– Погоди еще минутку, – остановила я его. – Зачем тебе ехать в Министерство со всем этим? Это настолько необходимо?
– Конечно же.
– Я так не думаю, – возразила я. – Министерству об этом знать необязательно. Зачем нам, чтобы это дело получило огласку среди наших знакомых? Вопрос нужно решить так, чтобы все прошло тихо и конфиденциально. К тому же мне кажется, шпионские дела не имеют ничего общего с Министерством. О! Я придумала!.. У нас такими делами занимается полковник Корчинский. Это очень деликатный человек. Я ему весьма доверяю со времен истории с желтым конвертом.
Яцек заколебался:
– Я не слишком хорошо его знаю.
– Зато я – знаю прекрасно. И абсолютно не считаю необходимым, чтобы все решал именно ты. Я и сама замечательно справлюсь с этим.
– Ну, такого-то уж точно не может быть, – упирался он. – Вопрос касается меня и моих служебных дел… Я не могу вмешивать в это еще и мою жену.
– Мой дорогой, ты забавный. Говоришь так, словно не знаешь, какой оборот приняло бы это дело, не вмешайся в него я. Пока что я справлялась – и ты сам можешь это признать – прекрасно. Так что позволь мне довести все до конца.
Он не хотел мне уступать, но я почти заставила его. Согласился, лишь когда Фред пришел мне на помощь, признав, что коль уж решать дело менее официально, то будет лучше, если именно я проведу разговор с полковником Корчинским.
– Вот именно, – сказала я твердо. – И господин ван Хоббен отправится со мной, чтобы иметь возможность немедленно выступить в качестве свидетеля.
Следовало еще посоветоваться насчет проблемы ложного двоеженства. И тут тоже пригодился опыт Фреда в подобного рода делах. Он полагал, что о двоеженстве не стоит даже вспоминать. С его точки зрения, хватило бы и просто сказать, что мисс Норманн шантажом пытается добиться от Яцека доступа к секретным документам, используя письма, которыми они обменивались восемь лет назад, когда их соединяла романтическая связь.
Я, зная полковника, тоже не сомневалась, что этот вопрос излишне его не заинтересует. А в случае, если после ареста мисс Норманн все же попытается исполнить свою угрозу, можно будет просто категорически все отрицать. Коль даже доказательства двоеженства, которыми она располагает, будут истинными – или таковыми покажутся, – из-за самого их содержания дело не должно бы моментально выйти наружу и, скорее всего, навсегда останется засекреченным, тем паче что – как отметил Фред – процессы над иностранными шпионами обычно проводятся при закрытых дверях. В такого рода обстоятельствах, если бы даже до наших знакомых дошли сплетни относительно обвинений, сделанных этой дамой в сторону Яцека, можно было бы объяснять их – совершенно безопасно – как некие злобные сказки.
Оговорив эти нюансы, я позвонила полковнику. Застала его дома, но он был настолько вежлив, что согласился вернуться на службу и принять меня. Правда, я сообщила ему, что у меня есть необычайно важная информация об очень подозрительной персоне, которая может в любой момент сбежать из Варшавы.
Мы с Фредом сели в машину и отправились в путь. По совету Фреда я оставила его в автомобиле внизу, чтобы при необходимости вызвать к полковнику.
В конторе не было почти никого. Только в комнате ожидания сидел тот полноватый господин, которого я впервые увидела в молочном магазине на Жолибоже. Полковник Корчинский вышел мне навстречу, как всегда вежливо поздоровался и пригласил в свой кабинет.
– Мне воистину повезло, – начала я, – что судьба дала возможность познакомиться с вами, пан полковник, поскольку нынче мне не просто нужна ваша помощь – я могу послужить делу, которым вы руководите.
Он, вежливо улыбнувшись, промолвил:
– Я всегда в распоряжении столь прекрасных дам. В чем же дело нынче?
– Видите ли, мой муж еще до женитьбы познакомился за границей с одной девушкой. Тогда он был совершенно неопытен и впутался в роман, который не слишком хорошо отобразился бы на его репутации, если бы теперь выплыл наружу. Вы меня понимаете?
Полковник кивнул:
– Такое часто случается с неопытными юношами.
– Именно. Тем временем та чужеземка откуда-то узнала, что Яцек, мой муж, нынче работает в дипломатической службе, что он женат и любое компрометирующее обстоятельство могло бы дурно отразиться на его карьере и на положении в обществе. И тогда она решила использовать это для своих отвратительных целей.
– И каковы же ее цели?
– Эта женщина – шпионка. Она приехала в Варшаву и заявила моему мужу, что устроит ему массу неприятностей, если он не согласится скопировать для нее чрезвычайно важные и секретные государственные документы. Естественно, мой муж категорически отказался и пообещал, что напишет на нее заявление. Я его упросила, чтобы доверил это мне, поскольку при оказии предпочла встретиться с вами, пан полковник, наперед зная, что могу рассчитывать на конфиденциальность, за которую вам ужасно благодарна.
Полковник спросил, о каких документах шла речь, я их перечислила по записной книжке Фреда и задала ему вопрос, примут ли во внимание после ареста этой женщины ее грязные инсинуации относительно Яцека.
