В помещение зашел Куп, закрыл за собой дверь и достал из заднего кармана пачку сигарет.
– Сэмми!
Я перестала вертеть гончарный круг.
– О, ты что тут делаешь?
– Привет! – Вместо ответа на мой вопрос он усмехнулся и подошел ко мне. Один задний карман у Купа – для сигаретных принадлежностей и зажигалки, другой – для записной книжки, а в боковом у него карандаши с выдвижным грифелем.
– Неплохой склад. – Я ткнула в его брюки испачканным глиной пальцем.
Куп уселся напротив, пристроил между ног табурет, опустил голову в плечи и принялся за работу – стал, как народный умелец, искусно сворачивать и защипывать самодельные сигареты. Прядь волос упала ему на глаза, он сдунул ее, морща лоб.
– Угу, – шепнул он. – С рюкзаком сейчас жарко.
– Ты и правда сюда зашел с одной-единственной целью, покурить?
– Это мой обеденный ритуал. – Куп пожал плечами, облизнул краешек бумаги. – Зашел и увидел тебя. Вот так. Чем занята?
– Нагоняю.
– А, после чемпионата… Ну-ну…
– А ты откуда узнал?
– Ты сказала мне тогда, в церкви. Да и все кругом об этом только и говорят. Не о том, что вы проиграли, а «вот это да, наши девчонки ездили на Чемпионат страны по дебатам!» Народ просто в восторге. А я им такой: я знаю эту девчонку!
Я засмеялась. Куп скатал меж пальцев безупречный маленький цилиндр.
– Зато теперь мне конец. – Я кивнула на свою тетрадку, тоже в глине. – То есть не совсем. Ты ведь помнишь… – Стоит ли снова затевать этот разговор? Но ведь Куп выполнил мою просьбу, никому не рассказал. Это мило. – …что один из симптомов болезни – потеря памяти?
– Угу, – отозвался Куп. – Ну и как? У тебя все в порядке?
– У меня вылетели из головы все задания. А я никогда не забываю, что нужно сделать. Никогда. А теперь боюсь, что забуду материал на экзамене, или свою выпускную речь, или…
Куп беспечно улыбнулся, заложил сигарету за ухо.
– Так ты боишься стать такой, как все?
Я легонько ткнула его в бок.
– Нет…
– У меня те же страхи, постоянно.
Поразмыслив, я указала взглядом на сигарету у него за ухом.
– Так-то оно так, но, может, тебе стоит поменьше курить?
Куп в притворной задумчивости уставился в потолок, перевел взгляд на меня, пожал плечами.
– Но если лучшая ученица школы беспокоится о том же, стоит ли тогда бросать?
Вдруг меня осенило.
– Можно тебя спросить кое о чем?
Куп оперся локтями на табуретку и посмотрел на меня так, будто отвечать на мои вопросы – для него сплошное удовольствие.
– Валяй, Саманта.
– Как ты умудряешься как-то учиться, не проваливая экзамены?
– Гм… – задумался Куп, барабаня пальцами по бицепсу.
– То есть как ты сдаешь экзамены…?
– Ну, во-первых, я не «как-то» учусь. Оценки у меня вполне приличные.
– Знаю.
– Откуда? – встрепенулся Куп; давно я не видела у него такого удивленного лица. Пожалуй, с детства.
– Всегда высматриваю на доске почета знакомые имена.
– А-а. – И Куп пустился рассуждать. – Для начала, я не лезу из кожи вон. – Он изобразил пальцами кавычки. – Делаю только самое необходимое; а самое необходимое – это сделать вид, что учил. Понимаешь?
– Да. – Поразительно было видеть Купа таким. Я-то думала, с тех пор как мы отдалились друг от друга, он превратился в неудачника, на все махнул рукой, а он, оказывается, вовсе не так прост!
– Вот, к примеру, – продолжал парень. – Скажем, память. Я никогда не зубрю, времени жалко. А вместо этого ищу… дополнительные источники. Телефон, шпаргалки или добрых людей, которые вовремя окажутся рядом.
Пока он говорил, я представляла, как все цвета в моем календаре сливаются, как путаются даты, задания; как однажды взгляну на свою работу и увижу набор цифр и слов, которые ничего для меня не значат, и не к кому будет обратиться и попросить «тайм-аут», и я завалю экзамены, и аттестат мне выдадут только из жалости.
Куп, подавшись мне навстречу, напряженно ждал ответа.
– Почему у тебя такое лицо? – встревожился он.
– Можешь со мной поделиться?
– Чем поделиться?
– Этими… как их… дополнительными источниками.
Куп склонил набок голову.
– Научить тебя жульничать?
Я вздохнула. Не хотелось отвечать «да», но, как говорит мама, надо называть черное черным, а белое белым. Я пыталась жить по-старому, по-честному, Сэм-из-будущего – трудиться изо всех сил, учить, запоминать, – и что теперь? К тому же, речь всего о двух неделях против четырех лет. Если все мои поступки положить на весы, то чаша добра перевесит, ведь так?
– Да.
Куп улыбнулся, подмигнул, и в эту минуту мне стало ясно, почему к нему так липнут девчонки.
– Ладно, – сказал он, снова распихивая свое добро по карманам. – Заходи в любое время.
