– Ну почему же, – говорит мне на это Кэт. – Если втрескаться в начальника по уши, то так и будет.
Втрескаться в начальника? Какой бред! Причем по разным причинам. Во-первых, это чревато. Во-вторых, бесперспективно. Почему? Потому что начальники обычно народ женатый. И этим все сказано. В-третьих, он должен быть из ряда вон… в смысле замечательным, иначе как в него втрескаешься? А таких начальников днем с огнем не сыщешь.
– Не скажи, – возражает мне Кэт. – Втрескиваются не обязательно в замечательных. В них-то как раз не втрескиваются. А во всякое там дерьмо… – И она тяжело вздыхает.
– Что? – тут же спрашиваю я.
Спрашиваю встревоженно, можно сказать, панически. Потому что Кэт, вздыхающая при обсуждении темы «втрескивания», – это нонсенс. Или заболела, или… втрескалась???
– Не знаю, – бурчит Кэт. – Как-то все не очень… Внутри.
– Болеешь? – пугаюсь я.
– Да нет, – рычит Кэт, – переживаю.
Ну, точно, втрескалась. Что я ей и объявляю.
– Фигня! – тут же вопит Кэт. – Ничего подобного! Это он втрескался-не я!
Я так и знала-я что-то пропустила. Как выясняется через пять минут, пропустила я блондина с «вот такими плечами» и «охрененными мозгами». Вообще-то странное сочетание, обычно либо плечи, либо мозги. А иногда ни того ни другого. Взять хотя бы нашего Эдика.
Так вот, этот исключительный кадр попался Кэт на ее жизненном пути буквально на днях, недели три назад. И уже рвется в ее бытие со страшной силой. То есть желает чуть ли не жить у нее.
– Почему не рассказывала? – спрашиваю я. – Такие страсти, а мы не в курсе.
– Страсти-то не мои, – мрачно говорит Кэт, – чего о них рассказывать?
– О чужих тоже интересно. Так и что? – продолжаю я. – Он ломится в твое сердце, а ты отбрыкиваешься?
– Насчет сердца не уверена, – говорит Кэт.
– А куда? В квартиру?
– Ну да. Может, ему жить негде, вот он и подыскивает себе варианты. И не знает, бедолага, что я-не вариант.
Это она о том, что жить с ней невозможно.
– Может, все не так плохо? – говорю я. – Может, он и вправду на тебя запал?
– Запал? – повторяет Кэт. – Где ты, Ларина, такой мути понабралась? В новой конторе, что ли?
– Ладно, не цепляйся к словам. Не в них дело.
Дело, конечно, не в словах. Дело в этой вечной несправедливости. Почему когда тебе кто-то нужен, ты ему абсолютно до левой задней, и наоборот? И так всю жизнь. Почему? Lo siento. Что по-испански значит «мне жаль». Себя в первую очередь.
14 ноября, суббота. Послание от Селезневой: «Может, встретимся?»
«Зачем?»-хотелось написать в ответ. Но я не стала. Она бы надулась.
– Ну и пусть бы надулась, – говорит мне сегодня Кэт. – Тебе-то что до ее надутых щек? Она тебе кто?
Никто. И все равно. Неприятно, когда кто-то на тебя обижается.
– Так это ее проблемы, – продолжает зудеть Кэт. – Твой вопрос абсолютно в точку. Зачем эти встречи с Селезневой, с которой вы и парой слов не обменялись в универе? Чего сейчас-то суетиться?
Я так и не рассказала ей о тех моих июньских посиделках с Селезнем. Потому что пришлось бы комментировать. А я уже и не понимаю, как тут можно комментировать. В том смысле, что тогда Селезень просто загипнотизировала меня своим преуспевающим видом и, что самое главное, тем, как уверенно она держалась. Но сейчас… Что-то переменилось. Во мне? Или в окружающем воздухе?
– И что в итоге? – вклинивается в мои размышления Кэт. – Будешь встречаться?
– Не знаю, – честно отвечаю я.
– Значит, будешь, – говорит Кэт. – Могу с тобой пойти. Тогда Селезень не так будет выступать. Да и быстрее свернется. А?
Надо будет подумать.
А вечером вдруг звонит шеф.
– Здесь холодно, – жалуется он.
Конечно, холодно. Ноябрь, чай. Я так и говорю ему. И добавляю:
– Это ж тоже север.
– Но я думал, что холодно только в России, – стонет Бенито.
Мы еще немного болтаем о том о сем, Бен вроде немножко приходит в себя, и мы прощаемся. Я кладу трубку и долго размышляю на тему о том, не пойти ли мне в психотерапевты. Или в народные целители. Может, у меня мощнецкое энергетическое поле? Вон как положительно на Бена действую. Может, и на других сумею? И начну зарабатывать офигительные деньги. И прославлюсь. И жизнь будет яркой и насыщенной.
16 ноября, понедельник. А пока, как обычно, иду в понедельник на работу. Бенито сегодня еще нет-приедет только вечером, так что до завтра-свобода!!! Наливаю себе кофе, кладу перед собой учебник испанского языка, и… является субтильный Эдик.
– Привет, – говорит он. – Как дела?
– Хорошо, – отвечаю я.
И смотрю на него вопросительно: мол, не хочешь ли идти куда шел? Эдик моего намека не понимает, проходит внутрь моего стеклянного куба, садится на стул и таращится на меня.
– Что-то надо? – интересуюсь я. – Шефа нет.
– Да вроде… – отвечает Эдик. – Так просто зашел, проведать.
Проведать? Это еще что за формулировочки?
