– Разойдись!
– Падает!
– Берегись!
– Какой кошмар!
– Наш колодец раздавили!
– Ни одной ёлочной игрушки не осталось! Всё перебито!
– Я вся в синяках!
– Где этот чёртов кот?
Где-где. На полу, разумеется. Расплющенный и помятый, но всё ещё в роли феи. А выдали меня уши. У рождественских фей не бывает таких треугольных, острых, мохнатых ушей.
Вот вам и объяснение, почему я провёл остаток этого дня и весь следующий в гараже. Только на ночь разрешили мне вернуться в комнату Элли, а потом опять заключили в тюрьму до тех пор, пока все гости не разъедутся и праздник не закончится.
Да я и не против. По-моему, я сравнительно легко отделался, учитывая, что мистер Сдадим-Таффи-В-Приют до сих пор выметает из ковра осколки ёлочных игрушек и намывает посуду. Лопнувшие резиновые шары – вещь исключительно удобная для неги и валяния. А-а, глядите-ка, мотылёк вернулся, так что и поиграть есть с кем. Да, определённо, здесь гораздо лучше, чем в доме.
Однако я не стану в нетерпении считать дни до следующего 25 декабря. Помните, какой вопрос вы мне задали в начале? «Дорогой наш Таффи, почему тебе так не понравилось Рождество?»
Что ж, теперь вы знаете, правда?
Кот-убийца влюбляется
Сю-сю-сю
Ладно. Признаю. Никто не даст мне приз «Самый терпеливый кот на свете». Но послушайте, вас бы так доставали, как меня! Я лежу себе на кровати, подрёмываю, никого не трогаю, и тут врывается Элли.
– Ой, Таффи! Таффи! – повалилась рядом и давай мне живот щекотать. – Как же я тебя люблю, Таффи. Люблю твою мягонькую шёрстку, люблю твои ушки-завитушки, люблю твои лапки-царапки, люблю…
И пошло-поехало. Лалы-лалы-лалы. Люблю то, люблю сё.
Хотя с утра вы могли бы стать свидетелем совершенно обратного. Посудите сами. Лежу я, значит, на крыше гаража, растянувшись вдоль водостока, чтобы вредина-грачиха, что прыгала по живой изгороди, не могла меня заметить. Я провёл там много часов, пока эта подмигивающая (сущая ведьма!), утыканная перьями особа перестала обращать на меня внимание. Не подумайте, что мне там было удобно. Папа Элли (мистер Отложу-Ка-Я-Это-Дело-До-Следующих-Выходных) содержит водосток в чудовищном состоянии. Он забит ветками, гнилыми каштанами и покрыт колючей ржавчиной.
Я приготовился совершить наскок. Нет, ну сами посудите! Я ждал всё время, пока мама Элли проветрит дом после сгоревших тостов и уйдёт с крыльца. Я ждал, пока соседка развесит постиранные простыни. Я даже подождал, пока по трубам стечёт вся вода: Элли принимала утренний душ.
Я почти досчитал: «Пять… четыре… три… два…»
И тут распахивается окно ванной комнаты.
– Таф-ф-ф-ф-фи-и-и-и! Нет! Не смей, Таффи! Брысь!
Я повернул голову, чтобы сказать Элли взглядом: «Ну спасибочки, удружила. Живи своей жизнью, а мою оставь мне!»
Тут ведьма-грачиха перелетела с изгороди на дерево и каркнула на меня. (Ой, ладно. Ладно. Грачи не каркают. Но на щебет это было ещё меньше похоже.)
И я сдался.
И началось. Прямо программа «Свидетели преступления», ни дать ни взять. Элли выскочила в сад в ночной рубашке. Ей бы в руки рулон жёлтой полицейской ленты с надписью: «ПОЛИЦИЯ – МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ – НЕ ЗАСТУПАТЬ ЗА ЛЕНТУ», чтобы обмотать живую изгородь.
