Это был экспромт – ничего не поделаешь, вырвалось. Я оглянулась на учителей: одни давились от смеха, другие качали головами.
– И если вы упали, – продолжала я, тоже сквозь смех – то, черт подери, вставайте!
Лица одноклассников вновь обрели четкость.
– Спасибо, – закончила я под одобрительный гул.
И все же самое приятное ждало впереди. А именно, сейчас. Точнее, нет, не сейчас.
Сейчас я в машине, а речь о том, что последовало за торжественной частью.
Помнишь, как я грустила и досадовала, что за каких-нибудь полминуты можно свести на нет целых четыре года работы? Оказалось, я поспешила с выводами, ведь и наоборот тоже бывает.
Грянуло наше последнее «ура», взлетели в воздух выпускные шапочки – будто гановерский выпуск рассыпался, как карточный домик.
Линн Нгуен обернулась и бросилась мне на шею, как давней подруге, и мы обе дали «пять» Уиллу Мэдисону, и все те, кого я до сих пор знала только по именам и по затылкам, подходили ко мне и говорили: «Молодец!» – но даже и это не самое приятное; самое приятное, что мне вдруг вспомнилось, что есть прекрасного в каждом из них, как будто до сих пор я дышала этим, как воздухом, бездумно, неосознанно, а теперь хотелось с ними поделиться и узнать о них все. Нет, не их заветные мечты или мнение о неравенстве в обществе, а их настроение, планы на будущее.
– Линн, ты остаешься здесь, в Верхней долине? Я слышала, у тебя стажировка в журнале.
– Элена, ты выступила потрясающе! А откуда у тебя теннисные туфли на каблуках? Я и не знала, что такие бывают!
– Уилл, ты на следующий год будешь играть за футбольную команду Вермонтского университета?
Я вела светскую беседу, Сэм-из-будущего!
И вскоре все засобирались на вечеринку к Россу Нервигу (меня не то чтобы пригласили, но и не гнали – то есть сказали, чтобы и я тоже приходила), и я хочу пойти.
Не говоря уж о том, что и Мэдди тоже придет. Она пробралась ко мне сквозь ряды стульев, и когда оказалась совсем близко, то не сказала ни слова, только обняла меня, и я ее тоже, что есть силы.
– Прости меня, – сказала я ей прямо в ухо; ее стриженная «ежиком» часть волос была выкрашена в бордовый, цвет Гановерской школы.
– За что? – переспросила она, и мы разжали объятия.
– Прости, если вдруг я тобой пользовалась.
Мэдди невесело улыбнулась.
– И ты меня прости. У меня была дерьмовая полоса в жизни.
– Думаю, ты была отчасти права.
– Но теперь… – Мэдди обвела жестом ярко освещенный спортзал, шумную счастливую толпу. – Теперь это все ерунда. Школа позади. Что нам теперь школа? Тем более тебе.
– Это уж точно! – сказала я и ахнула – внутри будто узел развязался. Еще совсем недавно узел этот был необходим, слишком многое приходилось держать в узде, но Мэдди права – что нам теперь школа?
– Но знаешь, о чем я все равно жалею? – сказала я, запинаясь.
– О чем? – Мэдди насмешливо сдвинула брови.
– Жалею, что не успела с тобой крепче подружиться.
– Не беда! – Мэдди подкинула в воздух шапочку и снова поймала. – Времени у нас вагон!
– Мэдди! – окликнула ее Стасия, стоявшая рядом с родителями. С ними была и Пэт. Я не знала, снова ли Мэдди и Стасия стали подругами, но теперь, как и многое другое, это стало неважно. Главное, Мэдди счастлива.
– Мне пора! – бросила она.
Я схватила ее за рукав.
– Увидимся вечером у Росса Нервига?
Мэдди застыла на полпути к Стасии, разинув рот.
– Сэмми Маккой жаждет повеселиться! – И приложила к губам палец. – Молчу, чтоб не сглазить! Ни слова больше! Да, увидимся вечером.
Когда толпа слегка поредела, меня разыскали родители, бабушка и дедушка, а следом подбежали Гаррисон, Бетт и Дэви, чистенькие, причесанные, принаряженные.
– Ты наша гордость! – воскликнула мама и обняла меня крепко, порывисто, почти до боли.
– Наша гордость! – подхватил папа и обнял нас обеих.
Бетт и Дэви потянулись ко мне с двух сторон худенькими руками, и от них пахло попкорном, который бесплатно раздавали в вестибюле, а Гаррисон потрепал Бетт по макушке со словами: «Это я тебя обнимаю», – и на том спасибо!
Следом подошли бабушка с дедушкой, седые макушки вровень друг с другом. Бабушка протянула мне пухлый конверт, засунутый в книжку «Кэдди Вудлоун» – в детстве я ее любила, без конца просила бабушку почитать мне вслух, и теперь растрогалась до слез.
Поверх их голов, в нескольких шагах от нас, я увидела Стюарта; выглядел он как с обложки модного журнала (или так мне казалось): черный галстук-бабочка оттенял белоснежную рубашку, мою любимую.
Мы встретились глазами и улыбнулись друг другу так широко и радостно, что у меня, честное слово, сердце так и подпрыгнуло, как тогда, после того как он вернулся в Гановер, только на этот раз я не застыла столбом, а наоборот, едва не повисла у него на шее. Он на секунду отвел взгляд, и я, улучив миг, отерла ладонью щеки – вдруг тушь потекла?