– Но вообще-то… – мнется Эдик, – я вот тут подумал…
– Опять будешь звать куда-нибудь? – Я выпрямляюсь и подпускаю в свой взор суровости.
– Не-ет, – тянет Эдик. – Я понял, что тут без вариантов.
– Молодец, – говорю я. – Так что ты там подумал?
– Может, у тебя есть подружки? Познакомь, – мямлит Эдик.
Он опускает глаза и начинает ковырять указательным пальцем проплешинку на джинсах. Вид у него крайне жалкий.
– Эдик, – медленно говорю я, – у тебя что, кризис в личной жизни?
– Угу, – мычит Эдик, так и не поднимая глаз.
– Только плакать тут не вздумай! – ворчу я.
– Не буду, – обещает Эдик, и я понимаю, что плакать для него не в новинку.
– Но послушай, – говорю я, – у меня все подружки не в твоей возрастной группе.
– И что? – Эдик перестает рвать джинсу. – Это даже хорошо. Потому что я не люблю маленьких. Если старше, это даже прикольно. – Он криво улыбается.
А вообще, он ничего. Ну, то есть… Нет-нет, я лично пас. Но так… Просто замороченный компьютерный мальчик.
– Ладно, – великодушно говорю я, – я подумаю.
– Классно! – Эдик вскакивает со стула. – Спасибо!
Эдик уже в дверях. Вдруг тормозит. Оборачивается.
– Что еще? – спрашиваю я.
– А я попрячу данные твоего трафика, – говорит он.
Я непонимающе смотрю на него.
– Ну, то, что ты смотришь в Сети, – поясняет он.
Поворачивается. Открывает дверь.
– Так, – командую я, – стоять! Иди-ка сюда.
Эдик вздрагивает. Закрывает дверь. Покорно подползает к моему столу.
– А теперь рассказывай, – велю я.
16 ноября, понедельник, вечер. В шоке после того, что поведал мне Эдик.
Оказывается, мы все под колпаком. Нет, прослушки, конечно, нигде нет, но весь наш интернет-трафик перлюстрируется, или как это там называется. То есть его конкретно смотрят. Для начала смотрит Эдик, потом он составляет отчеты, и уже потом смотрит руководство. Не поверю, что это генеральный. Не похож он на человека, способного на такую мерзость.
– Не знаю, – пожал плечами Эдик. – Я шлю отчеты на генерального, а дальше…
Значит, все-таки способен. Как несовершенен мир! И как обманчив!
– Но вообще-то, – продолжал задумчиво Эдик, – мне кажется, что директор тут ни при чем. Мне кажется, что это не для него.
Неужели опять мой Бенито руку приложил?
– Для головного офиса в Лондоне. Или, может, даже дальше. Потому что просили писать отчет на английском, – сказал он.
А что, подумала я, все в общем-то логично. Америкосы. У них стукачество в почете. Вернее, они это стукачеством не считают.
– Так если задуматься, – проговорил Эдик, – почему нет?
– Ты это о чем? – уставилась на него я.
– Они считают, что на работе нужно заниматься работой, а не серфингом, – сказал он. – И они правы.
Я же и говорю-такой чистенький, компьютерный мальчик. Оторванный от реальной жизни. Причем напрочь.
– Но, – тут же добавил Эдик, – это нереально. Заниматься только работой. Это же сдуреть можно.
Ладно. Не напрочь.
– Поэтому я немножко корректирую свои отчеты, – хихикнул он.
Я не могла поверить своим ушам.
– Насколько «немножко»?
– Ну-у, к примеру, у тебя показываю не все. И у Ольги Дмитриевны…
– У меня понятно почему, – перебила его я. – А у Ольги Дмитриевны?
– Не знаю. – Он пожал плечами. – Она… нормальная. Еще у Марты, у Кати из продаж, у Вики из техотдела, – перечислил Эдик.
Любопытный выбор. Особенно половая принадлежность осчастливленных. У Эдика точно проблемы в личной жизни…
Но ужас! Ужас! Ужас!
Сразу стала лихорадочно вспоминать, что именно смотрела в последние дни. Испанский ладно, а вот как вам «согнать жир с живота»? Или «50 самых красивых мужчин мира»? Ужас. Ужас. Ужас-с-с-с…
– На самом деле, – говорит мне Тим, когда я жалюсь ему на жисть, – во многих местах так. Вам еще повезло.
– Это в каком смысле? – спрашиваю я.
– В таком, что вас только просматривают. Некоторым еще и перекрывают. Перебрал трафик-отключаем. Понятно?
– Понятно.
От этого не легче. Мысль о том, что все руководство нашей конторы знает, что у меня в мозгах, разгоняет сон. Уже почти час ночи, а я еще на ногах. Вот решила все записать. Говорят, если выложишь на бумагу, становится легче.
17 ноября, вторник. Вранье это все. Насчет того, что становится легче. Сегодня прихожу в офис, натыкаюсь на генерального и сразу опускаю очи долу. Стыдно, черт возьми. Хотя, может быть, он сам и не читает эти злополучные отчеты, а сразу отсылает в Америку. Хорошо бы, если бы так.
И хорошо бы, если бы их не читал Бен. Но не потому, что мне перед ним стыдно, а потому, что незачем ему знать, как я провожу свое свободное время на работе. Пусть думает, что я пашу как вол. Та-а-ак, я что, становлюсь халтурщицей? Надо подумать об этом на досуге.
Бен вернулся из Финляндии мрачный. Из-за погоды? Или из-за тетки, с которой туда ездил? Очень хочется посмотреть на нее. Она блондинка с ногами от ушей или брюнетка с грудью Памелы Андерсон? Или и то и другое? Я имею в виду ноги и грудь-не блондинку и брюнетку.