[86]. Это ее реферат по литературе.
Я смотрю на время: 17:05. В моем распоряжении минут десять. Максимум пятнадцать.
О чем я только думала? Это абсолютное безумие. Даже если у нее в компьютере есть нужные мне файлы, как я их найду?
Я нажимаю на «Поиск», потом «Документы» и набираю «Отем». Появляется целый список файлов, и я бегло их просматриваю, но ни один из них не имеет ко мне никакого отношения.
Естественно! Кто будет таким тупицей, чтобы называть файл именем той, чья репутация и является их основной мишенью?
Я могла бы поискать по конкретной цитате. Что-нибудь из написанного в «Зиме тревоги нашей». Что там было?
Впервые я жалею, что сайт был удален.
Амалита!
Я судорожно пишу ей сообщение: «Пришли мне фото текста из «Зимы» как можно скорее».
Слава богу, она моментально откликается. Через секунду я получаю фотографию. Я увеличиваю изображение, чтобы найти какую-нибудь особую фразу, которая вряд ли может встретиться в каком-либо другом документе.
«Не самый лучший выбор или явная клептомания?» Я забиваю эту фразу в поисковик. Это было написано о Софии Брукс. После каждого напечатанного слова список возможных документов становится все меньше. Я уверена, что когда дойду до вопросительного знака, вариантов вообще не останется.
Но этого не происходит.
В списке документов остается всего один файл под заголовком «Ричард III». Как доказала моя работа по «Гамлету», я ничегошеньки не знаю о Шекспире, если только меня не вынуждают обстоятельства, но сейчас я готова поклясться, что именно в этой пьесе есть цитата со словами «Зима тревоги нашей».
Я изучаю свойства файла. Создан был в конце января, почти за месяц до того, как появился сайт. Просматриваю содержание.
Здесь весь текст для сайта: полный список учащихся со всеми их грязными тайнами. И все это сейчас на экране прямо у меня перед глазами.
Бог мой! Я уже забыла, какие отвратительные вещи там были!
Эви Вотерс: Держать такой скелет в шкафу – старомодно. Все равно все уже знают, поэтому не стесняйся, найди в себе силы признаться в своей нетрадиционной ориентации.
Колин Рэднор: Я исхожу исключительно из твоих интересов. Дыхание не может быть таким зловонным без физиологической причины. Сходи к врачу!
Робин Проуз: Мы обе знаем, из-за кого уволили мистера Эдмундса. Стоила ли игра свеч? Ты хоть высший балл за это получила?
Это болото может легко засосать. На секунду я прерываюсь, чтобы послать Амалите всего два слова: «Золотая жила!», и вытаскиваю из кармана крохотную Чудо-женщину, а затем вставляю ее в USB-порт.
Компьютер распознает накопитель: появляется название «Чудо-девка». В высшей степени поэтично со стороны Джека. Я выделяю файл «Ричард III» и уже готова его скопировать, когда внезапно слышу скрип открывающейся двери.
Я застываю на месте.
– Отем?
Я медленно разворачиваюсь на стуле.
Это Шон.
Я не могу ни двинуться с места, ни сказать хоть слово. Меня словно парализовало. Я сижу на стуле Ринзи, моя рука намертво прикреилась к мышке.
– Привет, – наконец выдавливаю я из себя.
Он смотрит на меня во все глаза.
– Что ты тут делаешь?
В его голосе ни одной игривой или дружеской ноты.
– Я? А ты что делаешь тут, наверху? – отвечаю я вопросом на вопрос. Я не могу. Не могу сказать ему правду. Легче заколоться на его глазах транспортиром.
Он продолжает глазеть на меня с открытым ртом. Как будто не может поверить, что я задала ему этот вопрос.
– Тебя долго не было, и я пошел проверить, все ли с тобой в порядке. Дверь в туалет была открыта, а вот тебя там не было. Я подумал, ты пошла искать другой туалет. А затем услышал, как кто-то печатает.
Ума не приложу, почему дверь в туалет была открыта. Я закрыла ее, когда вышла. Должно быть, миссис Треска заходила туда, пока я была здесь, наверху. И почему ему показалось, что я слишком долго отсутствовала? Если только…
Я поворачиваюсь и вижу часы на экране компьютера Ринзи. 17:35. Так и есть! Я абсолютно потеряла счет времени.
– Отем! – опять обращается ко мне Шон таким тоном, как будто ему противно даже произносить мое имя. – Что ты здесь делаешь?
За какие-то доли секунды я прокручиваю в голове все возможные объяснения, но ни одно из них не годится.
– Я ищу доказательства того, что это Ринзи стоит за сайтом «Зима тревоги нашей», – выпаливаю я. Слова поспешно срываются с моих губ: – Я знала, это ее рук дело, но никто мне не поверил, даже ты, поэтому мне нужно было найти доказательства.
Шон смотрит на меня так, словно решает в уме сложную математическую задачу. Некоторое время он молчит. А когда начинает говорить, произносит каждое слово медленно, словно сам не может поверить, что это правда.
– Значит, ты… ты пригласила Ринзи на встречу с Кайлером Лидсом только по этой причине? Чтобы пробраться сюда и порыться в ее вещах? Ты вообще-то собираешься брать ее с собой?
Я могла бы соврать. Легко.