Когда я снова посмотрела на Стюарта, он знаком велел мне подождать – из глубины зала ему махали Дейл с родителями. Я подняла большой палец и повернулась к родным с самой кроткой улыбкой, на какую была способна.
– Мама, папа, можно я пойду вечером на вечеринку?
– Молодец, Сэмми; дождалась, пока мы будем в хорошем настроении, – ответил папа, в шутку скрутив Гаррисона.
– Нет, правда! Пожалуйста!
– М-м-м… – протянула мама. – Если хочешь, зови ребят к нам!
– Но…
– Не стоит тебе идти, дружок, – покачал головой папа.
– Ну Марк, отпусти ее. – Погладив меня по спине, бабушка улыбнулась мне. – Она заслужила праздник.
– Ха! – воскликнул папа. – Ты же сама в свое время не пускала меня на выпускной!
– Верно, не пускала, но отец-то пустил! – Бабушка метнула взгляд на деда.
– Да, пустил, – отозвался дедушка и подмигнул мне.
Мама вздохнула.
– Я по твоей милости скоро поседею. – Она указала на меня взглядом. И обратилась к дедушке: – Вы уж не обижайтесь.
– Твоя подружка с ирокезом тоже идет? – спросил папа. – Та, что умеет делать искусственное дыхание?
– Мэдди? Да! – Значит, они почти согласны! Я чуть в ладоши не захлопала от радости. Мэдди еще не ушла. – Мэдди! – крикнула я.
– Что? – отозвалась она.
– Мы сегодня веселимся, да? – Я многозначительно глянула на нее.
– Да! – откликнулась она. – А как же!
Я сказала, что на стоянке меня встретит Стюарт или Мэдди, и мы вместе поедем. Море фотографий, поцелуев, последнее «будь умницей» от мамы с папой – и все разошлись.
И вот я здесь, на стоянке, в машине, которую родители разрешили мне взять с условием, что до полуночи я буду дома.
То, что стряслось на Чемпионате – всего лишь досадная случайность. Очень-очень не вовремя. И даже если это повторится в Нью-Йорке, я смогу объяснить, что со мной. «Такое бывает редко», – скажу я. У меня далеко не самый тяжелый случай.
Даже сейчас, когда я могла бы уже веселиться, я сижу и пишу тебе, потому что уловила закономерность: всякий раз, когда я пишу тебе, Сэм-из-будущего, мне везет. Вот он, секрет успеха. Хотя бы отчасти. В награду за все вечера, проведенные дома и в библиотеке, за ночную зубрежку – сегодня я буду праздновать, и пусть этот вечер не кончается!
Одно плохо: Стюарт уже двадцать минут как уехал, оставив меня наедине с родными. Мэдди тоже уехала. Стюарту я сказала: не волнуйся, поезжай с Дейлом, встретимся на месте. Ну так вот. Думаю, родители разрешили бы мне добираться одной. Куп прислал мне эсэмэской адрес. Подумаешь, всего одна поездка, и голова у меня ясная, как никогда.
Вот так штука! Я, кажется, заблудилась. И не помню, как меня угораздило. Перечитываю свои записи, и, разумеется, помню, что еду к Россу Нервигу на вечеринку, и адрес мне Куп прислал, но смотрю на адрес и не могу вспомнить дорогу. Так что вобью адрес в навигатор – и все дела; да только забыла, на какой я улице! Ну так вот… Съехала на обочину и жду, пока пройдет.
Сегодня выпускной. Во дела! Прочла свои прошлые записи. НО: в голове снова мысль: КУДА ДАЛЬШЕ ЕХАТЬ?
Плохой знак.
Надо, навреное, позвонить маме, но она меня убьет, так что подожду, пока пройдет.
Ну вот, я прочла, что еду на выпускной, я точно знаю, потому что перечитала ДВАЖДЫ – ну и позорище!
То есть не на выпускной, а на вечеринку ПОСЛЕ выпускного.
привет все хорошо здесь совсем темно хотя бы экран светит машину я закрыла не волнуйся
все хорошо только я еще недоехала и руки чуть чуть трясутся
сэм из будущево вот мне и полутше только забыла куда я еду! немного прошлась вокруг машины. мимо ехали другие машины я одну хотела остановить но меня незаметили, фары у них очень яркие вид злобный и злые глаза
я ехала в школу я ехала из школы
Ладно. Все хорошо. Глупо, да?
Ох, я заблудилась. Места знакомые, вроде бы моя улица.
я когдато читала расказ про великана про доброго великана из лондона он задувал людям в окна сны в виде пузырьков и девочка ево увидила а он ее поймал посадил на плечо и унес в страну великанов
добрый великан про нево в книжке была целая глава
почиму я пишу про великанов ах да
куп и я строили домики из сосновых иглоок и играли в великанов топтали домики ногами я тебе расказывала что темнота как тень великана он на тебя надвигаеца и топчет ногами злые машыны
Я позвонила Купу? Плохо дело. Все хорошо. Позвоню КУпу пока не стало ху же
ой ай мне ояпть плохо МНЕ ПЛОХО ПЛОХО ПОХЛО ПОЛХО посижу тут пока если не сатнет луч ше
пиши о том что хорошо знаешь
когда страшно то можно писать о том что хорошо знаешь
Бег
Только что проснулась и увидела на столике возле больничной кровати открытку от Бетт: просто большой, нарисованный от руки круг, а в нем написано: «поправляйся»
Цветы от Таунсендов
Цветы от Мэдди
Цветы от Стюарта
Но когда смотрю на открытку, хочется плакать, она напоминает о том, что я забыла
Я заблудилась за городом, когда объезжала гору