– Да, мы уже тоже на последнем издыхании. Сейчас хоть майские праздники будут.
– Лишь бы ничего не задавали на эти праздники. Мои – дочка с мужем и внуком – в Египет уезжают. На десять дней. Как они там задание будут делать? Его же не засадишь! Здесь-то не делает, а там вообще книжку не откроет.
– У нас то же самое. А где они, не знаете? Должны были уже выйти…
– Выйдут, никуда не денутся. Наверняка на факультатив убежали.
Вася вышел откуда-то из-за школы. Грязный, с синяком на носу, уставший.
– Ты где был? Я не видела, как ты вышел!
– Да я тут давно. Мы камни таскали.
– Какие камни?
– Для очага. А до этого я на факультатив пошел.
По дороге домой я узнала подробности. Оказывается, у них есть специальные занятия с психологом для желающих. Из Васиного класса ходят три человека – две девочки и мальчик.
– Понимаешь, мы у них спрашивали, что они там интересного делают, а они не отвечают. Как только мы их не просили рассказать – молчат! Вот Дима и решил сходить и узнать тайну этих занятий. А я с ним пошел. Вдруг бы он узнал и не рассказал!
– И что выяснили?
– Да ничего интересного. Надо на всякие вопросы отвечать, рисунки рассматривать. Скукота. Больше не пойду. Учительница там странная. Она Диму по голове погладила и засмеялась, хотя никто не шутил.
Ну, так вот. После этого они с Димой решили придумать себе более интересное занятие и придумали – устроить кострище и зажечь костер. Дима сказал, что надо собрать камни для кострища. Костер так и не сложили, зато стали метать камни, как гранаты. На дальность. Хорошо еще не на точность.
Они к концу года стали совсем неуправляемые – кричат, носятся, врезаясь друг в друга, дерутся. Не только мальчики, но и девочки.
– Совсем с цепи сорвались, – сказала та знакомая бабушка, глядя, как две девочки мутузят друг дружку сменками.
– Наверное, нервное истощение, – ответила я.
– Это у меня скоро будет нервное истощение! – воскликнула бабуля. – Нервов уже нет, кончились!
– И не говорите…
12 мая
Нервов нет, кончились.
15 мая
Нервов нет, кончились.
20 маяЧистый лист
Родительское собрание по итогам года. Боюсь ужасно. Иду как на плаху.
Той бабушки с «хоралом», жаль, не было. Не было и папы, которому бабушка советовала валерьяночки попить. Зато пришла мама, обеспокоенная межличностным общением. На партах у детей уже не было учебников и тетрадей – конец года, многое уже закончили.
– Не вижу учебного материала на столе! – села она за парту дочери.
Светлана Александровна сказала, что год закончился, тройки есть, но в целом – нормально.
– А у кого какие оценки? – спросила мама.
– Знаете, мне неудобно называть пофамильно, – сказала учительница, – это как-то непедагогично. Тем более что оценки я для себя ставила. У нас безоценочная система в первом классе.
– Очень даже педагогично! – не успокоилась мама. – Называйте прямо по партам. Интересно же!
– Ладно, – согласилась Светлана Александровна и стала называть.
«Хорошо, пятерки и четверки, хорошо, хорошо…»
– Что, у всех одинаково? – расстроилась мама.
– У кого-то чуть лучше, у кого-то чуть хуже… Вот Лизе я могу поставить смело пятерки.
– Ой, в нее мой Леша влюблен, – сказала мама Леши.
– И Илюша, и еще полкласса, – ответила Светлана Александровна, – так, дальше… у вас хорошо, но никакой самодисциплины. Внимание – пять минут, максимум. Так, Вася, – учительница дошла до меня, – четверки, пятерки, но вы потом, после собрания задержитесь. Я с вами поговорю.
– Не пугайте меня, – прошептала я.
– Дисциплинка, дисциплинка хромает, – сказала мне с соседнего ряда мама-отличница и погрозила пальцем, – а еще расскажите про детей, – попросила она учительницу.
Светлана Александровна тяжело вздохнула.
– Фонетика как хромала, так и хромает. Дисциплина тоже оставляет желать лучшего. Домашние задания не делаются или делаются, но не сдаются. Не могу же я к ним в портфель лазить. На следующий год давайте договоримся – никаких игр и телефоны должны лежать в портфеле. Отключенными на время урока.
– А у них где? – спросила чья-то бабушка.
– На шее или в кармане.
– Ой, это ж вредно, – запричитала бабушка, – это ж радиация. Особенно мальчикам. Сейчас по телефонам говорят, а потом у них детей не будет.
– Да нет, я о другом. Я понимаю – вам спокойнее, безопаснее, но бывают вопиющие случаи. Вот есть ученик, не буду называть фамилии, знаете, что он сделал на контрольной?
– Что? – выдохнула мама-отличница, готовая слушать страшилку.
– Он вставил наушники в уши и как ни в чем не бывало через телефон стал слушать музыку. Ну что прикажете мне делать?
– Какой ужас! – воскликнула мама.
– Вундеркинд! – сказала другая.
– Болящий он, – подвела итог бабушка, – точно вам говорю. Бо-ля-щий.
