— Расскажи нам о Лалибеле, брат Дэй, — тут же попросил брат Уильям. — Несколько лет назад один монах рассказывал такие интересные истории о ваших краях, что я сгораю от нетерпения услышать что-либо ещё об этом монастыре и знаменитом аббате Хайле.
Дэю очень захотелось прикусить свой язык. К счастью, и отец настоятель также был наслышан кое о чём на эту тему.
— Не в Эфиопии ли находится Лалибела? — спросил он. — Это же родина кофе… А я всё думал, чего же нам не хватает для достойного завершения ужина, — хорошего кофе с молоком!
Тут же разгорелся спор о том, какой из рецептов приготовления кофе с молоком самый лучший.
Спорили, естественно, брат Уильям и аббат. Дэй отчаянно пытался остаться незамеченным.
Спор затих, только когда один из монахов водрузил наконец на стол дымящийся кофейник. Некоторое время царило молчание, нарушаемое только тихим причмокиванием или громкими похвалами в адрес повара. Кофе был великолепен!
Неожиданно в трапезную с порывом ветра влетел Ремиджо. Ключник что-то кричал во всё горло, но понадобилось прикрыть дверь, чтобы его услышать: вой ветра заглушал его слова.
— Нечестивый в монастыре!
Аббат побелел как полотно и резко выпрямился.
— Снова те следы? — спросил он, непрерывно крестясь.
Вся компания без промедления вскочила на ноги.
— Какие следы? — спросили в один голос Дэй и брат Уильям.
— Да-да, те самые! Пойдёмте! Посмотрим на них! — Для большей убедительности Ремиджо выпучил глаза и указал на дверь, но сам не двинулся с места.
— Что же ты? Веди нас! — приказал бывший инквизитор, вытаскивая факел из металлической подставки в стене.
Дэй последовал его примеру. Мало ли, всё-таки оружие…
Ключник с явным нежеланием повернулся к двери, открыл её и боязливо высунул нос наружу. Ему явно не хотелось покидать тёплое помещение.
— Ступай же! — прикрикнул на него аббат.
В результате отправились решительно все, трапезная опустела.
До места они добрались быстро, почти бегом. Уже совсем стемнело, все старые следы замело снегом, но от главных ворот монастыря тянулась странная асимметричная цепочка свежих следов, достигающих каменной настилки около церкви, после чего они терялись.
Дэй и брат Уильям, подняв факелы, склонились над следами. Правый след был человеческим, хотя и несколько размазанньш, а вот левый…
Адсон ахнул, аббат и Ремиджо перекрестились. В снегу виднелись ясные отпечатки большого раздвоенного копыта.
Брат Уильям медленно повернул голову от ворот к церкви, провожая взглядом направление следов. Затем посмотрел в сторону Дэя, кивнувшего ему в знак согласия.
— Мы войдём внутрь, — сообщил бенедиктинец монахам и зашагал к церкви.
Дэй последовал за ним.
— Тебе не страшно, брат Уильям? — спросил он, когда они остановились на пороге.
— Не более чем тебе, брат Дэй, — бросил тот через плечо. — Это следы человека, а не дьявола. Нечестивый не посмел бы войти в церковь.
После обжигающего ветра казалось, что внутри храма очень тепло. Несколько влажных пятен — каждое меньше предыдущего — уходили влево по краю стены и через несколько метров от входа исчезали. Инквизитор, не колеблясь, продолжал идти вперёд, пока не остановился перед маленьким алтарем. На полу справа виднелась целая лужица.
— Он не мог испариться, — отметил брат Уильям. — Здесь должна быть какая-то потайная дверь.
Они начали осматривать каменный плетень из человеческих костей и черепов, прикрывавший стену. Наконец Дэй кое-что заметил.
— Здесь всё в пыли, кроме глазниц вот этого черепа. Он просунул в них пальцы и нажал.
Камень подался, что-то щёлкнуло, и часть стены отодвинулась внутрь. Брат Уильям протянул руку над плечом Дэя и начал подталкивать стену. Перед ними появился узкий проход.
— Браво, брат Дэй! — В голосе церковного следователя звучало искреннее восхищение. — У тебя зоркий взгляд.
К облицованному грубо отёсанными камнями коридору, который наклонно уходил вниз, вели ступени. Отовсюду со стен струилась вода, сливавшаяся несколькими шагами ниже в настоящий ручей. Он быстро расширялся и заполнял туннель почти во всю его ширину. Следопыты двинулись по коридору один за другим, раскачивающейся утиной походкой, поскольку при каждом следующем шаге им приходилось всё шире расставлять ноги.
Неожиданно брат Уильям резко остановился, и Дэй едва не налетел на него. Продолжение коридора представляло собой сплошную бурлящую массу воды.
— Надо идти вправо, — проговорил бенедиктинец.
Дэй удивился:
— Моё почтение, брат Уильям. Неужели ты видишь следы под водой?
— Я их не вижу, просто справа отдаёт застоявшимся воздухом.
Чуть позже они достигли маленькой подземной камеры, в которой находились грубо сколоченные нары с наспех брошенной на них чёрной одеждой. Уильям, наклонившись, что-то поднял с земли. Это был грубый левый башмак, к подмётке которого было прикреплено коровье копыто.
— Кроту удалось ускользнуть из церкви до нашего прихода, — сказал бывший инквизитор. — Только вот забыл свою обувь — и это дорого ему обойдётся!
