15 февраля генерал-лейтенант Дроммонд со смоленскими дворянами, полком конницы и пехоты, вновь выступил из Смоленска к Быхову, чтобы снабдить его продовольствием и вооружением.
21 февраля из Смоленска к польской границе выехал сотник Роман Кробовский с письмом к польским комиссарам и двумястами польскими пленными, отпущенными на свободу согласно приказу Его Царского Величества.
24 февраля в Смоленск из Львова возвратился с письмом Его Королевского Величества гонец Иван Брянцев, отправленный к Его Величеству королю Польскому с письмом Его Царского Величества, извещавшим об отправлении великого посла Нащокина. Он сообщил, что думный дворянин Нащокин задерживается в Люблине, где принужден медлить, пока Его Королевское Величество не вернется из Львова в Варшаву к началу сейма. В тот же день в Смоленск прибыл отправленный к польским комиссарам гонец Яков Лазарев с их письмами, подписанными под Минском. Они утверждали, что произошедшие нападения были вызваны и начало им было положено не поляками, но только и единственно русской стороной. К тому же они не обещали и не заключили через своего посланника Комара перемирие, но лишь предложили некоторые условия. Поскольку русские комиссары отвергли эти предложения, не приняв их, это положение не является и не может быть названо перемирием. Хотя после этого комиссары, назначенные с обеих сторон для обмена пленными, заключили перемирие, русская сторона тотчас же нарушила и преступила его.
Утром 1 марта, еще до света, жилец Дичков привез из Москвы приказ Его Царского Величества русским комиссарам отправляться со всеми сопровождающими из Смоленска в Москву к Его Царскому Величеству. Им не следует ни продавать, ни забирать с собой провиант и все пожитки, но оставить все в Смоленске, приказав подготовить и отправить в Смоленск по нынешнему санному пути еще больше запасов, поскольку всем им предстоит весной вновь отправиться в Смоленск для продолжения съезда. Между тем они должны были оставить комиссаров, назначенных из их числа для обмена пленных, в Смоленске под началом губернатора и окольничего князя Петра Алексеевича Долгорукова-Оболенского со всеми оставшимися польскими пленными, с тем чтобы обмен мог продолжиться. К тому же комиссарам надлежит обратиться через нарочного к польским комиссарам, объявив, что они, ожидая прибытия тех, с большими расходами и тратами провели в Смоленске более года, ныне же на короткое время выезжают в Москву к Его Царскому Величеству. Между тем те намеревались отправить своих гонцов и посланников, так же как и раньше, для всяких переписок и не желали тратить собственные средства, потребные для ускорения давно уже объявленного съезда и устроения христианского мира. Русские, однако, намеревались вновь явиться в Смоленск, как только условятся о времени и месте. Через этого гонца, Якова Лазарева, полякам также дали знать, что Его Царское Величество вновь отпустил из столичного города Москвы 248 человек польских пленных без какого-либо обмена, не говоря уже о выкупе, единственно из царской милости и доброты, дабы с русскими, находящимися в плену в Польше, поступили так же, без промедления доставив их на границу для обмена.
3 марта русские комиссары со всей своей свитой отправились из Смоленска в Москву.
11-го прибыли туда.
12-го того же месяца им пожаловали поцеловать руку Его Царского Величества в Передней палате[334]. Посольского канцлера Алмаза Ивановича, однако, не допустили явиться перед Его Царским Величеством, поскольку он не проявил должной осмотрительности в шведском деле, кроме как при его начале. Ведь обнаружилось, что в шведском экземпляре Кардисского мирного договора некоторые пункты были неверны и противоречили русскому экземпляру[335]. Из-за этого вскоре возникли решительные разногласия о мирном договоре, заключенном в Кардисе между Москвой и Швецией, хотя он и был утвержден государями с обеих сторон и скреплен клятвой, поскольку после надлежащей проверки выяснилось несовпадение в экземплярах на русском и шведском. Шведы желали, согласно двадцатому пункту в их экземпляре и обещанию, данному господам их послам боярами Его Царского Величества, с которыми они вели переговоры, возвратить всех своих подданных, плененных в этой войне, включая и тех, кто принял русскую веру и повторное крещение. Русские же, напротив, согласно двадцатому пункту в русском экземпляре, который им равным образом подтвердили в Стокгольме особой грамотой Его Королевское Величество и шведские сословия, не желали выдавать никого из шведских пленных, принявших греческую веру. Из-за этого на обеих сторонах возникло большое недоверие, которое день ото дня росло и увеличивалось. Барон Бенгт Хорн, прибыв из Москвы в Швецию, отчитался о своем поручении и, обнаружив подлог, которым русские великие послы выманили особую подтверждающую грамоту относительно двадцатого пункта русского экземпляра, совершенно по-иному доложил правящим шведским сословиям. Шведская корона немедленно отправила с королевским письмом