– Зато мы писали годовую контрольную, – сказала учительница, – другие классы по полтора часа писали, а наши сдали через тридцать – тридцать пять минут.
– Гарвард! – сказала мама-отличница.
– Интересно, какие в вашем Гарварде результаты будут, – хмыкнула бабушка.
– И еще, – продолжала Светлана Александровна, – нам с вами еще четыре года учиться, нет, уже три, слава Богу, очень вас прошу, если вам что-то не нравится или ваш ребенок не тянет нагрузку, подойдите, мы с вами все решим. Спокойно. Нельзя же сразу… – Учительница замолчала.
– А что такое? Что такое? – засуетилась мама-отличница.
– Да опять кто-то настучал в министерство, – сказала активистка родительского комитета.
– Кто? А что сказал? Мужчина или женщина? А по какому поводу?
Светлана Александровна молчала.
– Аноним, – ответила активистка, – сказал, что в классе поборы и невыполнимые, не по программе тесты. А когда его попросили представиться, он сказал, что «боится – его ребенка будут прессинговать».
– Кажется, я догадываюсь, кто это, – задумалась мама-отличница.
А чего тут догадываться? Наверняка это тот папа-«хорал». Это в его стиле и слово из его лексикона.
– А давайте мы вычислим этого родителя и поговорим. Если ему не нравится, пусть уходят в другую школу, – сказала активистка.
– А я хотела уточнить по поводу ремонта. Почему мы должны сдавать на ремонт? Мы же уже сдавали. Пусть другие родители первоклассников делают, которые в этом году придут… – сказала мама, до этого молчавшая.
Мама-отличница посмотрела на нее с подозрением.
– Это не я, я не писала в министерство, – испугалась родительница, – просто если мы сделаем туалет, то пусть наши дети туда ходят. А другие не ходят.
– И как вы себе это представляете? – спросила активистка.
– Давайте лучше о школьной форме поговорим, – подключилась еще одна мама, – опять будет синяя?
– Нет, серая, – сказала активистка.
– Фу, почему серая? Мне не нравится.
– В этом году серый был в моде, – сказала активистка.
Мама поникла.
Светлана Александровна в момент обсуждения туалетов и формы вышла. Я выскочила за ней в коридор.
– О чем вы хотели со мной поговорить? – спросила я, вытирая мокрые от волнения ладони о джинсы.
– Нет, все в порядке, просто пусть Вася будет поактивнее. А то я его вызываю, он на меня такими глазами смотрит… Как будто я его ругать буду. А ведь он все знает… Нам на следующий год в олимпиадах участвовать, в концертах… Надо, чтобы он был поактивнее.
– Хорошо, постараемся, спасибо… Он же и музыкой год занимался, и эрудированный…
– Вот и я о том же. А то некого было на конкурс самодеятельности выставить…
В классе тем временем разбились по интересам и перешли на личности. Стоял крик.
– У меня четверо детей! – перекрикивала всех мама.
– У меня тоже четверо детей! – отвечала ей другая.
– Давайте разделим полномочия! – взывала активистка. – Вот вы конкретно будете отвечать за сбор на охрану? – обратилась она к родительнице.
– Почему я? Я не могу! – испугалась та.
– Никто не может!
– Все-таки давайте решим с ремонтом!
– А нельзя внести предложения по форме?
– Из-за одного родителя, которому неймется, весь класс страдает…
– Да точно этот папаша настучал. Он мне сразу не понравился, еще первого сентября. И по утрам вечно скандалит. А жену я его никогда не видела.
– Да вы вообще молчите, не можете сдать – не сдавайте!
– А вы со мной так не разговаривайте! Я вам не подружка!
– Я не могу за экскурсии отвечать, я же работаю!
– Да вечно везде туалеты ломаются. Они же дергают и дергают…
– А мальчики еще и писают мимо. Дома они тоже мимо писают?
– Это уж как приучили.
– Вот я и говорю. Какие родители, такие и дети…
– А в старшую школу даже с одной тройкой не переводят…
– Да за материальный взнос переведут…
– А что толку-то? Учиться как будут?
– Этот ЕГЭ – одно мучение. Все-таки старая система лучше была. Когда устно отвечали.
– Да, точно. Я вообще в этом ничего не понимаю.
– Да до ЕГЭ еще дожить надо!
– Не успеете оглянуться!
– А почему наш класс должен туалет делать, а другой – только в классе дверь менять? Затраты-то разные. Кто это решал?
– Да кто сейчас это выяснит?
– Может быть, не просто серые сарафаны, а хотя бы с розовым?
– Купите розовую блузку, будет вам серый с розовым.
– Вот он и не пришел на собрание. Испугался. Рыльце-то в пушку.
– Ребенка жалко.
Сидели уже два часа. Я тихо встала, спрятала за спиной сумку и выскользнула из класса.
Кажется, никто не заметил.
Пришла домой.
– Ну? – спросил Вася.
– Все хорошо. Ты окончил на четверки и пятерки.
– Я знаю, – сказал ребенок, – тоже мне новость.
– Васюш, а почему ты в конкурсе самодеятельности не участвовал? Что там хоть было?
– Ну, на пианино играли и на этой, как ее, дудочке.
– Ты же тоже мог сыграть.