арой и страшной?
Почему мы храним верность школьным друзьям?
Вот моему мужу не нужен сайт, чтобы найти школьных друзей. Он их никогда и не терял. Меня с ними познакомил. И никак не мог понять, почему некоторых из них я не полюбила всем сердцем. Да потому что они не мои одноклассники, а его.
Вот, например, его школьный друг – Вова Кузин. Они не только в одном классе учились, но и в одном доме жили. Вова так в том доме и живет. И как играл в баскетбол после обеда, так и играет. Вове уже за сорок. Он не женат, детей нет, последнее место работы – в металлоремонте. Но дело даже не в металлоремонте, а в том, что Вова этот хам, сплетник и попрошайка. Он звонит и говорит так, как будто еще не вышел из пубертатного возраста, а я не жена, а родительница: «Здрасьте, а Андрея можно? Это Вова». Какой Вова? Это мой муж узнает его по голосу, но я же не должна!
– Какой Вова? – как-то спросила я.
– Из двадцать первого дома, – ответил он.
– А «пожалуйста» можно сказать? – вошла в роль я.
– Пожалуйста, – повторил Вова.
– Только недолго. Андрюше еще работать надо. – Я хотела сказать «делать уроки», но вовремя опомнилась.
– Хорошо, – пообещал Вова.
– Ну что у тебя с ним общего? – взорвалась однажды я.
– Понимаешь, – ответил муж, – он математику в школе за меня делал. И списывать давал.
Вот из-за этой школьной благодарности я должна терпеть Вову?
– Лучше нужно было учиться! – сказала я мужу.
14 ноябряТуалетное привидение и тупой принц
Ну вот, дожили. А я все гадала, когда придет время школьных страшилок?
– А знаешь, что находится за той дверью? – спросил таинственно Вася за обедом.
– За какой дверью?
– Которая закрыта. Ну там, где наш класс, слева, нет, справа.
– Что?
– Учительский туалет! – Вася в ужасе вытаращил глаза.
– И что?
– Нам туда нельзя заходить.
– Правильно. У вас есть свой туалет.
– А мы с Антоном и Димой видели, что там.
– И что?
– Привидение!
– И какое оно?
– Черное.
– Привидения вроде белые…
– А это туалетное, черное. Его же не видно. Поэтому оно черное. А Настя сказала, что в туалете для девочек тоже привидение есть.
– Надеюсь, туда вы не заглядывали?
– Нет, мы Настю отправили смотреть. Она же девочка, ей можно.
– И что?
– Настя не пошла. Сказала, что боится. Девочки они все трусы.
– Трусы, тьфу, трусихи.
– Ну да. Но Настя сказала, что точно есть. Оно за шваброй прячется и ведром гремит.
– Может, это уборщица ведром гремит?
– Хм, интересно.
– Что еще новенького, помимо туалетного привидения?
– Мы к директору ходили.
– Зачем?
– Чтобы нас наказали.
– За привидение?
– Нет, за выключатель.
– А что вы сделали с выключателем?
– Да ничего интересного. Антон с Димой подрались, кто первый включит свет в раздевалке. Их учительница увидела и наказала – они теперь будут на переменах за партами сидеть целую неделю. Ну вот. А они подрались за партами. И учительница их к директору отправила.
– А ты тут при чем?
– Мне интересно было. Я же еще не видел директора. И знаешь что? Директор оказался женщиной! Антона с Димой быстро наказали, потому что у нее времени не было.
– Ты-то где был?
– Там, с другой женщиной, которая по телефону говорит. Она мне конфету дала. А я ей про привидение рассказал. Мне понравилось к директору ходить. А Антону с Димой не понравилось. Они потом еще раз подрались – из-за директора. Дима говорил, что Антон виноват, а Антон – что Дима.
– А ты как себя ведешь?
– Хорошо. Меня только два раза на перемене оставляли за партой. Я сидел, а учительница ушла. Потом вернулась и спрашивает: «Что ты в классе делаешь? Иди в коридор, пока перемена не кончилась». Она забыла, что наказала.
– Что задали?
– Мне там Светлана Александровна письмо написала. В тетради по русскому.
Ну вот, первая записка от учительницы.
Вообще мне надоело делать домашнее задание. Мы с Васей в смысле обучения одинаковые – смотрим в учебник и ничего не понимаем. А пословица про книгу и фигу – наша любимая.
Без учебника Вася все знает. Они, например, реки проходили. В книжке был текст про реки. Вася читал: «Днерп, Лена, Двина, Енисей». Дальше шел вопрос: «Какие реки вы знаете?» Вася надолго задумался.
– Вась, ну?
Сын молчал, уставившись в страницу.
– Вась, закрой учебник. Закрыл? А теперь скажи, ты какие реки знаешь?
– Днепр, Лена, Енисей, – затараторил ребенок с правильными ударениями, – Миссисипи, которую нельзя называть Мисиписи, как Дениска в книжке про Денискины рассказы.
– Ладно, поехали дальше.
«Какие реки текут в вашей местности?» – спрашивал учебник. Вася с тоской стал разглядывать настольную лампу.
– Вась, ну?
Уж это он знает с пеленок. Москва-река у нас под боком, а дача – на Оке.
– Гребной канал? – сделал попытку сын.
– Это не река.
– Знаю.
– А что тогда говоришь?
– Мам, я не могу по учебнику. Я могу просто. По голове.
– Из головы, – автоматически поправила я.
