— Вы кучерского пальто что ли никогда не видели? В других никто не ездит.
Впредь он может надевать на себя все, что ему заблагорассудится, ибо я больше в жизни никогда с ним не поеду. Он вел себя ужасно. Когда мы проезжали мимо Арки на Хайгейте, норовил обогнать всех и вся. Почтенным людям, мирно проходившим по дороге, орал, чтобы те «побереглись»; стегнул лошадь одного пожилого господина, ехавшего верхом, так что та встала на дыбы; и поскольку я ехал задом наперед, мне приходилось любоваться буянами, погонявшими ослом, которых Люпин попотчевал такой шуткой, что те повернули и преследовали нас чуть ли не милю, выкрикивая сальные шутки и грубо хохоча, не говоря уже о том, что время от времени они в нас запускали апельсинной кожурой.
Извинение Люпина — что мол даже и сам принц Уэлльский принужден бы был мириться с тем же, буде он угодил на Дерби, — явилось слабым утешением и для меня и для Кэрри. Вечером заглянул Фрэнк Матлар, и Люпин ушел вместе с ним.
11 ФЕВРАЛЯ.
Отчасти беспокоясь о Люпине, я собрался с духом и переговорил о нем с мистером Джокером. Мистер Джокер, как всегда, был добр ко мне, и я рассказал ему все-все, включая вчерашнее приключение. Мистер Джокер отвечал любезно:
— Не стоит вам тревожиться, мистер Путер. Не может сын таких почтенных родителей свернуть на дурную дорожку. Вспомните, он еще так молод, скоро он повзрослеет. Я желал бы, чтобы мы ему подыскали место в нашем учреждении.
Участие этого доброго человека снимает груз с моей души. Вечером явился Люпин.
После нашего легкого ужина он сказал:
— Любезные мои родители, у меня есть новость, которая, боюсь, вас потрясет.
Я почувствовал, как сердце у меня уходит в пятки, но не сказал ни единого слова. Люпин продолжал:
— Вы огорчитесь, да, я уверен, вы огорчитесь. Но сегодня я навеки распростился со своим пони и с двуколкой.
Кому-то, возможно, это показалось бы глупостью, но я до того обрадовался, что тут же откупорил бутылочку портвейна. Тамм подоспел как раз вовремя, принес с собой большущую литографию с изображением бесхвостого осла и прикрепил к стене. Далее он извлек из кармана несколько самостоятельных хвостов, и остаток вечера мы посвятили попыткам с завязанными глазами прикрепить хвост на подобающее ему место. Когда я ложился спать, у меня положительно болели бока от смеха.
12 ФЕВРАЛЯ.
Вечером я имел разговор с Люпином относительно его помолвки с Дейзи Матлар. Я спросил, имеет ли он о ней сведения. Он ответил:
— Нет. Она пообещала этому старому хрену, своему отцу, что не будет со мной встречаться. Конечно, я видаюсь с Фрэнком Матларом; он, собственно говоря, обещал, что заглянет сегодня.
Фрэнк заглянул, но сказал, что не может остаться, его ждет на улице приятель, Марри Шик. Он прибавил, что этот Марри — настоящий туз. Кэрри сказала Фрэнку, чтобы он его к нам пригласил.
Он зашел, и в ту же самую минуту зашел Тамм.
Мистер Марри Шик был рослый толстый молодой человек, очевидно, весьма тонкого складу, ибо скоро он признался, что ни за что не сядет в кэб и вообще никакого экипажа не займет прежде, чем извозчик сядет на козлы с поводьями в руках.
Тамм, будучи ему представлен, с обыкновенным своим отсутствием чувства меры и такта, спросил:
— «Шик, шляпы по три шиллинга» вам не родня случаем?
Мистер Шик ответил:
— Да. Но, прошу учесть, сам я не примеряю шляп. Я лишь косвенно причастен к делу.
Мистер Марри Шик
Я сказал:
— Я сам бы от такого дела не отказался.
Мистер Шик был кажется польщен и длинно, но необычайно интересно поведал о чрезвычайных трудностях изготовления дешевых шляп.
Марри Шик был, очевидно, весьма близко знаком с Дейзи Матлар, судя по тому, как он о ней говорил; Фрэнк даже подмигнул Люпину и сказал, хихикнув:
— Смотри! Как бы Шик тебя не обставил!
Когда все ушли, я напомнил Люпину об этой рискованной беседе. И Люпин ответил саркастически:
— Тот, кто ревнует, себя не уважает. Тот, кто станет ревновать к такой туше, как этот Шик, достоин лишь презрения. Я знаю Дейзи. Она и десять лет меня прождет, ведь сказано тебе; да если надо, она и двадцать лет меня будет дожидаться.
Глава XVI
Мы теряем деньги, вложенные по совету Люпина, равно как и Туттерс. Марри Шик помолвлен с Дейзи Матлар
18 ФЕВРАЛЯ.
Кэрри несколько раз в последнее время обращала мое внимание на то, как редеют волосы у меня на макушке, и советовала к ним приглядеться. Сегодня утром я и пробовал их рассмотреть с помощью ручного зеркальца, как вдруг задел случайно локтем за угол стола, зеркальце упало и разбилось вдребезги. Кэрри стала убиваться, она у меня суеверна до нелепости. А в довершение бед, большая моя фотография в гостиной упала ночью со стены, и треснуло стекло.
Кэрри сказала:
— Попомни мои слова, Чарлз, случится какое-то несчастье.
Я ответил:
— Ну что за глупости, лапка.
Вечером Люпин пришел домой рано и, кажется, несколько возбужденный.