В его вкрадчивом голосе прозвучала такая недвусмысленная угроза, что Дэй испугался.
Келья, отведённая Дэю для ночлега, оказалась без ванной комнаты и туалета, однако ему было не привыкать к средневековым условиям. Он разделся и обтёрся влажным полотенцем, которое затем засунул вместе с сегодняшним бельём в мешок для грязной одежды. В этот миг в дверь постучали.
— Сейчас! — Дэй быстро напялил на себя пижаму и распахнул дверь, но тут же, спохватившись, осознал, что допустил оплошность, — ждущий на пороге молодой монах удивлённо уставился на его одеяние.
— От… от его преосвященства, — запинаясь, выговорил монах, протягивая поднос с кувшином и стеклянным бокалом. — Велел передать, что это особое вино для приятных сновидений. Монастырская амброзия — так и сказал.
Дэй с усилием подавил улыбку. Неужели аббату недостаточно чистой совести для обеспечения гостю приятных снов?
Однако когда Дэй попробовал вина, то решил, что его насмешка была незаслуженной. Ничего удивительного в том, что такое вино называли амброзией: его благоухание было божественным.
Сны Дэя, впрочем, были не столь приятными, а пробуждение — и того хуже.
Что-то болезненно упиралось в его спину, а нечто другое мешало повернуться, чтобы поудобнее устроиться. «Сколько же сучков на этих монастырских нарах!» — мелькнуло в его сознании спросонья. Но вместе с тем, надо признать, вчерашний кофе был прекрасен.
— Окати его! — надтреснуто прозвучал чей-то знакомый голос.
В следующее мгновение действительность вылилась на Дэя вместе с ведром ледяной воды. Он инстинктивно дёрнулся, пытаясь прикрыть лицо руками, однако его кисти лишь натянули шероховатую пеньковую верёвку. Верёвка ободрала привязанные к балке над головой руки. Дэй с опаской открыл глаза.
Над ним нависло ухмыляющееся до ушей лицо хромого Сальваторе. Вопреки улыбке его пугающий взгляд подсказывал, что ведро с водой вовсе не было дурацкой шуткой.
— Очнулся, — прокаркал Сальваторе, поворачивая голову в сторону.
Дэй, насколько это было возможно, проследил за его взглядом и справа от себя увидел свои вещи, разбросанные на грубом столе внушительных размеров. За столом стоял аббат, сосредоточенно закрывая и открывая кошачий язычок одного из потайных карманов костюма. Из-за окна за его спиной доносилось тревожное блеянье и мычание монастырских животных.
— А не растянуть ли ему кости? — произнёс Сальваторе, и верёвка болезненно впилась в кисти Дэя, сильно вытянув его руки кверху.
— Только посмей — и поменяешься с ним местами! — ледяным тоном промолвил настоятель. — Ты, кажется, забыл, что когда-то тоже лежал здесь.
Сальваторе сник, его голова медленно втянулась в плечи. Аббат отодвинул в сторону костюм и, многозначительно посмотрев на Дэя, добавил:
— Вначале попытаемся разговорить его по-хорошему.
Дэй осознал, что если он сейчас и молчит, то только потому, что онемел от ужаса. К тому же, несмотря на пробегавшие по каменным стенам красноватые отблески огня, в помещении было очень холодно, и зубы уже стучали от холода.
Но самое плохое заключалось в том, что он не мог двигаться. С трудом приподняв голову, Дэй взглянул на свои вытянутые ноги. Как и ожидалось, они тоже были привязаны верёвкой, другой конец которой был намотан на большой деревянный барабан с двумя крестовидными держателями, закреплёнными по сторонам. «Дыба, — подумал Дэй, и от этой мысли его прошиб пот. — Меня будут пытать».
В надежде на спасение он снова повернул голову направо. С благостного и добродушного лица аббата на него смотрели глаза безжалостного убийцы.
— Что это такое? — резко спросил аббат, подняв пустой ранец.
— Ранец, — несколько удивлённо ответил Дэй.
— А из чего он сделан? Лёгок как перышко, а крепок как… как… — И аббат изо всех сил задёргал ранец в разные стороны, пытаясь его разорвать.
— К-к-к… — Дэю удалось остановиться, перед тем как произнести «кевлар». — Кожа бегемота. Лалибельские женщины мнут, дубят и строгают кожу, пока она не станет тонкой, как пергамент.
Настоятель недоверчиво кивнул и, отбросив ранец на пол, поднял использованное накануне Дэем влажное полотенце.
— А это что?
— Вчера мне сообщили, что в монастыре нет тёплой воды для купания, а день был тяжёлым. Вот я и использовал полотенце, чтобы обтереться.
От этого простого объяснения аббат неожиданно разъярился не на шутку:
— Благочестивый христианин не купается каждый день!
Полотенце полетело вслед за ранцем, а святой отец поднёс к носу дезодорант. Лицо его искривила такая гримаса, что вопреки своему жалкому положению Дэй едва не прыснул со смеху.
— Скажешь, что это мыло?
— Не мыло, а аромат, который прикрывает телесные запахи, — спокойно объяснил Дэй. — Я прибыл из жаркой страны, где человек постоянно потеет.
— А может ли он прикрыть запах серы?
Дэй внутренне сжался, услышав обвинение, которое могло стоить ему жизни. Но пока он лихорадочно обдумывал подходящий ответ, внезапно появилось неожиданное подкрепление.