Дневник писателя (1880-1881) — страница 24 из 38


Казнь Квятковского, Преснякова и помилование остальных. Как государство – не могло помиловать (кроме воли монарха). Что такое казнь? В государстве – жертва за идею. Но если церковь – нет казни. Церковь и государство нельзя смешивать. То, что смешивают, – добрый признак, ибо значит клонит на церковь. В Англии и во Франции и не задумались бы повесить – церковь и монарх во главе. Мой разговор с Сидорацкой об университете. Ее восклицание. К этому пункту придраться и спросить: пресеклись ли убийства и преступления. Лорис-Меликов уничтожил ли злую волю? (Гольденберг.) Важно не количество, а настроение и упорство преступников, еще никогда и нигде неслыханное. (Феликс Пиа хвалил.) Искренность. Легкая работа. Женщины – животность их служения. Женский вопрос[32].

Леонтьеву (не стоит добра желать миру, ибо сказано, что он погибнет). В этой идее есть нечто безрассудное и нечестивое.

Сверх того, чрезвычайно удобная идея для домашнего обихода: уж коль все обречены, так чего же стараться, чего любить, добро делать? Живи в свое пузо. (Живи впредь спокойно, но в одно свое пузо.)


Леонтьеву. После «Дневника» и речи в Москве. Тут, кроме несогласия в идеях, было сверх-то нечто ко мне завистливое. Да едва ли не единое это и было. Разумеется, нельзя требовать, чтоб г-н Леонтьев сознался в этом печатно. Но пусть этот публицист спросит самого себя наедине с своею совестью и сознается сам себе; и сего довольно (для порядочного человека и сего довольно). //


Григорию Градовскому. «Не беситесь, г-н Дост<оевский>». Бедненький, воображал, что я от его статьи буду беситься и вскакивать с места. В этой наивной идее есть нечто даже трогательное.


Леонтьеву. Г-н Леонтьев продолжает извергать на меня свои зависти[33]. Но что же я ему могу отвечать? Ничего я такому не могу отвечать, кроме того, что[34] ответил в прошлом № «Дневника».

Исплясанные. …[35] На эти избитые, переболтанные, исплясанные темы.


Щедрин. Тема сатир Щедрина – это спрятавшийся где-то квартальный, который его подслушивает и на него доносит; а г-ну Щедрину от этого жить нельзя.

Вместо квартального о том, что никто-то из наших деятелей, во всех сферах, в сущности сам не знает чего хочет[36].

Кавелину. Есть некоторые жизненные вещи, живые вещи, которые весьма, однако, трудно понять от чрезмерной учености. Ученость, такая прекрасная вещь даже и в случае чрезмерности, обращается от прикосновения к иным живым вещам в вещь даже вредную. Не все живые вещи легко понимаются. Это аксиома. А чрезмерная ученость вносит иногда с собой нечто мертвящее. Ученость есть матерьял, с которым иные, конечно, очень трудно справляются.

Чрезмерная ученость не всегда есть тоже истинная ученость. Истинная ученость не только не враждебна жизни, но, в конце концов, всегда сходится с жизнию и даже указывает и дает в ней новые откровения. Вот существенный и величавый признак истинной учености. Неистинная же ученость, хотя бы и чрезмерная, в конце концов всегда враждебна жизни и отрицает ее. У нас об ученых первого разряда что-то не слыхать, второго же разряда было довольно, и даже только и есть, что второй разряд. Так что будь расчрезмерная ученость, и все-таки второй разряд. Но ободримся, будет и первый. Когда-нибудь да ведь будет же он. К чему терять всякую надежду. //


Жиды. И хоть бы они стояли над всей Россией кагалом и заговором и высосали всего русского мужика – о пусть, пусть, мы ни слова не скажем: иначе может случиться какая-нибудь нелиберальная беда; чего доброго подумают, что мы считаем свою религию выше еврейской и тесним их из религиозной нетерпимости, – что тогда будет? Подумать только, что тогда будет!


О Финляндии. «Новое время», № 1691. Пятница 14 октября. О финляндских претензиях.


Феликс Пият. Феликс Пият это говорит, Рошфор это утверждает. Неужели же мы обманем их ожидания.


Газета «Порядок». Вот уж беспорядок-то, по крайней мере в мыслях.

Жиды. «Новое время». Среда 19 ноября. Письмо о жидах Кояловича.