Я спросил:
— Что случилось, мальчик мой?
Он долго мялся и, наконец, ответил:
— Помнишь ты «Хлораты Парашика», я еще вам присоветовал вложить в них двадцать фунтов?
Я сказал:
— Да, и с ними все в порядке, я надеюсь?
Он ответил:
— Как бы не так! Ко всеобщему удивлению, они потерпели полный крах.
У меня прямо дух перехватило, я ни слова не мог вымолвить. Кэрри на меня взглянула и сказала:
— Ну? А что я тебе говорила?
Немного погодя Люпин прибавил:
— А вообще вам повезло. Меня вовремя предупредили, ваши я сразу сбыл и аж два фунта успел за них урвать. Так что вы легко отделались.
Я вздохнул с облегчением. Я сказал:
— Я не настолько оптимист, чтобы поверить в твои предсказания, будто я верну вложенные деньги в семикратном, в восьмикратном размере. И два фунта вовсе недурной процент дохода за столь краткий отрезок времени.
Люпин ответил с заметным раздражением:
— Ты недопонял. Я продал твои двадцатифунтовки за два фунта; ты фукнул на этом деле восемнадцать фунтов, а вот у Тамма с Туттерсом все денежки тю-тю.
19 ФЕВРАЛЯ.
Люпин, перед тем как отправиться в город, сказал:
— Досадно получилось с этими «Хлоратами»; такому б не бывать, не отлучись из города наш босс, Джоб Клинанд. Между нами, ты уж не удивляйся, если в нашей конторе все пойдет наперекосяк. Джоба Клинанда вот уже несколько дней никто не видел, а мне сдается, кое-кто очень бы хотел его повидать.
Вечером Люпин совсем уже собрался улизнуть, чтобы не встречаться с Туттерсом и Таммом, когда последний вошел не постучавшись, но с излюбленной своею шуточкой: «Можно войти?»
Он вошел, притом, к моему удивлению и к удивлению Люпина, кажется, в самом веселом расположенье духа. Ни я, ни Люпин не решались приступить к разговору, но он сам приступил. Он сказал:
— Н-да! Скажу я вам! «Парашика Хлораты», а? Просто жуть! Мил человек, мистер Люпин. Сам-то сколько потерял?
И Люпин, к великому моему удивлению, ответил:
— A-а. Да я ведь в них ни шиша не вкладывал. Там какая-то заковыка вышла, чек что ли я забыл вложить, или чего, остался, одним словом, без акций. А папан теряет восемнадцать фунтов.
Я сказал:
— Я понял так, что ты участвуешь в этом деле, иначе ничто бы меня не побудило пуститься в спекуляции.
Люпин сказал:
— Ну, теперь-то чего уж; зато вдругорядь огребешь вдвое.
Я еще рта не успел открыть, как Тамм сказал:
— Ну, а я, слава богу, ничего не потерял. Дело с самого начала показалось мне сомнительным, вот я и убедил Туттерса купить у меня все мои акции ценой в пятнадцать фунтов, раз уж они ему внушали большее доверие, чем мне.
Люпин расхохотался и, что мне очень не понравилось, крикнул:
— Бедняга Туттерс! С тридцатью пятью фунтиками распростится.
И в ту же самую секунду зазвонил звонок. Люпин сказал:
— Что-то мне не хочется встречаться с Туттерсом.
Направься он к двери, ему пришлось бы с ним столкнулся в коридоре, а потому со всей поспешностью Люпин открыл окно гостиной и был таков. Тамм вдруг вскочил и с криком «Я тоже не желаю его видеть!», скакнул вслед за Люпином, прежде чем я успел сказать хоть слово.
Что до меня, я был в отчаянии от того, что мой родной сын и один из ближайших моих друзей покидают дом таким способом — словно парочка застигнутых грабителей. Бедный Туттерс ужасно был расстроен и, разумеется, ужасно зол на Люпина и Тамма. Я убеждал его выпить немножко виски, он же отвечал, что виски бросил и предпочел бы глоточек джина. Его рекомендуют, как самое полезное спиртное. Джина у меня в доме не было, и я послал за ним Сару на угол к Локвуду.
20 ФЕВРАЛЯ.
Едва я взялся за «Стэндард» первое же, что мне бросилось в глаза, было: «Грандиозный крах фирмы биржевых маклеров! Мистер Джоб Клинанд в бегах!». Я передал газету Кэрри, и она сказала:
— Ах, может быть, так даже лучше для Люпина. Я всегда считала, что там ему не место.
Но по-моему это просто кошмарная история.
Люпин спустился к завтраку и, заметив, как сильно он расстроен, я ему сказал:
— Мы все знаем, мальчик мой, и глубоко тебе сочувствуем.
Люпин вскрикнул:
— Знаете? Да кто же вам сказал?
Я протянул ему «Стэндард». Он отшвырнул газету и крикнул:
— Ах, да плевать я хотел на эту муть! Этого можно было ждать, а вот этого уж никак я не ожидал.
И он прочитал письмо от Фрэнка Матлара, сухо извещающее о том, что Дейзи Матлар через месяц выходит замуж за Марри Шика. Я спросил:
— Марри Шик! Не тот ли это, которого Фрэнк имел наглость сюда притащить в прошлый вторник?
Люпин сказал:
— Да, «Шик, шляпы по три шиллинга», он самый.
Далее мы все трое завтракали в гробовом молчании.
Я, собственно, вообще не мог есть. Я слишком был расстроен, и кроме того, я терпеть не могу и ни за что не стану есть варено-копченый бекон. Или вы даете мне сырокопченый, или я лучше без всякой еды обойдусь.