С самого начала меня удивила спокойная улыбка, которая не сходила с губ пана полковника. Теперь же он извлек из стола фотографию и показал ее мне.
– Речь идет об этой женщине? – спросил меня.
Я широко открыла глаза: передо мной лежал портрет мисс Элизабет Норманн.
– Да! – воскликнула я, изрядно удивленная.
– А живет она в отеле «Бристоль» под именем Элизабет Норманн, верно?
– Так вы о ней знаете!
– Вы не ошиблись. Мы приглядываем за ней с того момента, как она приехала в Польшу.
– С Рождества?
Он отрицательно качнул головой:
– Нет, она пребывает здесь с осени. Правда, раньше использовала другое имя и другую внешность.
– Значит, вы знали, что она шпионка? Отчего же не арестовали ее?
Он взглянул на меня с улыбкой:
– Видите ли, порой чужой шпион может оказаться чрезвычайно полезным. Например, благодаря этой даме нам удалось ликвидировать несколько чрезвычайно опасных ее соратников и противников. Собственно, в Польшу ее прислали, чтобы парализовать деятельность этих последних.
– Я ничего не понимаю…
– Для специалистов это довольно простое дело. Одни государства высылают шпионов, а другие – своих агентов, дабы, следя за теми первыми, понять намерения противников. Не стану вам надоедать этим. Достаточно лишь сказать, что эта красотка, чья фотография лежит перед вами, невольно направила нас на след чрезвычайно опасной птички и нашего общего знакомца, господина Валло, который выступал у нас под именем Роберта Тоннора. Кроме того, именно ее мы можем благодарить за то, что обратили внимание еще на нескольких человек. А поскольку наперед знали о ее намерениях и целях, то соответствующим образом изменяли и сведения, которые она добывала, – и таким образом вводили в заблуждение ее разведку. Теперь вы понимаете, отчего мы ее не арестовывали?.. Такой шпион, как та дама, как и всякий другой известный агент, скорее выгоден для нас. Я также знаю, что главным ее планом было добыть те дипломатические документы, о которых вы упоминали. Сперва мы даже имели намерение просить вашего супруга, чтобы он вручил ей определенные подделки. Но при нынешнем распределении сил в этом уже нет необходимости. – Он взглянул на меня, прищурившись, и добавил: – В любом случае я благодарен вам и поздравляю вас. Вы умная женщина.
Мне показалось, он знает куда больше, чем говорит. В его улыбке была толика укора. Неужели полковник догадался, что расследованием дела мисс Норманн занялась именно я?.. Возможно, он даже знал о приезде Фреда и о якобы двоеженстве Яцека? Мне ужасно хотелось прояснить это, однако я решила не спрашивать, чтобы не оказаться в неловкой ситуации. Прощаясь со мной, полковник сказал:
– Ни о чем не беспокойтесь и будьте настолько же отважны и дальше. Сколько бы раз не рождалось в вас подозрение, что некто – шпион, всегда сообщайте об этом мне. В нынешние времена их здесь крутится так много, что сложно выловить всех. И мне не стоит говорить, что этот визит и все, о чем я вам рассказал, следует хранить в тайне. Вы можете открыться мужу, но предупредив, чтобы и он никому не говорил об этом. Если же вас беспокоит тот шантаж, которым вам угрожали, будьте спокойны.
Я очень вежливо поблагодарила его, уверяя, что прислушаюсь к его просьбе. На обратном пути вкратце пересказала Фреду, как складывается ситуация.
Яцек ожидал нас с беспокойством, которого он не сумел скрыть. Но, выслушав меня до конца, почти расплакался. Как же хорошо я его понимала! Столько долгих недель в тревоге! Столько горьких мук совести, столько мрачных перспектив будущего. И вот в конце концов все должно завершиться наилучшим образом.
– Ты настоящее сокровище, – сказал он. – Не знаю, заслужил ли я такую жену.
Мне особенно приятно было то, что он произнес эти слова при Фреде. Я даже сама расчувствовалась. Конечно, у меня есть некоторые недостатки. Порой я люблю докучать близким, я немного высокомерна и чуть ленива. Но когда начинаю думать, в каком положении оказался бы Яцек, не будь у меня моего интеллекта, предприимчивости и решительности, то прихожу к мысли, что ему пришлось бы совершить множество непозволительно глупых поступков. Как знать, быть может, он даже решился бы на самоубийство.
Но ведь правду сказал кто-то из греческих философов, что наибольшим сокровищем является чувство довольства собой[95]. И мне так хорошо и легко сейчас. Я никогда еще не была настолько довольна собой с того времени, как претендент на французский престол, граф парижский, не отступал от меня ни на шаг на гарден-парти у герцога Монако и меня с ним вместе сняли для кинохроники.
А самым важным было то, что я одержала полную и окончательную победу над этой ужасной женщиной. И дело даже не в том, что она не получит Яцека, но то, что сам Яцек сказал ей в глаза, насколько сильно меня любит, – как и то, что Тото тоже придется ее оставить. И выходит, именно она была причиной несчастий Роберта! Это ведь она виновата в его смерти. Выходит, интуиция не подвела меня и здесь. Тогда, на лестнице, я повстречала именно ее. Змея!