привыкли. Солнце великодушно одарило меня своим теплом. Я был напуган, меня трясло.
— Что с тобой? — спросил меня один из охранников.
— Я не привык к этому месту.
— Мы вывели тебя на улицу, чтобы ты мог посмотреть на солнце. У тебя будет еще больше подобных наград.
— Спасибо большое, — удалось мне произнести, хотя во рту было сухо, и язык был тяжелее стали.
— Ничего с тобой не случится, если ты расскажешь нам о плохих вещах. Я знаю, ты боишься, что мы поменяем свое отношение к тебе, — сказал «капитан Коллинз», пока сержант Шэлли записывал.
— Я знаю.
— Давай поговорим гипотетически. Ты понимаешь это слово? — спросил «капитан Коллинз».
— Да, понимаю.
— Допустим, что ты совершил то, в чем признался.
— Но я не совершал.
— Просто давай представим.
— Хорошо, — сказал я.
«Капитан Коллинз» имел высокое звание, но это был худший следователь, которого я когда-либо встречал. Я имею в виду в профессиональном плане. Он просто прыгал туда-обратно, не фокусируясь на чем-то конкретном. Если бы мне нужно было угадать, я бы сказал, что он занимается чем угодно, но не допросами людей.
— Между тобой и Рауфом Ханначи кто был главный?
— По-разному: в мечети я был главный, а за ее пределами он, — ответил я.
Вопросы предполагают, что Ханначи и я принадлежим одной группировке, но я даже не знаю мистера Ханначи, а уж тем более о заговорах, которых никогда не существовало[117]. Но я не мог сказать ничего подобного «капитану Коллинзу». Я должен был выглядеть плохим.
— Был ли ты в сговоре с этими людьми?
— Хотите знать правду?
— Да!
— Я не был с ними в сговоре, — сказал я.
«Капитан Коллинз» и сержант Шэлли пытались применить на мне все возможные уловки, но, во-первых, я все их прекрасно знал, а во-вторых, я уже рассказал им правду. Поэтому было бесполезно пытаться обмануть меня. Но они вогнали меня в печально известный замкнутый круг: если я солгу им, тогда «я почувствую их гнев». А если скажу правду, я буду хорошим парнем, и они будут думать, что я скрываю от них какую-то информацию, потому что в их глазах я преступник, и у меня еще не было возможности поменять их мнение.
«Капитан Коллинз» вручил мне распечатанную версию так называемой Программы защиты свидетелей. Очевидно, он забыл отключить примечание о дате печати, поэтому я мог прочитать дату. Я не должен был ее знать, но никто не идеален.
— О, спасибо вам большое, — сказал я.
— Если будешь нам помогать, то увидишь, как щедро наше государство, — сказал «капитан Коллинз».
— Я прочитаю.
— Думаю, это для тебя.
— Конечно.
«Капитан Коллинз» жестом приказал охранникам вернуть меня в камеру. Все это время они все еще держали меня в специальном лагере «Эхо»[118].
Как только команда следователей ушла, один из охранников открыл мою камеру и закричал: «Поднимайся, ублюдок». Я подумал: «Боже, опять?» Мастер Йода и его друг забрали меня и поставили лицом к стене.
— Чертов трус. Почему ты не сознаешься?
— Я говорил вам правду.
— Не говорил. Следователи никогда не задают вопросов, если у них нет доказательств. Они просто хотели проверить тебя. И угадай что? Ты провалился. Ты упустил свой шанс, — продолжил он.