И хотя полковник советовал больше не обращать на нее внимания, согласиться на это я не могла. Ни за какие сокровища! Я поняла, что должна узреть ее падение и унижение собственными глазами. Не сумела бы отказаться от этого.
– В любом случае необходимо удостовериться, какого рода фальшивые документы хотела отдать тебе та женщина, – заявила я Яцеку.
Он принялся резко возражать:
– Нет-нет! Я больше не желаю этого знать. Если вы убеждены, что документы – подделка, а полковник Корчинский четко дал понять, чтобы мы проигнорировали ее угрозы, нет в этом мире такой силы, которая могла бы заставить меня еще раз встретиться с той женщиной. Я чувствую почти физическое отвращение от одной мысли об этом. Не люблю прикасаться к мерзости. Нет. Уж лучше мы поедем в имение отдохнуть от всех этих жутких событий.
Я успокоила его:
– Совершенно не подговариваю тебя встречаться с ней. Сделаю это сама.
– Я не соглашусь и на это, – решительно запротестовал Яцек. – Она может тебя оскорбить или сделать нечто подобное.
– Не бойся. Я не позволю себя оскорблять. К тому же со мной будет господин ван Хоббен.
Яцеку, кажется, ужасно хотелось выразить свои опасения относительно и этого пункта моей программы, но, поскольку я дала понять, что дело решено, он удержался от любых дальнейших замечаний. Я попросила Фреда остаться на ужин. Сколько же у него такта и знания людей! За пару часов он сумел добиться расположения Яцека и поменять его восприятие детективов вообще и себя в частности на куда лучшее. А я наблюдала за тем, как он это делает. Методы его были совсем не сложными. Состояли они в том, чтобы все, что ни говорит Яцек, принимать как увлекательную для себя новость, о которой он раньше и понятия не имел. Часто бывал чуть иного мнения, но для того только, дабы тут же дать себя убедить. Когда он ушел, Яцек сказал:
– Очаровательный парень. И при этом очень разумный. Став чуть постарше, он сможет рассчитывать на большой успех у женщин.
Я не могла не согласиться с Яцеком.
Воскресенье
Я с утра дежурила, чтобы Яцек не подошел к телефону, и оказалось, предчувствие меня не обмануло. Едва лишь подняла трубку, сразу узнала ее голос и произнесла:
– По некоторым причинам пан Реновицкий не может подойти к аппарату. Это мисс Норманн? Я узнала ваш голос. Муж рассказал мне обо всем, и я уполномочена им закончить дело с вами. Подойдет ли вам встретиться в одиннадцать?
И тут я ее впервые подловила: я говорила по-польски, и она ответила мне так же:
– Хорошо. Буду ждать вас ровно в одиннадцать.
Я тотчас позвонила Фреду, и мы договорились, что к мисс Норманн отправлюсь одна, он же останется наверху, чтобы слушать наш разговор. А в случае необходимости сойдет вниз. Надлежало считаться с тем, что мисс Норманн не захочет говорить о деле при свидетелях и начнет притворяться, будто ни о чем не знает. Фред дал мне еще несколько указаний, а когда я упомянула о том, что разговаривала с мисс Норманн по-польски, он предупредил меня:
– Боже милостивый, и не говори с ней по-польски! Ведь я не знаю этого языка.
Просто счастье, что он сказал мне об этом. Не то я бы совсем это не учла. Должна признаться, я все равно немного нервничала, когда стучала в дверь той опасной женщины. Вопреки тому, что на руках моих были все козыри, следовало учитывать то, что я имею дело с опытной и умелой шпионкой, которая может поймать меня врасплох на том, к чему я не была бы готова.
Она приняла меня с совершеннейшей беспечностью. Я сразу заметила, что все вещи ее упакованы. Похоже, она собиралась сразу после разговора уехать. Обронив пару вступительных фраз, я заявила:
– Мы с мужем вдвоем соглашаемся на ваши условия.
Она взглянула на меня с хорошо скрытым недоверием:
– Я верила, что вы примете благоразумное решение.
– Вот именно, – подтвердила я. – Но сперва, прежде чем мы доставим вам те бумаги, я должна убедиться: то, что вы нам дадите взамен, является настоящим свидетельством о браке. Можете показать мне этот документ?
Она без лишних слов встала и развернула передо мной бумагу, снабженную печатями, – но так, чтобы я не сумела ее достать. Внимательно взглянув, я засмеялась:
– Простите, но это же подделка. Подделка тем более неловкая, что у нас есть официальный документ из той же конторы регистрации гражданских состояний, из которого следует, что в данный момент никакого брака между Реновицким и Элизабет Норманн заключено не было. Если вы соизволите подождать, я сейчас же позвоню домой и прикажу принести сюда все письма из различных нью-йоркских контор, чтобы вы смогли своими глазами убедиться в наивности и рискованности своей интриги. Это подделка. Зауряднейшая фальшивка!
Она прошила меня ненавидящим взглядом, но взяла себя в руки и пожала плечами:
– Уж простите, но то, что я сейчас слышу, абсолютный нонсенс. Документ настоящий. А даже если бы его и не было, то сам ваш муж не осмелился бы возразить, что женился на мне восемь лет назад. Впрочем, тому есть и свидетели.
