— Литушка-а, красавица-а! Блинки-то стынут! — прервала мои размышления бабушка Саломея.
Быстро одевшись, я затопала по ступенькам.
— Чё у нас на завтрак? Мм… Обожаю блинчики с повидлом… Бабуля, ты чудо! — сказала я и чмокнула разулыбавшуюся старушку.
Не успела доесть свой «скромный» завтрак, как в дверь настойчиво забарабанили.
Я выглянула в окошко. Опять царские снайперы. Ох, как они надоели! Ну и чего им в этот раз надобно?
Разговор был недолгим. Оказывается, Потрох уже который день не спит. Манька-преследка замучила. Войны ему мерещатся везде. Гневается. Утопиться грозится, а перед тем всех придворных на колы пересажать.
Короче, срочно надо ехать на государев двор, в царёв терем.
А я-то тут каким боком? Это не мой профиль — психически хворых убалтывать. Но ехать всё равно придётся.
Быстро попрощавшись с Каргой, я уселась в повозку и покатила к царю.
На Потроха было жалко смотреть.
Глаза у него слипались, бородка узлами закрутилась. И весь вид у батьки был какой-то жалкий, замученный. В общем, совсем не царский.
— Ага, явилась — не запылилась! — грозно прикрикнул государь-надёжа. — Где тебя только черти носют, пока я самолично изменников выслеживал?!
Царь у нас ва-аще на этом деле помешанный. Пунктик у него такой. Везде врагов царства выискивает.
— Ближе к делу, ваше величество, — холодно прервала я его словоизлияния.
— Ну чего ты энто злая-то такая? — пошёл на попятную повелитель. — Злой будешь — на кол посадить велю.
— К делу. Я не люблю повторять.
Вообще-то батька, как ни странно, у меня по струнке ходит. Это он сегодня в ударе почему-то.
— Ну, милая, к делу так к делу, — покладисто согласился царь, уселся на трон и, сурово тыча скипетром в мою девичью грудь, изрёк: — Изволь-ка мне петушка золотого доставить. Он, сказывают, всех супостатов за версту чует.
— Чего-о? Ну вы, величество, блин, даёте! Петушка ему подавай, видите ли! Где я вам его найду? Это ж сказки. Его ж Александр Сергеевич Пушкин выдумал!
— Ну-ну! — погрозил владыка. — Ты потише. Поумерь-ка пыл свой боевой. Какого-то Пушкина приплела. Я царь или не царь? Значится, так: привезёшь кура — повышу тебе жалованье в два раза. Не привезёшь — пеняй на себя. — Потрох развел руками.
Разговор о деньгах меня немного успокоил. Наличность — это всегда приятно.
— Откуда вы хоть про него узнали? — поинтересовалась я.
— Дак это, старец седой явился мне во сне. Настроил гусельки яровчатые и забренчал песенку. Складненькую такую. Есть-де у Шемаханской царицы петушок золотой. От деда моего двоюродного достался. Так что кур этот — наше семейное достояние. Надо бы вернуть.
— И где же я найду эту особу царских кровей? — скептически протянула я.
— В лесу, возле Ольшина. Лагерь у ней там. Мне мои снайперы донесли.
— Отчего ж их и не пошлете?
— Не доверяю я им, — нахмурился царь. — Бездельники окаянные. Гусударственное дело как пить дать завалят. — Когда едешь? — осведомился он деловито.
Что ты с ним поделаешь. Придёт в голову какая блажь — колом её оттуда не выбьешь. Придётся-таки ехать свет за очи, искать эту царицу «кавказской национальности». И как я у неё ещё этого петуха экспроприировать буду?
Словом, сошлись мы на том, что через три часа, собравшись и прихватив с собой Каргуню с Мурзяем (это бабкин чёрный кот-оборотень, каждое полнолуние превращающийся в тупого громилу), я буду ждать царских снайперов с каретой и шестёркой лошадей.
Карга, конечно, была против и ехать отказалась наотрез. Меня, красну девицу, тоже не пускала. Но я отпросилась «на пару дней» и, взяв за шкирку Мурзяя, стартовала в Ольшино.
Ольшино. Что оно, собственно, собой представляет? Да ничего примечательного. Обыкновенная маленькая и запущенная деревенька. Вот, правда, лес там очень красивый. Но мало ль у нас в округе живописных местечек. И чем именно это приглянулось Шемаханке?
Да-а… Шатер у царицы обалденный. Раза в полтора будет повыше царского терема. Огромный, словно шапито, он раскинулся на кисельном берегу молочной реки (я нарочно проверила — всё чистая правда: и молоко, и кисель всамделишные). В этом шатре слились все цвета радуги. Будто золотом вышитая надпись «Шемаханская царица: бюро торговли. Холодильники, телефоны, коты-баюны, жар-птицы» украшала вход.
Ни фига себе, подумала я. Откуда здесь холодильники и телефоны, в сказочной-то реальности?
Ну и ну, понеслась вдогонку первой другая мысль. Никогда бы не подумала, что венценосная особа снизойдёт до торговли.
«Ты совер-ршенно пр-рава, юная хозяйка, — вклинился в моё сознание мурлыкающий голос Мурзика. Он у нас в обыкновенные, неполнолунные циклы не может говорить по-человечески, а только телепатирует. — Интер-ресно, а где это сама цар-рица?»
— Пойдём поищем, — предложила я.
— Позолоти ручку, красавица! — донеслось откуда-то со стороны.