Она позвала:
– Таффи! А ну пойди сюда! Сейчас же спускайся, негодник!
Ха! – два раза. Как мне страшно.
Я спрыгнул с крыши гаража и потопал по Акация-авеню искать своих дружбанов.
Но потом-то всё равно пришлось вернуться. (Вообще-то я начал подмерзать. К тому же Белла с Тигром играли в «Ударь полёвку»[1] во дворе Пушкинса. Пробыл я там недолго, потому что меня ужасно раздражает звук, который мышь издаёт, когда по ней попадаешь.)
Мама Элли меня дожидалась. Стоило мне войти в дверь, она меня – хвать!
– Кто у нас плохой, плохой котик? – заворковала она, почёсывая мне шею. – Кто пытался обидеть бедную птичку-невеличку в мамочкином саду? Кто постарается измениться, не то мамочка больше не будет любить его? Нет! Не будет!
Опять же – ха! Перепугался прям не на шутку. Откровеннейшее лицемерие – вот что больше всего меня достаёт. Зачем заводить кота, если на самом деле тебе нужно мягкое желеобразное существо, которое не выходит на улицу и никакой личной жизни не ведёт?
Так заведите себе пуховую подушку вместо домашнего животного!
Полюбите без памяти кресло!
Сами понимаете, когда я после этого поднялся наверх и Элли завела бодягу о том, как обожает мои лапки и усики, я был не в настроении!
Если любите, так любите во мне всё. Вот что я вам скажу.
Любовь – это для неудачников
Ну ладно, ладно. Так обмажьте меня вареньем и швырните осам. Да, я был несколько грубоват.
Я всего лишь высказал Тигру и Снежинке то, что думаю.
– Любовь! Меня от одного этого слова тошнит. Любовь – бодяга для неудачников.
Снежинка склонила набок голову и захлопала на меня глазами.
– Ох, Таффи! Ну зачем ты так? Все знают, что благодаря любви земля вертится.
– Они ошибаются, – заявил я и пояснил: – Земля вертится по той простой причине, что, когда она отломилась от Солнца, её здорово закрутило. И поскольку в космосе ничто не может замедлить это вращение, она с тех пор и крутится. Шурует себе по кругу, и всё. И будет крутиться вечно. Почти.
– Спасибо тебе огромное за лекцию! – обиделась Снежинка и побрела прочь.
Я повернулся к Тигру.
– Ой, – сказал я, дуя на лапу. – Горячая штучка.
Тигр пожал плечами.
– Это оттого что она влюбилась.
– Порежьте меня на кусочки и посыпьте луком! – я был поражён. – Наша Снежинка влюбилась? В кого?
– В Джаспера.
Я вытаращился на него.
– Джаспера? Того дикаря-задиру, что ошивается в тупике Хаггета? Не может быть!
– Серьёзно.
– Правда? Как она могла втюриться в этого шестипалого мужлана?
– Говорит, у него крутой стиль.
– Стиль? – поперхнулся я. – Да, тот ещё стилек. У меня даже есть для него название – «тошнотный»!
Тигр глянул через плечо – убедиться, что Снежинка вне зоны слышимости.
– Она говорит, что Джаспер клёвый.
– Клёвый? Это без глаза-то? И с драным ухом? И с проплешинами?
– Снежинка говорит, проплешины зарастут.
– Но глаз-то не вырастет новый.
– Да уж, и ухо.
– Разве что шерсть.
– И то ненадолго, до следующей драки.
Тигр печально кивнул.
– Кому как не нам с тобой это знать, друг Таффи: некоторым девушкам даже нравится грубоватое отношение.
– Этот Джаспер не просто «грубоватый», – говорю. – Этот Джаспер – конченый бандюга. Этого Джаспера надо держать под замком. Этому Джасперу…
– Тш-ш-ш!
Тигр лапой указал мне за спину.
