– Да, – поддержала его мать. – И характером поприятней, и вреда чтоб от неё поменьше было.
– Может, котёнка, – сказал папа.
– Похожего на Пушинку, – с надеждой поддержала мама.
– А как же Таффи? – сказала Элли сквозь слёзы. – Что с ним будет?
– Нууу, знаешь, как с котами, – сказал Мистер Добьюсь-Во-Что-Бы-То-Ни-Стало. – Это же не собаки, которые будут любить хозяина до смерти. Дай коту тепло и удобства плюс приличную кормёжку, и он будет счастлив где угодно. А в мире полно других мест, куда Таффи может пойти.
Я заглянул в щель и увидел, как мать Элли качает головой, глядя на выдранные нити из спинки дивана, где я пристроился точить когти, дабы не затупились.
– Да, – согласилась она, – есть дома, гораздо более подходящие для него, чем наш.
– Верно, – сказал папа. – Мы подыщем ему другой дом, где он будет наверняка счастлив.
Настал момент, когда Элли обычно бросается лицом вниз на диван с рыданиями и всхлипами и грозится убежать из дому, если они меня прогонят. Момент, когда она должна закричать: «Если вы не любите Таффи, значит, не любите и меня!»
Но она молчала.
Долго молчала, очень долго.
Дольше, чем когда-либо.
Я снова глянул в щель – и не поверил собственным глазам! Элли вытерла слёзы и смотрела с надеждой.
– Правда? – уточнила она. – Другой дом, где Таффи будет наверняка счастлив?
– Точно, – сказал Мистер Всё-Равно-Мне-Никогда-Не-Нравился-Этот-Кот.
– А мне можно будет завести другое домашнее животное? Красивого котёночка, навроде Пушинки?
– Конечно, можно.
Сказать вам, что я тогда сделал? Сел за дверью и принялся ждать. Но не просто ждать. Я считал. Один, два, три, четыре…
Знаете, сколько я насчитал до тех пор, пока Элли снова заплакала и стала упрашивать оставить меня?
Одиннадцать секунд! Можете поверить? Целых одиннадцать секунд прошло, прежде чем это вероломное дитя наконец вспомнило о Таффи – её чудесном, любимом Таффи. Таффи, которого она собирается в четверг представить на школьном вечере «Мой замечательный домашний любимец». Таффи, которого она «так любит и всегда будет любить – вечно-превечно».
Одиннадцать гигантских, длиннющих секунд!
Вот нахалка!
Хоть одна причина, чтобы остаться
Тем вечером я сказал своим дружбанам:
– Я собрался сбежать.
Они уставились на меня в шоке.
– Сбежать? Почему?
– Потому что нет мне счастья в этом доме.
– А что такое с твоим домом? – спросил Тигр. – Там же, кажись, тепло.
– И вполне себе удобно, – сказала Белла.
– Да удобно, вполне себе, – с неохотой признал я.
Снежинка добавила:
– И кормёжка у тебя там более чем достойная.
– Да, кормёжка что надо, – говорю, – иначе я бы там не задержался. Но придумайте мне хоть одну уважительную причину, почему я должен там оставаться.
Глава о грустном прощании
– Кроме того, что там тепло, удобно и хорошо кормят?
– Да, – кивнул я. – Кроме этого.
Все трое надолго задумались. Но ни одной причины (кроме того факта, что там тепло, удобно и хорошо кормят) не нашли.
– Ну вот, видите, – сказал я победоносно. – Не ломайте мозги, всё равно не придумаете. Так что мне ничего не остаётся, кроме как бежать.
Я прошёлся по дому, сердечно прощаясь с любимыми вещами.
– Прощай, дорогое Комнатное Растение. Надеюсь, тебе будет не хватать моего рытья в твоей земле, когда на улице слишком холодно и мокро, чтобы выходить из дому по делам. – Я смахнул слезу. – Мне тоже будет тебя не хватать.
Я заглянул в кухню.
– Адью, моя дорогая Сковорода, – вздохнул я. – Сколько раз я вылизывал с тебя остатки жареного бекона, когда поблизости никого не было! Сколько лет были друзьями, Сковородка-Сковородочка. Но всему приходит конец.
Я поднялся на второй этаж.
– Время расставаться, – сказал я Будильнику. – Сколько раз я прокрадывался сюда при свете луны, когда Мистер Я-Не-Должен-Опаздывать аккуратно заведёт тебя на семь утра. Сколько раз, невзирая на его раскатистый храп, мужественно вспрыгивал на тумбочку и беззвучной лапой нажимал кнопку ВЫКЛ. И как мы оба ликовали, слыша его отчаянный, панический визг, когда он обнаруживал, что проспал. О, я буду скучать по тебе, Будильник.
Я переместился под кровать Мистера Я-Не-Храплю-Просто-Тяжело-Дышу.
– Прощайте, Тапочки. Если бы я мог проронить слезу за каждую мёртвую мышь, уложенную в вас, чтобы напугать Мистера О-Мой-Бог-Что-Тут-Такое, я наплакал бы реку, прощаясь с вами. Прошу вас, не страдайте от тоски и одиночества без моих маленьких даров. Прощайте! Прощайте!
Я спустился в гостиную к Пианино.
– Адьос, мой музыкальный друг! Не ходить мне больше по твоим клавишам, заставляя тебя плимкать и плямкать и сводя с ума домашних. Наши счастливые минуты позади. Ухожу странствовать, и – увы! – никогда не закончить мне произведение под названием «Фортепианный концерт для четырёх лап Таффи».