– Свидетели? Таким свидетелям никто не поверит. Они были шпионами и вашими сообщниками. А весь брак – инсценированная комедия. Вы не угадали. Подозревали, что я слежу за вами в Крынице по поручению мужа. Я и в самом деле следила. Однако мой муж об этом не знал. Да, уважаемая. Я делала все это по собственному желанию. И вы ошибаетесь, полагая, что я не раздобыла вашей фотографии. Ошибаетесь. Я ее получила и разослала отпечатки по всему миру. Именно благодаря этому мне удалось установить, кто вы такая и чем занимались.
Тут я стала перечислять имена, которыми она пользовалась, и места, где она побывала за эти восемь лет. К ее чести, можно сказать, что, хотя услышанное от меня должно было наполнять ее ужасом, она сумела сохранить видимость спокойствия.
– Вам казалось, вы держите в кулаке моего мужа и вам удастся шантажом выжать из него все, что вы только захотите. А вышло все наоборот. Это я держу вас в кулаке и в любой момент могу приказать вас арестовать. Посадить в тюрьму, откуда вам удастся выйти через много-много лет совсем уже старой отвратительной женщиной.
Я говорила все это довольно взвинченно, и под моим торжествующим взглядом бледная усмешечка сползла с ее губ.
– Вы ничего не сумеете доказать, – отозвалась она вполголоса.
– О, вы так думаете? Знайте же: каждое слово, произнесенное здесь, аккуратно записывается. Просто взгляните на эту люстру.
Я засмеялась, она же глянула вверх и явственно побледнела.
– Да, дорогая моя. Были свидетели, которые слышали ваш разговор с моим мужем и по первому моему слову готовы подтвердить властям, что вы сами признались в шпионаже. Что вы оставались на телефонной связи со своими сообщниками, передавая им информацию и получая инструкции. Я могла бы уничтожить вас одним движением пальца. Но мне отвратительна месть. И потому я готова согласиться оставить вас в покое при следующих условиях: во-первых, вы тотчас же уедете из Польши и никогда больше тут не покажетесь; во-вторых, отдадите мне эту подделку и подпишете показания, что вы никогда не были женой моего мужа, а тот брак инсценировали. Кроме того, пообещаете ни с кем не контактировать до отъезда.
Она недоверчиво смотрела на меня и, немного поразмыслив, произнесла:
– И откуда бы мне знать, что ваши угрозы имеют под собой основания?
– О, вы очень легко убедитесь в этом, – кивнула я и произнесла чуть громче: – Господин ван Хоббен, оставьте своего помощника наверху и спуститесь к нам.
Мы ожидали молча. Не прошло и трех минут, как Фред стукнул в дверь. Спокойно поклонился ей и улыбнулся, хотя она приветствовала его взглядом, полным ненависти.
– Ладно, – процедила сквозь зубы. – Я принимаю ваши условия.
И менее чем за полчаса все было закончено. Поскольку ближайший поезд уходил около часа, я согласилась, чтобы Фред сопровождал ее до этого времени. Когда уже выносили чемоданы, она спросила у меня:
– Не скажете ли, что вас заставило отказаться от мысли о судебном преследовании?
Я пожала плечами:
– Это очень просто. Во-первых, как шпионка вы показали столько неумелости, что мы с мужем вдвоем решили: вам не удалось бы нанести нашей стране серьезный вред. Во-вторых, я не способна мстить кому-то, кого презираю так же сильно, как вас. Мне не хотелось бы, чтобы вы могли подумать, будто я отдаю вас в руки властей, поскольку у меня нет других способов обеспечить чувства тех мужчин, которых вы – столь безрезультатно – пытались у меня увести. Я не боюсь вас ни как шпиона, ни как шантажистку, ни как соблазнительницу. И лишь чувству моего превосходства над вами вы можете быть благодарны за свою свободу.
Боже мой! Сколько усилий, сколько нервов, унижений, бессонных ночей, беспокойства и страхов – и все ради того, чтобы я наконец могла бросить эти слова ей в лицо. Я многому научилась эти месяцы, я многое пережила и выстрадала. И многое обдумала. Я стала внутренне зрелой, укрепилась в своем человеколюбии. Однако любая женщина поймет меня, если я честно признаюсь, что, когда часом позже Фред позвонил мне домой и сказал – мисс Норманн уехала, нервное напряжение, в коем я пребывала столь долго, вдруг отступило и я снова сделалась лишь женщиной, что, рыдая, укрывалась в объятиях любимого мужа, моего супруга, за которого я вела столь опасное – но наконец-то закончившееся победой сражение.
Пятница
Вот уже четыре дня я не заглядывала в дневник. Уже четыре дня мы с Яцеком сидим в Холдове. Одни. Это словно второй наш медовый месяц. Увы, он не продлится долго. Яцек через пару дней должен возвращаться в Варшаву. Я утешилась лишь тем, что завтра приедет Тото, а в воскресенье – Гальшка, которую я пригласила на отдых. Правду сказать, сделала я это для того лишь, чтобы она не уехала на лето в Шотландию. Ее муж настолько скуп, что, услышав мое приглашение, заявил: о Шотландии и речи быть не может.
Тото приобрел новую превосходную машину и станет учить меня водить. По сути, он милый парень. И при этом такой смешной! Написал мне, что в сентябре собирается в Маньчжурию за тиграми, если до того времени не начнется война. В мужчинах неистребимо это ребячество. Я написала ему, что делать этого вовсе нет нужды, поскольку я никому не скажу о тех печатях на тигриных шкурах.