Экономическая статья. В экономической статье об общей системе в нашем министерстве финансов присовокупить о фатуме русского земледелия. Капиталы ушли на железные дороги. Разоренное же земледелие с освобождения крестьян всеми оставлено. Между тем аксиома: что там и благосостояние и финансы, где твердо стоит земледелие. Франция в 90-м году. С русских спрашивают черт знает что, а все и промышленность, и земледелие зависят от густоты населения. У нас прежнее земледелие разрушено освобождением. Закона о рабочих и даже об обозначении владений нет. Крестьянин срамит и позорит почву, убивает скот некормлением, пьянством и не может (не видно по крайней мере в будущем), чтоб он возвысился над minimu’мом, который дает ему земля. С другой стороны, отдельное землевладение // стоит отдельным элементом – опричником, от народа, от земли. Манифесты по церквам. «Стало быть, будет». Неразрешимый вопрос. Захочет ли увериться народ, то не вся земля его и что опричники не должны быть? А если будет по-его – сделает ли он и в силах ли что сделать для возвышения минимума? (Сведенная роща, 5 коп. за бревно.) Неразрешимые задачи, стоящие грозой в будущем. А меж тем – не будет земледелия, не будет и финансов. (Налог на соль, отношение рабочих к собственникам, большая свобода для переселений и проч.)[37].


О лучших людях. Что такое у нас лучшие люди. Дворянство разрушено. Во Франции тоже было разрушено – Почетный легион привился, но не исчерпал задачи. (В Европе лучших людей создает власть.) У нас Петр Великий, чтоб подавить аристократию бояр, ввел 14 классов. Есть аналогия с Почетным легионом. Привилось, но и не начинало исчерпывать задачи. Не признано духом народным, да и у чиновников начало банкрутиться. (Чиновники по найму, аферисты, адвокаты, банки пересилят.) А между тем без лучших людей нельзя. Но Петр тоже поступил по западному духу, наделав 14 классов, потому что лучшие пошли не от правительства, а от духа народного[38]. Лучшие пойдут от народа и должны пойти. У нас более чем где-нибудь это должно организоваться. Правда, народ еще безмолвствует, хоть и называет кроме Алексея человека божия – Суворова, например, Кутузова, Гаса. Но у него еще нет голоса. Голос же интеллигенции очень сбит и народу не понятен, да и не слышен. Бог знает кого интеллигенция поставит лучшим. Парижская коммуна и западный социализм не хотят лучших, а хотят равенства и отрубят голову Шекспиру и Рафаэлю. У нас в народе нет зависти: сделайте народу полезное дело и станете народным героем. (Но, не возвышая его до себя, любите народ, а сами принизившись перед ним…)[39].


Аристократ. Аристократизм манер русского мужика. //

Вольная р<усская> Академия наук. Проект Русской вольной Академии наук.

По поводу отвергнутого Менделеева, почему не завести нашим русским ученым своей вольной Академии наук (пожертвования).

«Новое время». Статья В. П. о Менделееве.


«Вестник Европы». «В<естник> Европы» «полезен для ума». Это давно уже сказано. Но имея в виду такую прекрасную цель, можно бы, кажется, и не служить с такой буквальностью другой-то цели[40].

Можно бы, кажется, и пренебречь другую-то цель, по крайней мере не следовать ей[41] с такою уж буквальностью.


«Русская мысль». Жаль, что вы мало думаете, господа, а живете готовыми мыслями. А у нас не только готовыми мыслями, и готовыми страданиями живут (без культуры-то).


Все нигилисты. Нигилизм явился у нас потому, что мы все нигилисты. Нас только испугала новая, оригинальная форма его проявления. (Все до единого Федоры Павловичи.) Слово Аксакова про Горбунова. Напротив, у Суворина аплодировали и глупости народной, и солдатской[42].

Комический был переполох и заботы мудрецов наших отыскать: откуда взялись нигилисты? (Да они ниоткуда и не взялись, а все были с нами, в нас и при нас (Бесы).) Нет, как можно, толкуют мудрецы, мы не нигилисты, а мы только на отрицании России хотим спасти ее (то есть стать в виде зоны, аристократами над народом), вознеся народ до нашего // ничтожества. (Речь Победоносцева в Киевской духовной академии.) Сравнение нигилизма с расколом (Уманца). Да раскол много пользы принес.

NB! Беспрерывные жалобы, что не оживляется общество (комично).


Гончаров. Да и невозможно иногда все упомнить. Вот, например, на празднике Пушкина в Москве, кажется, уже перечислены были все его достоинства, выведено было все, за что ему поставили памятник, а все-таки забыли одно чуть не самое важное достоинство, то есть что он был учителем нашего Гончарова Ивана Александровича. И если б не напомнил об этом сам Иван Александрович в письме, потом всюду напечатанном к Обществу любителей русской словесности, так бы об этом достоинстве Пушкина никто и не упомянул бы.


«Новое время» сикали, № 1712, вторник 2-е декабря, телеграмма из Парижа о том, что в Théâtre des nations социалисты из райка <– -> на публику. Мы, дескать, бедные, а вы богатые, вот вам. Не в том дело, что Рошфора и Феликса Пиа слушают всего 2000 человек, а в этом настроении национальном 4-го сословия против богатых (рассказы Анны Николавны). Вот элемент, из которого все выйдет. Что спасет тут псевдоклассическая республика? (Начали обливать нечистотами, то есть понятно чем.)