Сцена из провинциальной жизни: мама переходит на сторону противника (временно)
Мама раскладывает по тарелкам спагетти, а я делаю выписки из «Слепоты» Жозе Сарамаго к уроку литературы и гоню прочь мысли о том, что Мэдди все еще бойкотирует меня. Скоро приедет с работы папа. Гаррисон с головой ушел в компьютер. Бетт под столом, вырезает затейливые фигурки из цветного картона. Дэви с ней рядом, играет в «Русалочку»: нацепила мамин лифчик, забирает у всех вилки и не разговаривает – объясняется только жестами и глазами, – пока ей не нальешь воды в рот.
Дэви тянет меня за джинсы, показывает на свою тарелку спагетти, потом на маму и наконец на меня.
– Что? – спрашиваю я. – Вот твои спагетти.
Дэви указывает на мои, залитые соусом, и качает головой.
– А, тебе без соуса?
Дэви горячо кивает.
– Мама, – говорю я, – Дэви просит не поливать ей спагетти соусом.
– Я не играю в русалочку, – отвечает мама и принимается за еду. – После того случая с туалетом – ни за что.
Однажды Дэви так заигралась в русалочку, что ни в какую не стала говорить Гаррисону, где зубная паста, а он облил ее водой из унитаза.
Дэви смотрела на меня с мольбой. Я побрызгала ей на голову водой из своего стакана. Дэви ахнула.
– Без соуса, пожалуйста! – воскликнула она и, хихикнув, вытерла глаза.
– Можно вилку из твоей коллекции? – попросила я.
Дэви подняла с пола вилку, и я вытерла ее о джинсы. Сойдет.
Из-под стола раздался голос Бетт.
– А кто это Стюарт?
Я нырнула под стол. Бетт сидела по-турецки и с невинным видом держала в руках мой телефон.
– Дай сюда! – Я протянула руку.
Бетт, хихикнув, помахала телефоном перед моим носом.
– Стюарт пишет… – Она уставилась в экран. – Зайдешь в клуб…
– Что за Стюарт? – спросила мама.
– Дай сюда! – рявкнула я.
– Не надо кричать, – сказала мама.
– Ладно… – нехотя протянула Бетт и бросила телефон на пол.
Я спрятала его в карман. Мы ели молча. Я надеялась, что все уже забыли, но тут Гаррисон крикнул из соседней комнаты:
– Кто такой Стюарт?
Стюарт: Зайдешь в клуб каноистов завтра вечером, в мою смену? Вторник, народу мало. Посидишь у стойки, поучишь уроки. Составишь мне компанию.
Я: Да!
Подхожу к маме с папой, когда они читают в гостиной; мама закинула ноги папе на колени.
– Можно мне завтра вечером в клуб каноистов?
Мама оборачивается.
– Там кто-нибудь умеет оказывать первую помощь?
Я раздумываю. Строго говоря, рестораны обычно требуют этого от своих сотрудников, это закон.
– Да, – отвечаю я.
– Кто же?
Врать я совсем не умею. Черт. Все ужасно. Всякий раз, когда говорю неправду, во рту пересыхает. Чувствую себя недоделанным Пиноккио. Надеюсь, тебе, Сэм-из-будущего, эти трудности будут не страшны. Спору нет, ложь – часть профессии юриста, но я всегда рассчитывала как-нибудь обойтись без вранья.
– Хозяин клуба каноистов – не знаю, как его звать, – отвечаю я.
– А кто там хозяин? – допытывается папа.
– Не знаю, неважно кто, но по закону он обязан уметь оказывать первую помощь, – говорю я и прибавляю: – Мне так кажется. – Шепотом, потому что в горле опять пересохло.
– А мне так не кажется, – возражает папа, снова уткнувшись в роман Стэна Груммана.
– Послушать вас, так я могу забиться в судорогах прямо посреди клуба. Бросьте!
– А что, – отвечает папа, не отрываясь от книги, – есть такая опасность.
Не особо удачная попытка. Снова собираюсь с силами.
– Сэмми… – вздыхает мама, – не лучше ли тебе сосредоточиться на уроках?
– Да, но я же не робот! Мне учиться осталось всего неделю, выпускной на носу, а я за всю жизнь не сходила ни на одно свидание!
На сей раз оба отрываются от чтения. Мама улыбается, папа – нет.
Конец моей речи напоминает бодрую телерекламу щипцов для завивки.
– Я буду просто готовить уроки, пока мой друг работает! Он говорит, по вторникам народу в клубе совсем мало! Я собиралась зайти туда сразу после школы! А потом можете за мной заехать!
– Ладно, – сдается мама и тычет папу локтем в бок.
– Точно?
– Да!
– Джиа… – шепчет маме отец.
Я откашливаюсь. Самый убедительный довод я приберегла под конец.
– В случае чего, медицинский центр ближе к клубу, чем к нашему дому.
– А ведь правда! – Мама опять толкает папу в бок.
– Ох… – Папа смотрит на меня. – Ну ладно.
Вот так
Ехала сегодня в школу, а навстречу шагали по обочине сквозь кустарник трое рыбаков – в комбинезонах, с красными коробками для наживки, болотные сапоги через плечо. Наверное, шли к реке Коннектикут, и я, когда переезжала мост близ Гановера, с трудом поборола желание свернуть с дороги и тоже разуться. Но я торопилась на математику и потому удержалась, хотя поймала себя на мысли, что в последний раз переходила вброд ручеек за нашим домом, когда мне было лет восемь-девять.
По школьным коридорам я не ходила, а летала – думала о жизни, о Стюарте, о рыбалке, – и когда увидела в раздевалке Мэдди среди подруг, то на меня снизошла все та же легкость, и я подлетела и сказала «Привет!» – будто мы и не ссорились.