Равновесие нарушилось, и я окунулась в черные воды с головой. Вода была ледяной и она обожгла мою кожу, словно раскаленным огнем, но затем ледяной холод сменился теплом и я ощутила покой и свободу. Я медленно падала на дно озера, и глаза мои были открыты. Они видели, как сомкнулась вода на поверхности, обретая обычное спокойствие, и холодное безмолвие окружило меня. Мне было хорошо. Я ничего не боялась и не хотела бороться…
Возможно, это длилось всего лишь секунды, но мне они показались долгими минутами. Я перестала видеть свет и вода вокруг показалась мне чернее, чем ночь, которая прячется в каждом из нас, — стоит лишь закрыть глаза, чтобы увидеть ее. И в это мгновение, когда глаза мои стали закрываться, что-то темное, как будто что-то может быть темнее, чем сама чернота, поднялось со дна озера и заглянуло в мои глаза. Оно не внушало страха и не пыталось остановить мое падение, наоборот, оно хотело, чтобы я прикоснулась к нему. И я прикоснулась и закричала от страшной боли, но никто не услышал мой крик. Легкие, еще наполненные воздухом, выдохнули его остатки уже под водой, и вместо него поглотили воду и то самое нечто, соединившееся со мной так легко, словно я пригласила его в свое тело.
Глаза мои закрылись в последнем желании достичь дна озера, и я увидела себя изнутри. Я увидела, как легкие наполняются водой, а сердце бьется все медленней и его красный цвет разъедает темнота. Сердце плавилось в черной воде и в то же время билось в последней попытке донести до мозга живительный кислород. Я вдруг поняла, что умираю, и в то же самое мгновение кто-то крепко схватил мою руку и буквально вытянул меня на поверхность, вырывая из плена холодного мрака. Он выбросил на берег мое остывающее тело, и я с трудом вскарабкалась по нему, царапая землю.
Запах поврежденной травы и умирающих под тяжестью моего тела цветов проник в ноздри и добрался до всех чувственных окончаний. Я вспомнила опьяняющей запах зеленой травы моего мира, и небо над головой показалось мне сиреневым, а не черным. Я лежала на земле, обратив глаза к небу, и понимала, что туман в моей голове исчезает, а вместе с ним перестает быть серым и окружающий меня мир. Я словно проснулась, наконец-то вырвавшись из воображаемой действительности чудесного сна в болезненную реальность, и ощутила пустоту внутри себя и огромное недоумение, невозможное описать.
Представьте себе, что еще вчера вы знали, кем являетесь, как вас зовут, где вы находитесь и под каким одеялом уснули. И вот, проснувшись утром, вдруг понимаете, что сегодня вы не в той пижаме, не под тем одеялом, не в том месте и не в том времени, и даже ваше имя норовит ускользнуть из памяти. И первое, что приходит на ум: «Какого лешего я здесь делаю!?».
Запах погибающих цветов и сока зеленой травы напомнил мне детство, в котором зеленели луга и паслись коровы. Люди косили траву на зиму, сушили ее, а затем собирали в огромные стога. Я обожала запах высушенного сена, особенно зимой, когда приносила его в теплый сарай, где блеяли овцы и мычали коровы. Они хрумкали его с таким удовольствием, словно не было ничего вкуснее на всем белом свете. И в этом была какая-то простота, некое вдохновение и красота, но простота вселенской гармонии, когда мир принадлежит лишь мне, а за его пределами находятся только зимний холод и бесконечный снег.
Это было странно, но именно воспоминания моего детства вдруг помогли мне обрести себя и вспомнить события последних лет, а затем понять, кто находится рядом со мною. Отец Дэниэля и милорда был таким же мокрым, как и я, но это было его единственным сходством с человеческим обликом. Я не видела его лица — оно полностью было закрыто черным капюшоном плаща, скрывающего всю фигуру целиком, но его рука, вцепившаяся в мое запястье, не была человеческой. По крайней мере, то, что держало меня, нельзя было назвать пальцами рук.
Я отчетливо видела, как разжались его пальцы или когти — не могу даже точно сказать, а затем сдавили мою грудь всей своей силой и другая рука, словно тень, вошла в мое тело и коснулась сердца. Я не могла закричать, потому что не хватило дыхания, но ощущения были такими, словно в сердце вложили кусок льда и сжали их вместе: сердце и лед. А затем тень ушла из моей груди и снова обрела плоть, но голос в голове или в ушах сказал с огромным сожалением:
— Я не могу достать его, Лиина…
Это было последнее, что я запомнила, ибо после слов я перестала видеть небо и чувствовать запах мертвых цветов. Когда я очнулась, я снова ощутила себя живой, а не тем бесчувственным мертвецом, что была. Меня закутали в теплое шерстяное одеяло и разожгли огонь в камине, который никогда не разжигали раньше. И мне было холодно, очень холодно, причем изнутри. Никогда раньше мне не было так холодно, о чем я тут же сообщила отцу Дэниэля, протягивающего к огню серебристый сосуд, в котором явно что-то закипало. Он обернулся ко мне, но я опять не увидела его лица.