Еще он ненавидит писать в косую линейку. С удовольствием пишет в нотных прописях, записки мне выводит прописными буквами, а в тетради – ну никак. «Помощница» – такой разлинованный листочек, который надо подкладывать под тетрадный лист, чтобы было легче, у Васи служит вместо блокнота. Он на обратной стороне записывает то, что боится забыть. Последняя запись – имена всех друзей. Вася пишет размашисто, и листочка ему не хватает. Он просит у учительницы новый. Она думает, что он опять потерял, и говорит, что на него «не напасешься».
Светлана Александровна велела держать его руку, чтобы вырабатывать мышечную память. Это очень сложно. Я не могу – начинаю писать за него. Чтобы быстрее отделаться. Увлекаюсь, конечно. Как-то совершенно случайно заметила, что в то время как я букву «б» вывожу и всякие «брат», «барабан», «бубен», Вася смотрит не в тетрадь, а в детский журнал. По-моему, он даже читал, пока я его рукой водила.
Тетрадь у нас была – загляденье. Светлана Александровна писала мне, то есть Васе, «Молодец», «Умница».
Прокололись мы на предложении «Зина подарила маме розы». Вася зачитался, а я увлеклась каллиграфией.
«Пиши сам!» – написала учительница под предложением. Мне стало стыдно. А с другой стороны, мне больше не нужно делать русский. Ура!
Раз в неделю сын устраивает себе выходной – забывает тетради в школе. Разыгрывает целый спектакль. Каждую неделю наслаждаюсь. С каждым спектаклем Вася играет все убедительнее.
– Ой, мама, – говорит он, – я, кажется, тетрадь в школе забыл. Как же я теперь уроки делать буду? Значит, придется не делать. А сегодня я бы их сделал. Вот прямо сейчас бы сел и сделал. Там целую страницу написать надо. Как жаль, что мне негде писать. Придется играть в дракона или пойти мультики смотреть вместо уроков. Как же я мог забыть? Я же так люблю делать домашнее задание. Я расстроился.
– Да, Васенька, как же тебе плохо сегодня будет без уроков. Даже не знаю, как тебя утешить, – отвечаю я, удерживаясь от аплодисментов.
– А ты мне разреши на компьютере поиграть. Тогда я не буду расстраиваться.
– Да, ничего не поделаешь. Придется разрешить.
Он, конечно, талантливый мальчик. Напугал тут меня до смерти.
Пришел из школы, переоделся. Я пошла разогревать обед. Возвращаюсь, чтобы позвать. Вася лежит на кровати, сложив руки на груди. И смотрит на меня жалобно.
– Васенька, тебе плохо? – кинулась к сыну я.
– Нет, мамочка, хорошо. Только я устал очень. Пять уроков было.
– Голова не болит? Живот не болит? Температуры нет? – щупала его я.
– Голова немножко болит и есть пока не хочется. Я полежу немножко. Отдохну, а потом встану и игрушки уберу.
– Не надо, Васюша, лежи, я сама сейчас уберу быстренько. Может, тебе чайку принести?
– Да, мамочка, принеси. С медиком.
– У тебя горло болит?
– Нет, кхэ-кхэ, не болит. Я полежу, попью чаю, может, засну.
– Да, мой золотой, сейчас, сейчас. Тебе сказку включить на диске?
– Да, включи.
Значит, я бегу на кухню, завариваю чай, ставлю на поднос, на тарелочке печенье, вафли, несу Васе прямо в кровать. В аптечке ищу профилактическое лекарство от простуды. Смотрю на ребенка и думаю: да, глазки больные. Бедненький. И бледный, уставший.
– Ты, иди, мамочка, иди, работай, – говорит Вася, откусывая маленький кусочек от печенья, – я тут сам. Тебе же работать надо.
– Ладно, если что – зови, – говорю я, укрываю его пледом и тихонько прикрываю за собой дверь.
Через десять минут я все-таки нахожу лекарство и на цыпочках заглядываю в комнату к сыну – вдруг заснул? И что я вижу?
Вася, совершенно здоровый и веселый, сидит в кровати, пережевывая печенье, и приговаривает: «Вот тебе, вот тебе». На коленях он держит запрещенный мной к использованию дома геймбой. И радостно в него рубится.
Вот что после этого делать? Дальше вообще хуже было.
Геймбой я экспроприировала, велела сыну спать, как он и собирался, и ушла в комнату. Сказала ему, что буду работать. Открыла этот гейм, чертов бой, буквально на секунду. Просто посмотреть и понять наконец, что там такого интересного. Чтобы в следующий раз, когда буду отбирать игру и совать сыну в руки книгу, говорить более аргументированно.
В картридже было четыре игры. Я включила, по моим представлениям, самую интеллектуальную – «Принц Египта». Там такой дядька полуголый бегает по дворцу, прыгает по столбам. Столбы непростые, шипованные. Надо перепрыгнуть. Как перепрыгивать, я не знала. Мой принц упорно на них натыкался, звучало «хрясь, а-а-а», и он падал, раскинув руки. Там еще летали какие-то фиолетовые птицы. Я думала, что птицы хорошие и летают для красоты, а оказалось, что они плохие и забирают силу. Одну я случайно срубила мечом и добавила себе очков. Потом я присмотрелась и поняла, что это не птицы, а летучие мыши. С пауками я тоже быстро разобралась. А вот как перепрыгивать через такую железную фиговину, похожую на насадку для фарша из кухонного комбайна, которая туда-сюда ездит, так и не могла понять. Мой принц с распоротым животом, раскинув руки, падал вниз. «Ну давай же, давай, – говорила я тупому принцу, – перепрыгивай». Уж очень хотелось войти в дверь и взять свиток.