– Какой матч?
– Американский футбол.
Джей-Джей смеется.
– Чувствую, ты настоящая фанатка.
Я глубоко вздыхаю, не уверенная, задавать ему следующий вопрос или нет.
– Скажи, это странно, что он не пытался меня поцеловать?
– Но он тебя поцеловал.
Я чувствую, как краска приливает к моим щекам.
– Ты видел?
– Ты явно недооцениваешь мое зрение, – поводит бровями Джей-Джей.
– Ну да, поцеловал, – соглашаюсь я. – Но только на балу. А вчера у него дома – нет. Я нахожу это странным.
– Необязательно, – возражает Джей-Джей. – Ну то есть я бы на его месте, раз уж бутылка открыта, пил бы безостановочно. Но это я. А он может относиться к этому совсем по-другому.
– Ладно, не буду сейчас комментировать сравнение с открытой бутылкой и желанием выпить, поскольку ценю твое мнение, но вообще-то это явный перегиб.
– Принято к сведению, – говорит Джей-Джей.
Мы идем медленнее, чем обычно, поэтому в школе нам приходится сразу бежать на урок. Жалко, я собиралась проверить, ждет ли меня Шон у шкафчиков. Надеюсь, хотя бы место в классе он мне занял.
Когда я вхожу, все тут же начинают на меня глазеть.
Все, кроме Шона. Он сидит за партой с опущенными глазами.
Место рядом с Шоном занято. Единственное свободное место есть в первых рядах, и я направляюсь к нему, чувствуя себя пловцом, который пытается выплыть из моря презрения.
Мне хочется вылезти из собственной кожи. Я помню это чувство. Ринзи наверняка постаралась. Очередное фото. Или очередной слух обо мне. Это бы объяснило всеобщий настрой. Но это невозможно! Я же записала в блокнот пожелание, чтобы она перестала делать мне гадости. Под этим можно подразумевать любые козни, но сейчас, ощущая на себе тяжелые взгляды, я уверена, что она что-то подстроила.
Когда мисс Ноулз проверяет по журналу присутствующих, смятый в комок листок бумаги перелетает через мое плечо и падает на парту передо мной. Я разворачиваю его. Он содержит всего одно слово. Ругательство.
Я комкаю его и бросаю на пол. Какую гадость придумала Ринзи?
Когда мисс Ноулз отпускает нас с занятий, несколько учеников «случайно» задевают меня плечами, проходя мимо. Мои учебники разлетаются в разные стороны. Никто даже не пытается помогать мне их собрать. Даже Шон.
Когда я наконец выхожу в коридор, Шона там нет. Зато есть Амалита.
– Скажи мне, что это не ты, – требует она. – Вернее, я знаю, что это не ты. Просто хочу это от тебя услышать.
– Понятия не имею, о чем ты!
– Хорошо. Ладно. Но ты должна знать. Пойдем со мной. Vaminos![59]
Она подводит меня к одной из кабинок для индивидуальных занятий на нижнем этаже школьной библиотеки.
– Ам, мне нужно на урок, – говорю ей я.
– А мне, думаешь, не нужно? Это важнее.
Она садится за компьютер в кабинке и набирает адрес сайта. Загружается картинка: текст на оранжевом фоне. Название гласит:
ЗИМА ТРЕВОГИ НАШЕЙ[60]
Правдивый рассказ о жизни Авентурской средней школы
– Что это?
– Читай!
Это непросто в моем стрессовом состоянии: буквы скачут перед глазами еще больше, чем обычно. Мне приходится водить по экрану пальцем, собирая воедино каждое слово, чтобы не потерять мысль.
Два месяца назад я переехала в Авентуру, штат Флорида. За этот непродолжительный срок я подверглась здесь издевательствам, унижению и травле. Хотя я и доложила об этом администрации школы, никаких мер принято не было, так как у меня не было конкретных доказательств, кто за этим стоит. Не располагая возможностью назвать имя конкретного обидчика, я могу только обвинять школьный коллектив в целом. Я не рассчитываю на справедливость внутри системы, поэтому мне остается лишь перевести стрелки на виновников моих бед. Я не хочу распространять сплетни и ложь, я лишь хочу пролить свет на их тайны так же, как они поступили с моими. Я сохраняю анонимность только из соображений личной безопасности и предаю эти материалы гласности с большим сожалением.
Мое сердце молотом стучит где-то у меня в горле.
– И все думают, что автор – я?
Амалита поднимает бровь. Естественно, все думают, что я. Это ведь моя история столь искусно переврана здесь: никто никогда не делал достоянием гласности никакие мои тайны, их сочинила Ринзи.
– И название не случайно выбрано, – замечает Амалита.
Я смотрю на адрес сайта: www.winterofdiscontent.com.
– Все думают, я такой знаток Шекспира? – удивляюсь я. – Они меня что, на занятиях по литературе не слышали?
– Ты что, не догоняешь? – спрашивает Амалита. – «Зима тревоги нашей», а ты – Отем Фоллз, «осень».
– Но это же глупо! – восклицаю я.
– Ровно настолько, чтобы связать название с тобой. Для всех ты – та, кто хочет отомстить, оставаясь анонимом.
Я издаю сдавленный смешок.