Я обернулся, холодея.
Упс!
– Привет, Джаспер, – поспешно сказал я. – Как делишки? Всё нормалёк в тупике Хаггета?
Он и усом не шевельнул в ответ. Только плюнул через плечо, проходя мимо.
– Видишь? – продолжал я, когда мы отошли на безопасное расстояние. – Совершенно невоспитанный головорез. Поверить не могу, что Снежинка в него втрескалась.
Тигр запрыгнул на стену.
– Дело твоё. Мне не веришь – сам у неё спроси.
Алло! Земля вызывает Снежинку!
Позже в этот день я снова увидел Снежинку на стене. Вроде она была не сильно занята. Вам интересно, как я это понял? Или вы считаете, что коты вообще весь день сидят сиднем и ничего не делают? Что ж, признаю, мы не такие тупые и буйные, как собаки.
Изобразить вам собаку?
«Ух ты, отлично! Они проснулись! Обожаю! Чудесно! Он выпускает меня в сад. Обожаю. О, шикарно! Завтрак. Обожаю. Волшебно! Мы садимся в машину! Обожаю! Замечательно! Парк! Обожаю! Как я рад! Прогулка! Обожаю! О, это „фас“! Мне бросили мячик! Обожаю! О, супер! Меня зовут. Обожаю. О, счастливый день! Мы снова в машине. Обожаю. Ах, прелесть какая! Снова дома! Обожаю. Роскошно! Меня погладили! Обожаю. Ой, чудо! Со стола упала вкусняшка. Обожаю!»
Продолжать? Я могу так весь день.
Да, мы, коты, по сравнению с собаками много сидим на одном месте. Но у Снежинки был до того странный взгляд! Мечтательный, я бы сказал. Томный. Из далёкого далека.
Я подсел к ней.
– Значит, – говорю, – это правда, что Тигр сказал? Про вас с Джаспером?
Сами знаете, коты не краснеют. (Может, и краснеют, но под шерстью не видать.) Но могу поклясться на миллион рыбных обедов, что, если бы коты краснели, она бы сейчас напоминала спелый помидор.
– Ох, Таффи! – пробурчала она. – Попробуй за меня порадоваться.
Я вытаращился на неё. (Ладно, томите меня в черносливовом морсе на медленном огне. Таращиться невежливо. Но я был поражён.)
– Почему?
– Потому что я влюблена. Потому что звёзды светят ярче, и всё в мире сияет нездешней красотой.
– Кроме Джаспера.
– А что не так с Джаспером? – подозрительно сощурилась Снежинка.
– Эй! Приём! Земля вызывает Снежинку. Что не так с Джаспером? Кроме того, что он одноглаз, с порванным ухом и асоциальным поведением?
– Со мной он вежлив, – сказала она.
– Может, с тобой и вежлив. А на меня только что плюнул. Безо всякой причины.
– Думаю, когда ты узнаешь его получше, он тебе понравится.
– Может, и так, – говорю. – А может, и нет.
(Я бы поставил на «нет». Но Снежинке этого не стал говорить. Правильно же?)
С самым невинным видом я спросил:
– Снежинка, а что именно тебя в нём так привлекает?
Она мурлыкнула:
– Он смелый и сильный.
– Что правда, то правда, – согласился я. – Джаспер далеко не хиляк. Мы все оценили, как ловко он убил ту гигантскую крысу, что как пушечное ядро выскочила из канализационного отверстия у дома Тэннеров. Я знаю, в драке он никогда не проигрывает. Я знаю, что он единственный кот в округе, кто может открыть с помощью рычага крышку мусорного бака у дома миссис Николас. Могу побиться об заклад, что ни одна пичуга не осмелится вить гнездо меньше чем в миле от тех мест, где Джаспер ошивается по ночам. Он, возможно, ест камни на завтрак. – Я развёл лапами. – Но как, скажите на милость, в него можно влюбиться?