. Дам ему почитать. Насколько помню, роман может помочь Ромеку понять, что мужчина должен воспринимать любовное приключение как временное явление. Расскажу ему и то, что слышала некогда от Доленги. Тот говорил, что знает лишь три незыблемые вещи: вечное перо, вечную любовь и вечную волну. И, как ему кажется, вечное перо из них – существует дольше всего.
Не могу понять, отчего два этих человека дружат. Ромек бывает на всех приемах по четвергам у Мостовича, и, кажется, они встречаются также в другое время. Кстати, об этих четвергах. Я не в силах отказать Тадеушу. Завтра вынуждена буду появиться у него. Если оставаться искренней, это меня нисколько не радует, ведь там окажется множество знакомых. Таким вот образом я дам понять Яцеку, что совершенно не считаюсь с его предубеждениями, и это единственный мотив, склоняющий меня отправиться на тот прием.
Я еще не знаю, как поступлю. Как бы то ни было, Тадеуш всегда проявляет ко мне достаточно доброжелательности и он неизменно любезен.
Четверг
Сижу в поезде. Кто никогда не писал в нем, не знает, как это сложно. Буквы получаются неясные, некоторые – совершенно кривые. Интересно, когда-нибудь, если решусь упорядочить мои заметки, чтобы издать в форме дневника, сумею ли сама их прочесть? Хотя идея издать свой дневник – несколько фраппирует.
Смотрю на лица пассажиров. Те поглядывают на меня как на обычную милую женщину. Может ли кто из них догадаться, сколько идей кроется в моей душе?! Я тоже смотрю на них как на людей обычных, рядовых. Тот брюнет с залысинами наверняка торговец или фабрикант. Толстяк выглядит как банкир. Дама в летах с обесцвеченными волосами наверняка жена чиновника от железной дороги. Она не кажется пассажиркой, которая может позволить себе первый класс. Скорее всего, у нее бесплатный билет. У молодого человека с фигурой спортсмена целое созвездие прыщей на лице. Он отвратителен. Вероятно, работает в каком-то журнале и тоже имеет льготный проезд.
Так я их описываю. Но могу ли знать, кто они на самом деле? Я посмотрела на толстяка. Возможно, он едет, чтобы застрелить свою неверную жену, и уже через пару дней угодит в тюрьму? А та женщина может оказаться герцогиней, а неинтересный юноша – знаменитым иностранцем. Ведь и герцога Виндзорского я однажды приняла за коммивояжера. Ничего нельзя знать наверняка. Всякий человек скрывает в себе какие-то загадки. Брюнет с залысинами, что кажется мне совершенно простым господином, в душе своей способен иметь ад или рай. Только несчастья, что обрушиваются на людей, раскрывают перед нами их богатства и нищету.
Мне и правда стоит переделать это в дневник. Я все больше убеждаюсь, что множество ценных мыслей, которые приходят в мою голову, заслуживают публикации. Какое же количество женщин – да что там, и мужчин тоже! – может воспользоваться ими. Самой большой сложностью, как мне кажется, при написании такого дневника остаются фамилии. Естественно, я не могла бы выразить свое мнение о родных и Яцеке. А выдумывать фамилии – дело невыносимо сложное. Впрочем, как говорит Гомбрович, наиболее невероятная фамилия, изобретенная автором, всегда может найти своего настоящего носителя.
Автор дневника, а точнее Витольд Гомбрович, совершенно прав. Я сам отмечал множество подобных случаев. Истинный носитель какой-нибудь фамилии ничего не имеет против, коль фамилия эта украшает героя романа. Тогда он читает книгу с блаженным удовольствием. И только если герой совершает какое-то свинство, настоящий носитель резко протестует.
Например, был у меня такой случай: в одном из романов я одарил фамилией Икс (не хочу тут ее упоминать, чтобы не вызвать новых проблем) двух дам, которых – поскольку этого требовал сюжет – причислил к аристократии. К тому же фамилия звучала по-польски красиво и хорошо. Роман, как и все мои другие, перед книжным изданием публиковался с продолжением в одном из варшавских еженедельников. И вот пока о тех дамах говорилось лишь то, что они симпатичны, хорошо сложены и вращаются в высших кругах общества, никто не протестовал. Но с одной из них произошел досадный несчастный случай. А именно, она рассталась при довольно забавных обстоятельствах с тем, что наша традиция вопреки всему считает неотделимым атрибутом принадлежности к девицам. И каков же был результат?.. Долго ждать не пришлось. Через два дня я получил от некоего адвоката Фенстергласса суровый протест. Его клиентка носила именно эту фамилию.
Адвокат от лица клиентки угрожал мне какими-то статьями криминального кодекса в том случае, если на протяжении… – и т. д. – я не изменю фамилию Икс на некую другую, поскольку обстоятельства романа оскорбляют родовую честь Иксов – ведь там одна из Иксов творит странные вещи.
Пани Ганка Реновицкая права также в том, что подобрать фамилию для героев автору непросто. Тут речь не только о злодеях, но и о персонажах, скажем так, героических. Назови, например, кого-нибудь из благородных адонисов фамилией, казалось бы, настолько неправдоподобной, как Цыньян, и что в результате? Месяца не проходит, как вся пресса захлебывается от новости, что некий Цыньян продал селянину колонну Зигмунта, трамвай и главный вокзал за несколько сотен злотых[65]. Фамилия Цыньяна-мошенника становится синонимом воровской ловкости. И как же тогда выглядит мой Скшетуский[66], отягощенный таким-то именем?!