И все вернулось бы ко мне бумерангом меньше чем через 24 часа.
– Нет, – признаюсь я, чувствуя себя жалкой мерзавкой. – Я иду с Амалитой.
У него нет слов. Он только продолжает гневно смотреть на меня.
– Но, Шон, я была права! – быстро добавляю я, собрав всю свою оставшуюся смелость. – Я нашла доказательства. Смотри!
– Я не хочу смотреть. Я не роюсь в чужих вещах. Я никогда так не поступаю.
– Это не я злодейка в этой пьесе, – произношу я, безуспешно пытаясь найти правильные слова, чтобы оправдаться.
Он издает короткий, полный горечи смешок.
– Ты уверена?
Теперь уже я борюсь с подступающими к глазам слезами.
– Да, выглядит это некрасиво. Но здесь другое, Шон. Это справедливое возмездие.
Он просто смотрит на меня и качает головой.
– Несмотря на весь тот мусор, который швыряли тебе в лицо, ты продолжала оставаться той потрясающей девчонкой, которая не изменяла самой себе, у которой были любящие друзья и которая продолжала делать так, как считала нужным, без оглядки на окружающих.
Я растеряна. То, как он качает головой, жутко меня расстраивает, потому что, похоже, он во мне разочаровался.
– Так вот как ты меня видишь…
– Так я тебя видел. Я был неправ.
– Шон? Отем? – доносится до нас снизу голос Ринзи. – Вы там живы? В моем доме нельзя тискаться!
– Сейчас спускаемся, – кричит Шон ей в ответ, но при этом не сводит глаз с меня.
– Ты ей все расскажешь? – спрашиваю я, кусая губу.
– Надо бы, – отвечает он. – Но нет. Не про компьютер. Ты сейчас же расскажешь ей, что не возьмешь ее с собой на встречу с Кайлером Лидсом. А потом покинешь этот дом. И если хоть какие-то ее файлы где-нибудь всплывут, я всем все расскажу.
Мой желудок совершает кульбит, а в горле появляется ком. Я могу отказаться и просто уйти, но тогда я могу не рассчитывать на то, что у нас с Шоном когда-нибудь еще будет хоть малейший шанс наладить отношения. Какая-то часть меня продолжает надеяться, что, когда он перестанет сердиться на меня, он поймет, зачем я так поступила. Поэтому я киваю, вытаскиваю флэшку и опускаю в карман. Я рассчитываю, что он хоть краем глаза посмотрит в файл, прежде чем я его закрою, но он этого не делает. Когда никаких следов моего пребывания больше не осталось, я спускаюсь за ним вниз, и мы заходим в комнату. Он выжидательно стоит, скрестив руки на груди, а я опускаю голову, как нашкодивший ребенок.
– Ринзи, – медленно произношу я. – Мне надо тебе кое-что сказать.
Есть только один плюс в том, что в твоей жизни происходит что-то действительно ужасное: все остальные проблемы перестают казаться такими уж невыносимыми.
Когда я рассказываю все Ринзи, она визжит, оскорбляет меня, даже стучит ногой. Все это время Шон стоит не шевелясь, с каменным выражением лица. Он не произносит ни единого слова, даже когда миссис Треска заходит посмотреть, что происходит. Ринзи орет на нее, чтобы она ушла. Потом Шон провожает меня до двери и с шумом захлопывает ее за мной. А ведь меня некому отвезти домой. Его это не волнует.
Я хочу опуститься на землю и пореветь всласть, но еще больше хочу оказаться как можно дальше от Ринзи и Шона. Я иду пешком пару кварталов до въезда в их элитный поселок, а оттуда уже звоню маме, чтобы она заехала за мной. Пока я ее жду, я не делаю ни-че-го. Даже не разрешаю себе ни о чем думать. Когда я сажусь в машину, мама, конечно, замечает, что я чем-то расстроена, но объяснить ей я ничего не смогу, поэтому молчу. Дома я хочу просто вырубиться как можно скорее. Я поднимаюсь к себе, забираюсь в постель и делаю кокон из одеяла, чтобы отгородиться от окружающего мира.
20
У меня лежачая забастовка. Даже когда я просыпаюсь, я отказываюсь открывать глаза. Вместо этого переворачиваюсь лицом вниз и дышу в подушку.
Я чувствую, что это не помогает, потому что не могу выкинуть из головы слова Шона. Я не могу не думать о том, что он сказал. О том, какой он видел меня и какой я была раньше – девушкой, остававшейся верной самой себе, несмотря ни на что. У которой были любящие друзья и он! – назло Марине Треске и всем, кто пытался разрушить это.
Когда я вспоминаю, как он это описывал, мне кажется, что тогда я действительно вносила мир и гармонию в свое окружение.
Я встаю с постели и иду за своим блокнотом. Достаю его из сумки и перечитываю свое последнее желание: «Пусть все узнают, как поступила со мной Ринзи, и поймут, что она из себя представляет».
Неужели оно сбило меня с правильного пути? Может, именно поэтому его исполнение обернулось для меня настоящим кошмаром?
Я беру ручку и начинаю писать:
«Дорогой папочка…»
Ужасно тяжело рассказывать ему о том, что я сделала. План проникновения в компьютер Ринзи казался мне таким смелым и правильным поступком, а себя в тот момент я видела просто какой-то Убивашкой