– Все складывается превосходно. Прошу вас взять этот ключик.
Я перепугалась:
– И зачем же он мне?
– Собственно, сейчас я вам все объясню. Сегодня уже поздно, однако завтра утром вы пойдете в банк. Откроете ячейку. Это последняя ячейка справа в третьем снизу ряду. Выньте ее содержимое, спрячьте в сумочку и возвращайтесь пешком домой.
– Но простите, – возмутилась я. – Отчего бы мне это делать?!
– Сейчас я объясню и это. Итак, Тоннор – или, вернее, Валло – еще надеется, что мы не успели выследить его сейф. Если он до сих пор в Варшаве, то, похоже, не хочет рисковать. Решил воспользоваться вами. Мог бы прибегнуть к помощи кого-то из своих сообщников, но при риске потерять сообщника или вас – выбрал вас.
– Не понимаю, о чем вы, пан майор… – я взглянула на него иронично. – Во-первых, могу вас уверить, что ни один любящий мужчина, имея такой выбор, не подставил бы женщину, которую он – пусть платонически – но любит. Во-вторых, каким же образом он может быть в Варшаве, если посылка пришла из Ковеля.
– Давайте не будем об этом, – сказал майор.
Мужчины все такие. Поймаешь их на неком нонсенсе, а они сразу – «давайте не будем об этом».
– Однако почему я должна заниматься этим?
– Для того, уж простите, чтобы не вспугнуть птичку. Перед банком, а может, и внутри наверняка стоит кто-то из его сообщников. Он, естественно, проинформирован Тоннором, что вы должны опорожнить ячейку. Ведь Тоннор именно затем и взвалил на ваши плечи это задание, чтобы суметь без проблем отобрать свои вещи у вас позже. Это может случиться вот как: либо кто-то придет за ними к вам домой, либо, не теряя времени, подойдут к вам на пути из банка к вашему дому. Я сомневаюсь, чтобы сделал это сам Тоннор. Даже в гриме он не рискнул бы появиться нынче на улицах Варшавы. Однако это не исключено полностью. Потому, если на улице кто-то подойдет к вам и захочет, чтобы вы отдали ему пакеты для Тоннора, – отдайте их.
– Отдать?
– Естественно. За вами будут идти наши агенты, а значит, вам нечего бояться. Но нужно быть готовой к любым вариантам. Разумнее всего с их стороны было бы обставить все как обычную уличную кражу. К вам неожиданно подбежит кто-то, сорвет сумочку и начнет убегать. Мы, конечно, сразу его схватим, но тогда у нас не будет против него никаких доказательств принадлежности к шпионской шайке. Понимаете, он мог бы притворяться обычным воришкой. А потому, отправляясь в банк, не берите с собой сумку. Я надеюсь, у вас в шубе есть карманы?
– Конечно, в моем каракуле.
– Вот и прекрасно. Пакеты небольшие. Они с легкостью уместятся у вас в кармане. Вот и все, о чем я вас прошу. Когда вернетесь домой с пакетами, я буду вас там ждать и дам дальнейшие инструкции.
Это было уже слишком. Я не просто должна была предать Роберта, отдав его письмо, но еще и сотрудничать во всей этой ужасной махинации!
– Нет, пан майор, – сказала я решительно. – Для подобного рода дел вы можете использовать кого пожелаете, только не меня. Я не привыкла к таким вещам. Вам, пан майор, следовало бы отдавать себе отчет, кто я такая.
Он совершенно не смутился:
– Я отдаю себе отчет, что вы единственная персона, которая, не вызывая у шпионов подозрения, может помочь нам их схватить.
– Да, но я на подобное не согласна. Это вовсе не мои обязанности. Я и так уже сделала много некрасивых вещей. Используйте для этого полицейских, жандармов или кого захотите. Я – категорически отказываюсь.
Майор смерил меня неприятным взглядом:
– И все же я крайне прошу вас не отказывать нам в этой помощи. Это займет у вас не более получаса времени.
– Дело не во времени, – возмутилась я. – Но в том, что вы хотите сделать из меня полицейского осведомителя.
– Ах, зачем вы используете такие слова? Я лишь полагаю, что вы, как добропорядочный гражданин Польши, не сможете отказать стране в помощи.
– Увы, но я именно что отказываю, – произнесла я решительно.
Майор развел руками.
– Что ж, – сказал, – как видно, я не умею быть слишком убедительным. И что?.. Мне не остается ничего, лишь обратиться с просьбой к вашему мужу. Быть может, он сумеет вас убедить…
Тут я испугалась по-настоящему.
– Вы ведь мне обещали, господа, что муж ни за что ни о чем не узнает. Мне нечего от него скрывать, но вы же понимаете, я не хочу, чтобы он расстраивался. Не хочу, чтобы он хотя бы на миг мог воспринять все в дурном свете…
– Я вас понимаю, – прервал он меня. – Однако, если вы ставите меня в безвыходное положение, мне придется прибегнуть к данному средству. Уж поверьте: я говорю это не для того, чтобы оказать на вас давление, но затем, что верю: ваш супруг признает мою правоту и склонит вас к тому, чтобы вы исполнили мою просьбу.
Я закусила губу. Что я могла ему ответить? Пришлось соглашаться. Я содрогаюсь от одной мысли, что может ожидать меня завтра. Боже милостивый! Лишь бы его побыстрее поймали – или только бы он сумел сбежать. Пусть просто все закончится!