– Я не собираюсь никому мстить!
– Я просто объясняю тебе, – проговаривая каждое слово, говорит Амалита, – что думают люди. Нажми на эту ссылку, дальше еще хуже.
– Класс!
Я оказываюсь на очередной оранжевой странице. Она содержит колонку текста, разбитого на параграфы:
София Брукс: семья живет на пособие, а ты только что прикупила пару босоножек за 400 баксов? Предположим, они из секонд-хенда. Все равно не меньше 200 баксов. Не самый лучший выбор или явная клептомания? Это уж вам решать.
Шайла МакКонкл: именно из-за тебя в прошлом году издали приказ о школьном дресс-коде, запрещающий носить в школу неподобающую одежду. Так когда же ты перестанешь надевать обтягивающие майки и мини-юбки? Поверь, они тебя совсем не красят.
Амалита Лейбовиц: не переживай, не стоит стесняться потницы в складках живота. Или все-таки стоит?
– О боже! – восклицаю я. – Только не говори мне, что ты думала, будто я могу написать такое!
– Нет, – фыркает в ответ Амалита. Она кидает на меня быстрый взгляд, а потом снова переводит глаза на экран. – Ну, может, только на секунду! – признается она. – Но потом сразу передумала. Тейлор – единственная, кто об этом знал.
Я смотрю на нее широко распахнутыми глазами.
– Так это правда?
Она кивает.
– Интертриго[61]. Два года назад. Не будем об этом.
– Ты считаешь, это написала Тейлор? – спрашиваю я.
Амалита отрицательно качает головой.
– Тейлор слабачка. Она изменщица и necesita que le den una colleja[62], но на такое не способна. Это дело рук Ринзи и ее гениального братца.
– Но предполагалось, что она больше не будет делать мне гадости, – тихо произношу я.
– С чего бы это? – фыркает Амалита.
Не отвечая, я продолжаю читать разоблачения «Зимы». Я заставляю себя читать медленно и вдумчиво, чтобы ничего не пропустить. Каждый следующий пункт из списка еще отвратительнее и интимнее предыдущего. У меня аж голова начинает кружиться. По крайней мере, если я потеряю сознание, Амалита рядом.
Мои руки саднит, как будто я схватилась за кастрюлю с кипящей водой.
– Ну это вообще бессмыслица какая-то! «Ринзи Треска: думала, сможешь утаить ото всех свою «эксклюзивную» вечеринку в клубе «Светлячок» по случаю шестнадцатилетия? Извини, не удалось. Я все знаю, а теперь будут знать и все остальные». Ну и в чем тут подстава?
– Да она просто хвастается! – поясняет мне Амалита. – Клуб «Светлячок» – еще то местечко! Muy exclusivo[63]! Ринзи хочется, чтобы все были в курсе, что она будет праздновать именно там. А так можно подумать, что это не она сама трындит об этом всем и вся!
– Кроме того, раз ее имя есть в общем списке, никому не придет в голову, что она сама это и написала, – высказываю я свою догадку.
– Умно! – произносит Амалита почти восхищенно.
– Это хитроумно! – Кто так поступает? И как долго она это планировала? – Да этому списку конца нет!
В поисках окончания текста я пролистываю страницы вниз, и вдруг мой взгляд упирается в имя, которое заставляет меня с шумом втянуть воздух:
– Шон Гири: нарушение восприятия информации на слух? Давайте называть вещи своими именами: задержка в развитии. Если восемь лет занятий по системе ПАП не дали никакого результата – ничего не поможет, так и останешься умственно отсталым.
– Я ее убью, – восклицаю я, отодвигая стул назад так резко, что парень в соседней кабинке хватает свои вещи и перемещается подальше. Мне кажется, у меня валит дым из ушей. – Нет, сначала я буду ее медленно пытать, а уже потом прикончу.
– Мне нравится твой план, – соглашается Амалита.
Я обхватываю голову руками и тру виски.
– И как давно это висит на сайте? – бормочу я.
– Как мне сказали, с вечера воскресенья. Я только на последнем уроке увидела.
Я долго сижу молча. Если бы я могла по собственному желанию испариться, я бы это сделала.
– Отем? – наконец зовет Амалита, прерывая мое молчание. Видно, что она за меня беспокоится, и у нее есть для этого все основания.
– Мне нужно идти, – внезапно говорю я. – Не могу здесь оставаться.
Даже не пытаясь меня отговорить, она провожает меня до моего шкафчика, из которого торчит очередной конверт.
– От миссис Дорио? – спрашивает Амалита.
Мне даже не надо открывать письмо, я и так знаю, от кого оно. Но тем не менее я вскрываю конверт и киваю.
– Хочешь, я скажу ей, что ты заболела и ушла домой? – предлагает Амалита.
– Ничего, – отвечаю я. – Я справлюсь.
Кабинет директрисы скоро станет для меня вторым домом. Ирония заключается в том, что с момента моего поступления в школу за мной не числится ни одного реального проступка.
– Отем, Отем, Отем… – тяжело вздыхает миссис Дорио, когда я вхожу в ее кабинет. На этот раз она сидит за своим столом. Она разворачивает ко мне экран своего компьютера, и я вижу оранжевый фон с заголовком «Зима тревоги нашей»