в Москву посланника Конрада фон Бернера, бывшего перед тем маршалом посольства[336]. В этом письме порицались обман и ложь русских великих послов, которые, предоставив ложные и неверные сведения и поддельные бумаги, добились у шведов утверждения двадцатого пункта в соответствии с русским экземпляром. Шведы настаивали, что двадцатый пункт следует выполнить в полном соответствии со шведским экземпляром, а утверждение русского признать недействительным, а также что Его Царскому Величеству надлежит в дальнейшем не только не допускать подобных лжецов и обманщиков к посольствам, но и справедливо наказать их за этот великий обман, а посольства к иноземным государям доверять отныне людям, способным по посольскому обычаю внушать доверие своей честностью и обходиться без лжи. Ведь из-за одного лживого и безбожного посольства государства лишь озлобились друг на друга и потеряли все доброе и полезное. На это письмо Его Царское Величество, со своей стороны, ответил шведам через названного выше Бернера довольно оскорбительно, намереваясь отправить новое великое посольство в Швецию для сравнения и справедливого исправления этого пункта. Фон Бернер же, со шведской стороны, не соглашался с этим, настойчиво требуя удовлетворения как в этом пункте о пленных, так и в отношении свободной торговли, что русская сторона замалчивала и трактовала в соответствии с договором, и возражал, что иначе не выйдет ничего доброго. Русские же обращали на этого Бернера совсем мало внимания и не желали на сей раз вступать с ним в долгие разговоры как с частным лицом, а отправили его с названным выше царским письмом. После него к Шведской короне был послан нарочный Иван Песков с письмом Его Царского Величества о приеме русских великих послов, которым предстояло отменить и исправить в Стокгольме эти ошибочные пункты.
14 марта канцлеру Алмазу Ивановичу было наконец позволено поцеловать руку на приеме у Его Царского Величества. Перед тем он дал истинный отчет о шведском деле, которое исполнили столь неверно и ошибочно и долгое время не могли исправить не по его вине, а гораздо более из-за небрежности и промедления других. Ему по-прежнему поручили управлять Посольским приказом.
9 апреля отпустили крымского гонца Сефи Али Аталика. Он принял от Его Царского Величества письмо к своему хану с упреками в том, что все условия, которые хан предложил Его Царскому Величеству в письме, посланном с этим Сефи, были совершенно несправедливы и направлены лишь к позору и ущербу для Его Царского Величества и его государства. Поэтому хану следует отказаться даже от мыслей о таких несправедливых условиях, оставить лживых поляков и живущих на той стороне Днепра казаков, которые не верны и не преданы ни одному из них, и, восстановив прежнюю добрую и скрепленную клятвой дружбу с Его Царским Величеством, принять накопившиеся за прошедшие годы дары и подношения и доставить всех русских пленных на границу за справедливый выкуп. Если же он этого не сделает и продолжит замышлять враждебные действия против Его Царского Величества и его границ, царь, призвав помощь Всевышнего Бога ради своей невиновности, созовет всех своих подданных, русских, татар, казаков, калмыков, башкирцев, грузинских и терских князей, донских и запорожских атаманов и всех верных жителей своего государства и ответит на эту несправедливость силой оружия.
26 апреля гонец Иван Песков, отправленный Его Царским Величеством в Швецию ради приема назначенных великих послов, прибыл в Москву из Стокгольма с письмом Его Королевского Величества. В нем король желал переговоров, чтобы, собрав вновь комиссаров с обеих сторон в соответствии с Кардисским договором, уладить взаимное непонимание, противоречившее Кардисскому договору, отказавшись от всех несправедливых требований. По исполнении этого шведы охотно готовы принять, увидеть и выслушать русских великих послов. В противном случае не было оснований для того, чтобы послать их в Швецию и принять их там, не говоря уже о том, чтобы выслушать. Ведь нарушения, которые ныне столь умножились с русской стороны, нельзя уладить и устранить ничем, кроме открытого съезда.
17 мая в Швецию вновь отправили гонца Ивана Астафьева с письмом Его Царского Величества, добиваясь согласия на то, чтобы уладить Кардисские условия мира, разнящиеся в русском и шведском экземплярах, с помощью великого посольства, а не устраивать открытый съезд на границе. Если Его Королевское Величество все же совершенно откажется принять русское посольство в Стокгольме и уладить с ними эти условия, им предстоит встретиться с обеих сторон на границе. Из-за этих незначительных причин обе стороны вынуждены будут воздерживаться от нападения на врагов. Между тем окольничему и наместнику башкирскому[337] Василию Семеновичу Волынскому, думному дворянину и наместнику елатомскому Ивану Афанасьевичу Прончищеву и обоим дьякам, Герасиму Дохтурову и Ефиму Юрьеву, приказали быть готовыми к тому, чтобы ехать или в Швецию, или на съезд на ливонскую границу.