Содержимое емкости перекочевало в стеклянный бокал, который протянули мне. Питье было горячим и очень вкусным. Я отхлебывала глоток за глотком и слушала правителя Маэленда:
— Ночные земли принадлежали мне всегда, Лиина. Я властен над жизнью и смертью всех его обитателей и нет никого, кто мог бы противостоять моей воле. Того, кто решился на это однажды, я лишил тела и загнал в озеро на долгие десятилетия. Но сейчас его душа поселилась в твоем теле и я не могу достать ее, не убив тебя…
Он вдруг прервался и издал странный гортанный звук, словно птичий клекот, и его пальцы-когти, едва видимые из-под плаща, резко сжались и снова разжались, готовые вцепиться мне в горло. Я поперхнулась и закашлялась, но страха почему-то не было.
— Я думал, что смогу… — Его слова прозвучали глухо, словно из-под земли.
Он задумался и довольно долго молчал, пока я не прервала его мысли вопросом, почему-то пришедшим на ум:
— До того, как встретиться с вами, я знала, что вы не совсем человек. Ваши сыновья не похожи на вас. Почему?
Его смех вдруг прозвучал совершенно по-человечески:
— Во мне намного больше человеческого, чем ты думаешь, Лиина, а вот в тебе я не уверен.
— Но я — человек…
— Нет! — Его голос хлестко ударил по мне, как мокрая плеть. — Ты перестала быть им, как только Король Орлов прикоснулся к тебе. Иначе Шэрджи не смог бы завладеть твоим телом!
— Он опасен? — Мне было просто любопытно.
— Только не для тебя, Лиина, но мне придется кое-что сделать…
Отец милорда приблизился ко мне и коснулся левой брови, оцарапав ее:
— Я подарю тебе кое-что взамен смерти. Это поможет справиться с тем, что поселилось в твоем сердце, но заберет частичку твоей души, твоей настоящей и подлинной сути. Возможно, это изменит судьбу, а может, ускорит твой конец, но об одном ты должна помнить — я подарил тебе жизнь, когда долг велел мне ее отнять…
Я даже не возмутилась, наверное, стала привыкать к тому, что кто-то постоянно влезает в мою собственную душу, вторгаясь в нее независимо от моих желаний. Так что отдать ее частичку уже ничего не стоило. Да и осталась ли во мне моя настоящая душа?
Я до сих пор не могу вспомнить, что он делал со мною. Его лицо — мое последнее воспоминание. Но даже черты его лица всплывают в памяти, как забытое сновидение. Я не знаю, было ли оно человеческим, и почему-то это мучает меня больше всего.
Он оставил меня на самой границе черного леса, и только одно существо последовало за мной — живой зверь, чьи оскаленные зубы на развевающихся флагах предупреждали о смерти любого непрошенного гостя, намеревающегося без разрешения проникнуть в замок правителя Маэленда. Не знаю, зачем отец Дэниэля послал его, но зверь догнал меня на дороге, и недовольно ворча, присоединился ко мне. И все же я искренне обрадовалась этому нелюдимому спутнику, хотя и не чувствовала с его стороны ни любви, ни привязанности. Грозное и совершенно независимое существо сопроводило меня до первого человеческого поселения, встретившегося на пути, и оставило меня по-английски, не оглянувшись, и не попрощавшись. Он явно не любил людей.
За спиною осталось шестнадцать дней пути пешком в условиях полного бездорожья, когда я наконец-то наткнулась на дорогу, почти заросшую сорняковой травой. Припасы постепенно закончились, и уже два дня мой желудок недовольно ворчал из-за отсутствия нормальной горячей еды, и потому я решилась пойти по дороге, предчувствуя в глубине души, что это не лучшая идея. Однако других не было, к тому же мой зверь так и не вернулся, покинув меня сразу же, как мы наткнулись на первые признаки жизни.
Дорога привела меня к поселению, вид которого приободрил меня и заставил ускорить шаг. Но приблизившись к окраине поселка, я поняла, что дома его пусты, а люди покинули их довольно давно. Ни звука, ни шороха, ни голосов не раздавалось в этом пустынном и мертвом месте. Никто не кричал, никто не шумел, не гомонил и не рычал, но следов разрушения или беспорядка не было. Ворота и дома были заперты, а окна наглухо заколочены, словно все жители покинули свои дома, но собирались вернуться.
В садах зрели фрукты и ягоды, часть их уже осыпалась, но убирать было некому. Справедливо рассудив, что голодный путник может полакомиться ими, я набрала целую куртку снэков, напоминающих по вкусу персики. Затем устроилась на веранде красивого маленького домика и с удовольствием съела их все. Через час ужасно захотелось мясной котлетки. Я уснула с мыслями о ней….
Пробуждение не было приятным. Да что там говорить, меня вырвали из сна самым варварским способом, смертельно напугав незнакомыми мне звуками. Я проснулась от ужаса, но не он был первопричиной. Ужас рождался от ощущения на себе взгляда иного существа, не являющегося человеком. Существо не злилось, не хотело напугать и даже не являлось источником ненависти, но его взгляд парализовал мою волю настолько, что я не могла открыть глаза и посмотреть на него. Все древние страхи перед ночными и потусторонними существами земли проснулись во мне вместе с моими инстинктами, мешая трезво мыслить. Я притворилась, что все еще сплю, а мой ночной