Я нашла листок от дяди Альбина. Там было всего два слова: «Ничего нового».
Знаю одно: жить так дальше я не смогу.
Среда
Все прошло согласно тщательно разработанному плану. В одиннадцать часов я пошла в банк. В комнате сейфов и в ее прихожей было человек двадцать. Бледная от эмоций, я открыла ячейку. У меня даже руки тряслись. Внутри и правда лежало два небольших пакета. Я спрятала их в карман.
Как это отвратительно, когда за тобой следят. Правда, я не видела, чтобы кто-то из этих людей наблюдал за мной, но прямо-таки чувствовала спиной буравящие взгляды. Хотя они и уверяли, будто мне ничего не угрожает, меня охватил страх. Мне вдруг вспомнились все фильмы о гангстерах – и о шпионах. В любой момент сбоку или сзади могли послышаться револьверные выстрелы…
Но ничего подобного не случилось. Я вышла на улицу, перешла на другую сторону. Оглянулась. Позади были обычные прохожие, не отличавшиеся от тех, кого я видела ежедневно. Несмотря на это, я ускорила шаг.
Когда наконец оказалась дома, коленки мои подгибались. Меня уже ждал майор в гражданской одежде. Какое же счастье, что не было Яцека. Как бы я сумела объясниться с ним в присутствии майора?! Он взял из моих рук пакеты, внимательно осмотрел их и сказал:
– Мне придется забрать их с собой. Через пару часов вы снова их получите.
– Но зачем же они мне? Я этого не желаю! – крикнула я испуганно.
– Они должны оставаться с вами. Тоннор либо сам явится, либо пришлет кого-то. Ваши функции сводятся к тому, чтобы отдать ему эти пакеты. Если это произойдет днем, то сразу после ухода того человека приоткройте штору на этом окне таким вот образом. – Он показал, как я должна поступить. – Если же будет уже темно, тогда включите и погасите – трижды – свет. Мои люди поймут, что это значит.
Я прекрасно осознавала: просьбы и мольбы ни к чему не приведут. Пришлось согласиться. Я лишь почувствовала возмущение, поскольку из-за этого вынуждена постоянно сидеть дома. Ведь я не могла допустить, чтобы Роберт или его посланник заявились во время моего отсутствия и попали на Яцека – а это было весьма вероятно.
Я сказала обо всем майору, но он меня успокоил:
– Насчет этого можете совершенно не опасаться. Я вас уверяю: тот, кто придет, будет прекрасно информирован, есть ли вы дома – и даже одна ли вы. Такие вещи не делают вслепую.
Мы как раз сидели с Яцеком за обедом, пытаясь изображать непринужденных и веселых супругов, когда в прихожей раздался звонок. Я вскочила как ошпаренная. Я скоро взбеленюсь от этих звонков. Но все же побежала сама открыть дверь. Яцек поглядывает на меня со все большей подозрительностью. Пусть думает себе, что хочет.
На сей раз это оказалась какая-то девушка, которая спросила меня:
– Это вы пани Реновицкая?
Когда я сказала, что да, она кивнула и вручила мне небольшой пакет.
– Я пришла к вам от пана майора.
Прямо из прихожей я прошла в ванную комнату и спрятала пакет за ванну. Туда наверняка никто не заглядывает.
– Что там, любимая? – спросил Яцек, стоило мне вернуться за стол.
Я едва не расплакалась. Что же я могла ему ответить?
– У каждого свои проблемы… – прошептала я.
Он больше не расспрашивал. Он такой внимательный. И расспрашивать не стал, потому что не хотел высказывать мне свои опасения. Почти с радостью я узнала, что он будет занят весь день. А вечером – бал. Потом я приду уставшая и наверняка засну. Обычная женщина на моем месте с ума бы сошла.
Четверг
Я не была на балу. Пережила острый приступ мигрени, да такой, что не помогли никакие порошки. Нынче у меня запавшие глаза и выгляжу я словно старуха. Как обычно, после порошков я плохо спала. Но в этой усталости есть и хорошая сторона. Конечно, все случившееся, все грозящие мне опасности, весь внешний мир – все это кажется мне теперь менее важным, ко всему этому я отношусь спокойней. Я решила весь день провести дома, в халате. На пять пригласила несколько человек и Тото. Сидели мы до семи. Они показались мне скучными, а разговоры их были полны банальностей; после их ухода я почувствовала настоящее облегчение.
Собственно говоря, я не знаю, что меня удерживает при Тото. Это странно, что я до сих пор не оборвала с ним связь. Пожалуй, поступаю так для того, чтобы та гусыня, Мушка Здроевская, не думала себе, будто Тото бросил меня ради нее. А на самом деле мне это совершенно без разницы.
Яцек вернулся к ужину. Был какой-то веселый и дал понять, что его личные дела могут повернуться вовсе неплохо. Со мной он обходился чрезвычайно предупредительно. Он действительно единственный человек, которого я могу любить. Я даже сказала ему об этом. Он был так тронут – совершенно как в тот день, когда я согласилась стать его женой.
Пятница
Яцек уехал в Беловежье. Наша прощальная ночь была чудесной. И словно, чтобы подчеркнуть ту ночь, день, который настал после нее, оказался прекрасным. Утром выпал свежий снег. Выбелил все вокруг. Над белым светом – лазоревый купол неба без малейшей тучки. Солнце светит так ярко, что просто ослепляет.