То же самое относится и к названиям мест. Однажды я получил самое настоящее опровержение от бургомистра одного из небольших городков. В его Пикуткове никогда не жил никакой такой пан Александр Поварицкий, а потому не мог он и внезапно перебегать по улицам того города или поджигать конюшни пожарных.
Тут я должен признать, что мы с пани Ганкой изрядно посушили себе головы, прежде чем придумали для нее фамилию «Реновицкая» – как и несколько других, используемых в этом дневнике. Если речь о пане Тото, то мы и вовсе решили фамилии ему не давать. Но чтобы избегнуть любых недоразумений, я со всей определенностью хотел бы подчеркнуть, что Тото из «Дневника пани Ганки» не имеет ничего общего с князем Тото Радзивиллом[67], хотя, вероятно, он и не меньше последнего известен в Варшаве и в некоторых районах Польши. (Примеч. Т. Д.-М.)
Я решила остановиться на день в Кракове. Там как раз находится тетя Баворовская, и мне стоит ее посетить. Я не видела ее со времен детства.
Забавно, что называю ее тетей, хотя она на два года младше меня. К счастью, я сама тетей никому не прихожусь. Это страшно старит. Но ведь подобного не избежать. Данка уже сегодня обещает, что у нее будет шестеро детей. Ужасно! Впрочем, от ее пана Станислава вполне можно ожидать такого. Представляю себе его отцом семейства, невыносимо серьезно и патриархально поглаживающего по головкам своих шестерых красотулек. Я убеждена, что и во время ласк они двое станут думать о необходимости естественного прироста в нашей державе, нежели о чем-то ином. Жизнь, по сути, невероятно смешна.
Однако на «четверг» я не попала. Мне чуточку хотелось, но по причине задержки в Кракове у тетки Баворовской имела прекрасное оправдание для себя и Тадеуша. Я выехала дневным поездом, а завтра вечером уже буду в Крынице.
Немею при одной мысли о заданиях, которые мне придется там выполнить. Утрачиваю всю уверенность в себе, когда понимаю, что буду вынуждена встать там лицом к лицу с этой опасной женщиной. Смогу ли оказаться умнее ее? Сумею ли добыть это несчастное свидетельство о браке?
Я не слишком религиозна, и с обрядами у меня не всегда складывается, но в Кракове пожертвую определенную сумму в костеле, чтобы мне все удалось. Всегда лучше – на всякий случай – подстраховаться.
Я часто задумываюсь над проблемой веры. Собственно говоря, не имела бы ничего против, если бы являлась доброй католичкой. Но у меня просто нет на это времени. Молитвы и посещение костела, исповеди и все такое, все то – коль это делать как следует (а я не люблю какой-либо небрежности) – требует ежедневно массу времени. Думаю, Господь Бог в своем безграничном милосердии простит мне это.
Суббота
Я в Крынице. «Патрия» переполнена. Это счастье, что Тото заказал для меня комнату. Увы, апартаменты побольше – заняты. Масса знакомых. Все уверяют, что прекрасно проводят время.
Первым человеком, которого я встретила в холле «Патрии», была… мисс Элизабет Норманн. Она как раз спускалась в ресторан к ужину. Уже успела загореть. Не без досады приходится признать, что выглядит она интересно. Но я убедилась, что ее рыжие волосы – крашеные. У рыжих женщин плохо с загаром, и они часто покрываются веснушками, которых я желала бы ей от всего сердца.
Либо она не помнит меня по Варшаве (а мы виделись в «Бристоле» всего несколько раз), либо прекрасно умеет притворяться. Ее зеленые глаза скользнули по мне с полным равнодушием. Я уже успела разузнать, что живет она на втором этаже и, естественно, в апартаментах. Это несколько испортило мне настроение. Директор обещал, что едва только освободятся апартаменты на третьем этаже, которые нынче снимает какой-то богатый немец из Верхней Силезии, он переселит меня туда.
Я немного утомлена путешествием и краковскими визитами. Человек даже представить себе не может, как много у него дальних родственников.
Но Тото умеет произвести впечатление. Я бы сказала, что даже удивилась: в моей комнате меня ждал огромный букет роз. Должно быть, он устроил это по телеграфу.
Ужин я съела в номере. Теперь записываю эти несколько слов, чтобы как можно скорее принять ванну и лечь в постель. Снизу доносятся звуки оркестра. Интересно, успела ли эта Бетти со всеми здесь перезнакомиться. Представляю себе, какие у нее наряды! Но не думаю, что дам ей меня перещеголять.
Суббота
Я встретила Ромека. Это приятно, когда некто при каждой встрече с тобой краснеет подобно пансионерке. Данный факт укрепляет веру в собственную значимость. Я остановила сани и окликнула его. Он стоял перед каким-то магазином. Споткнулся о сугроб у тротуара. Вел себя очень неловко, что при его внешности – весьма очаровательно. Одет он был как обычно – первоклассно. Это огромное его преимущество. Терпеть не могу плохо одетых мужчин. Такой из себя, к примеру, Лешек Понимирский – одевается ужасно. Подозреваю даже, что и купается он редко.