— Ой, кто вы? — Я инстинктивно приняла боевую стойку каратека.
Пред мои ясны очи предстала дама цыганской наружности. Только одета она была не в пример нашим городским гадалкам. Коротенькое зелёное платьице великолепно гармонировало с её изумрудными глазами и смоляными, до самой земли волосами, заплетёнными в пять или шесть косичек-дредов. Прекрасное, отнюдь не поддельное колье из зелёных же камешков украшало её лебединую шею.
— Меня зовут Эсмеральда, хотя чаще называют Шемаханской царицей, — очаровательно улыбнулась она.
— Ужель та самая…
Тьфу, с языка чуть не сорвалось: «Татьяна». А что? Обе ведь персонажи Александра Сергеевича.
— Не сомневайся. А вы, собственно, кто будете, страннички? — нахмурила соболиные брови царица. — И зачем ко мне припожаловали?
— Кхе-кхе, — прочистила я горло. — Разрешите представиться. Аэлита Левашова. Нахожусь на службе у царя нашего Потроха. По его поручению и прибыла. А это Мурзик. — Котик ненавидит, когда я его так называю; обожаю мучить четвероногих.
— Мурзик… Чудесное имечко… — нежно пропела Эсмеральда, и у киски сразу посоловели глаза. — Так чего же вам надобно, перехожие?
— Нам нужен золотой петушок, — бухнула я без экивоков.
А чего, спрашивается, резину тянуть?
— Ха-ха-ха! — звонко засмеялась Эсмеральда. — Ха-ха! Надо же было такое придумать!
Странная она какая-то. Чего смешного нашла в обыкновенной просьбе? Смех без причины, как известно, явный признак… Хм-хм.
— А в чём дело? — поинтересовалась я.
— Милая Лита… Вы не обидитесь, если я вас так буду называть? Я ведь всё-таки старше вас… немного.
— Что вы! Неужели? — польстила я царице. — Великолепно вьплядите.
Парочка комплиментов всегда помогает налаживанию хороших отношений.
— Большое спасибо. Но ближе к теме. Лита, неужели вы ничего не знаете о петушке? Да ведь это давняя история. О ней ещё в газетах писали. Он же умер, золотой наш. С горя и скончался. Всю жизнь каялся в том, что по молодости и глупости шлёпнул царя Дадона. Уже лет пять, как его нет с нами, — обронила слезу царица.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Сколько раз я говорила Потроху, что экономить на подписной кампании нельзя. Так нет же: «Казна не вынесет! Тратить гусударственные деньги на листки ненужной бумаги, с которой даже в сортир не сходишь…» Мракобес! Ретроград! Вот что значит не иметь доступа к международной информации. Сидела бы я сейчас преспокойненько дома, пила бы чай с ватрушками…
— Что же мне теперь делать? — Я растерянно уставилась на Шемаханку.
— Ну с этим проблем не будет, — успокоила меня царица. — Насколько я помню, Потрох никогда не отличался особым умом. Я могу продать вам петушка-на-посошок. У меня, кажется, есть один золотисто-рыжего цвета. И характер у него соответствующий. Должен подойти.
— Петушок-на-что? — переспросила я.
— На-посошок. Я их держу на продажу. Знали бы вы, какие из них замечательные закуски выходят. Окорочка — одно объедение; У меня этих куриц — тьма! Иногда даже возникает мысль, а не наладить ли экспорт петушиных окорочков за границу. Дело может оказаться весьма прибыльным.
Мне почему-то припомнились наши рынки, заваленные унылыми «окорочками Буша». Так вот кому мы обязаны этим видом импорта!
Мы погуляли ещё немного по лагерю царицы, попили шербета, заедая его пахлавой и рахат-лукумом. Эсмеральда оказалась классной девчонкой. Представляете, она мне просто подарила петуха! В конце концов Шемаханка даже решила отправиться с нами к Потроху. Видите ли, соскучилась, давненько не видела.
Наверняка батька не заметит обмана, тем более в присутствии Эсмеральды.
Когда мы сидели в карете, я всё же решилась задать вопрос, который уже давно не давал мне покоя:
— Эсми, у тебя на вывеске написано: «Холодильники и телефоны». Что это значит?
— Ты что, не знаешь, что такое холодильник? — поразилась царица. — Ведь это такая каменная коробка, которая не пропускает солнечных лучей. Телефон — ещё проще: два полых куска белого мрамора, соединённые бамбуковой трубкой или, на худой конец, камышом. Говоришь в один — слышишь из другого.
Да! Техника на заре цивилизации. А я-то наивно думала, что первые бытовые приборы появились гораздо позже.
Потрох, как я и предполагала, даже не усомнился в подлинности петушка. Да и не до того ему было. Он вовсю приударял за Эсмеральдой. Даже предложение ей сделал. Царица обещала подумать.
В этот раз всё закончилось хорошо. Разве что бедного Мурзяя Карга целую неделю отпаивала отворотным зельем.
Вот она — женская магия!
НАТАЛЬЯ ТАТАРИНЦЕВА
Не родись психологом…
В одном из провинциальных городков, чьё название можно различить на карте только с помощью мощной лупы, и то пришлось бы долго всматриваться, наступила ночь. Собственно, это событие никак не может считаться из ряда вон выходящим хотя бы потому, что оно случается постоянно на протяжении бессчетного количества лет. Но эта ночь могла похвастаться оригинальностью — сегодня падали звёзды…