Я подумал, было бы неплохо уйти под такие прелестные звуки, которые так и звенели у меня в ушах, и прошёлся туда-сюда по клавишам. (Мне нравится наступать на чёрные. Звук получается более плим-плямистый. Всякий раз, как лапа у меня соскакивала на белую, я старался подпрыгнуть.)
– Что за какофония?
Упс! Мистер Ничуть-Не-Музыкальный сунул голову в дверь.
– Ты!? А ну брысь с пианино!
Скинул меня. Ненавижу это. Я перевернулся в полёте и оцарапал его, сильно.
– А-а-а-ай!
Он смотрел на меня пылающим взглядом, я таким же смотрел на него.
Вот домашнее существо, с которым я не стану сердечно прощаться.
Ну так отшлёпайте меня
Ну так отшлёпайте меня по маленькой пушистой попке, я не попрощался с Элли. Нет, я хотел. За тем и поднялся наверх, в её спальню. За тем и прыгнул к ней на плечо и замурлыкал в ухо.
И тут я увидел, что она рассматривала на экране компьютера.
Котята!
Забавные пушистики. Сладенькие мявкалки с огромными луполками. Не поверите, какие им дают имена. Сладкий-Пирожок. Бинти-Минти. Панси-Ванси. Присси-Мисси. (Пардон, что-то мне поплохело.)
Элли остановилась на фотографии с котёнком по имени Титания. (Я вас умоляю! Титания! Кошка!)
– Смотри, Таффи. Правда, миленькая?
Иногда, знаете, я не жалею о том, что не наделён способностью разговаривать. Поскольку если б умел, непременно выдал бы юной Элли всё, что думаю по поводу идиотских, безмозглых пуховых шариков, которые не могут ни помыться сами, ни поймать какое-нибудь уснувшее крепким полуденным сном в гнезде существо. Да что там, некоторые на десятый день жизни не в состоянии найти дорогу к лотку.
Хорошо, что я не говорящий. В противном случае, боюсь, последние слова, которыми я обменялся бы с Элли, прозвучали бы не слишком любезно.
В общем, так я и не попрощался.
Мёртвые мыши и птицы? Фу!
На стене ждала вся честная компания.
– Ну, – нетерпеливо спросила Белла, – ты таки удрал?
– Да, – гордо говорю я. – Раз мне не рады, уйду прочь.
Но тревожные вопросы продолжали поступать.
– Но послушай, Таффи, если никто не наполнит твою миску, что ты будешь есть?
Я подумал, подумал, и наконец выдал ответ:
– Я кот, и если не найду ничего другого, то всегда остаётся старый, надёжный традиционный способ.
Они не поняли.
– Мёртвые мыши и птицы, – подсказал я.
По-моему, никогда ещё я не видел на этих трёх мордах такой степени отвращения.
– Мёртвые мыши и птицы? Фу!
– Шутишь?
– В смысле, содрать с них все эти волосы, мех, перья и прочее и по-настоящему съесть?
– Мерзость!
– Страшно подумать!
– Фильм ужасов!
– Нездоровые идеи! Ты что, с катушек спрыгнул?
– Слушайте, – сказал я. – Мёртвые мыши и птицы – это пища, которой раньше питались коты.
Это их не убедило.
– Ага. В каменном веке!
– До того как изобрели кошачьи консервы.
– Миллион лет назад.
– Не будьте такими слюнтяями, – поморщился я. – Помню, мне маман рассказывала, что мой прадед был знаменитым мышеловом.
– Спорим, он не ел тех, кого ловил.
– Спорим, ел, – напирал я.
Тигр не сдавался.
– Не поверю. Его бы стошнило.
– Меня бы стошнило от одного вида, – добавила Снежинка.
Не было у меня времени на споры. Темнело. Я попросил Беллу и Снежинку покрепче держать мой ошейник, пока от него освобождался. Потом сказал:
– Ну что ж, прощайте, друзья! Ухожу искать счастья. Пожелайте удачи!
Они проводили меня до конца стены. Тигр помахал лапой:
– Не забывай нас, Таффи!
– Да, не забывай нас! И мы тебя не забудем.
– Не забудем.
Таффи – уличный музыкант
Лучше всего отправиться туда, где меня никто не знает. Не хочется, чтобы на меня сверху вниз пялились доставучие люди.
– Не тот ли ты кот с Акация-авеню, что выкопал все мои петунии? Верну-ка я тебя хозяевам.
Поэтому я углубился в город дальше, чем обычно захаживаю. Движение было оживлённое. Множество народу стояли на автобусных остановках или торопливо шагали по улицам. Я слонялся туда-сюда, пока не услышал, как за углом кто-то играет на губной гармошке. Эта мелодия мне нравится.
Остановился послушать. Игравший запел:
Худеньки и мелки
Рыбки на тарелке.
Вкусняки-няки-няки!
Мы – рыбные маньяки.
От мысли о еде у меня заурчало в брюхе. Я повернул за угол. У стены стоял молодой человек. Он положил на асфальт бумажную тарелку, а прохожие ставили на землю свои кошёлки с покупками и лезли в карманы за мелочью.
Уличный певец!
Ему довольно много монет накидали. Каждые несколько минут он собирал их с тарелки и клал в карман. И снова пел.
И я так могу! Буду петь, может, кто-нибудь откроет пакет да и кинет мне кусок-другой курочки или копчёного лосося.
М-м-м-м. Вкусняки-няки-няки!
Я прошёл дальше, завернул за другой угол и нашёл себе местечко у стены, а для подношений, которые, как я ожидал, скоро посыпятся на меня, вытащил из мусорного бака совсем чистую пластиковую тарелку.