― Ну, знаешь, иногда открыться и дать волю эмоциям не так уж и плохо. Это явно никак не убивает в тебе мужика.
― О да, я понял это в тот день, когда ты пустил слезу перед журналистами, когда сообщил о том, что через год уходишь из большого спорта. Ты едва мог выдавить из себя пару слов.
Фостер ухмыляется.
― Моя эмоциональность принесла мне отличный рекламный контракт с Клинекс. Не без твоей помощи.
― Тут ты прав. Отличная сделка.
― Забавно, но фанатам нравится это.
Я снова делаю глоток воды, которая неприятно щиплет мне горло.
― Да, я слышал о том, что фанаты без ума, когда их любимые игроки выворачиваются от эмоций на камеру.
― Именно поэтому меня так долго держали в команде. Я был из тех парней, кто может порадовать фанатов.
Мы оба смеемся, и я решаюсь на откровения, полагая, что нужно пользоваться моментом, пока Фостер в отличном расположении духа.
― Я ежедневно делаю записи в своем дневнике.
― Правда? Мне казалось, что ведение дневника научит тебя любить сеансы психотерапии.
Я отрицательно мотаю головой.
― Дневник ― это интимное. То, что я держу при себе. А на сеансах мне кажется, что я режу себя без ножа, позволяя психотерапевту покопаться во мне. Ненавижу это. Каждая секунда ― пытка.
― Но в том и смысл. Дать тебе открыться.
― Если ты задашь мне вопрос, я отвечу тебе. Но я не собираюсь откровенничать направо и налево, словно раздавая печеньки на Рождество.
― Я уважаю твои принципы, ― со вздохом говорит Фостер. ― Для меня главное, что ты не сдаешься и делаешь успехи. Ты мне практически как сын, Роарк, который помимо всего прочего приносит мне неплохие доходы. ― Мы снова смеемся. ― Я хочу быть уверенным, что с тобой все в порядке.
Ты мне как сын.
Слышать такое от Фостера ― хороший знак, что не скажешь о моем родном отце, который считает меня придурком и не хочет иметь со мной ничего общего.
― Я ценю это, Фостер.
Он осматривается по сторонам и кладет обе руки на подлокотники кресла.
― Не хочу портить момент откровений между нами, но все же не подскажешь, где здесь уборная?
― Дальше по коридору и направо.
― Благодарю.
Фостер удаляется, а я достаю из кармана мобильник, чтобы чем-то занять себя и улыбаюсь, как только делаю это.
Саттон: Ты связался с Броком, Фредди и Кармайклом?
Роарк: Ты все о работе.
Саттон: Кто-то же должен работать. Я не ты.
Роарк: А кто сказал тебе, что я не работаю?
Саттон: И чем же ты занят?
Роарк: У меня деловой обед.
Саттон: И ты пишешь мне...
Роарк: Перестань, клиент просто отошел в уборную. Тем более мне по плечу многозадачность.
Саттон: Отвечаешь требованиям современности. Так ты связался с ними?
Роарк: А что, если я этого не сделал?
Саттон: Роарк! Я же просила тебя по-хорошему...
Роарк: Я тоже просил тебя прислать мне фотку своих сисек, но так ничего и не получил.
Саттон: Ты бы мог увидеть мои сиськи еще неделю назад.
Роарк: Меня больше заводило, когда ты была скромнее.
Саттон: Перестань! А теперь, прошу тебя, свяжись с ними.
Роарк: Уже сделано, крошка.
Саттон: Тогда зачем? Зачем ты меня изводишь?
Роарк: Потому что это так просто.
― Только посмотри на свою улыбку, ― говорит Фостер, подкрадываясь ко мне сзади и пугая меня до чертиков.
― Боже. ― Я смеюсь. ― Ты так быстро облегчился, старик. Значит, простатит еще не дал о себе знать.
― Возможно, у меня и появилась седина в волосах, но я все еще в строю. ― Он показывает на мой телефон. ― Мне знакома эта улыбка. Улыбка влюбленного человека. И кто эта девушка?
Капля пота тут же образуется у меня на спине и тонкой струйкой сбегает вниз по позвоночнику.
Во-первых, я ни хрена не влюблен, никогда ни страдал этим и не планирую. А во-вторых, я даже под угрозой расстрела не признаюсь Фостеру, что переписываюсь с его дочуркой, поэтому приходится лгать.
― Какая еще девушка. Просто один из моих друзей прислал кое-что забавное. Ерунда.
― Да-да. ― Кивает он. ― А мне показалось, что ты всерьез поглощен перепиской.
Я пожимаю плечами, не находя слов для оправданий. Действительно ли я растворился в переписке? Я о том, что, возможно, и правда выпал из реальности на пару минут. Саттон говорила о сиськах. Естественное, я думал о них. Удивлен, что вообще смог хоть как-то отмазаться...
― Саттон вплотную занялась лагерем. Она очень организованная. Даже меня подстегнула к работе, ― говорю я, переводя тему для разговора.
Согласно кивая, он делает еще один глоток чая.
― Она очень хороша в том, что делает. Одна из причин кроется в том, что Саттон реально болеет своим делом. Так было всегда. Именно она держит меня наплаву, побуждая заниматься благотворительностью, невзирая на все трудности.
― Это действительно важно.
― Вы уже обсуждали с ней, когда отправитесь в Техас?
― Эээ... Что? ― переспрашиваю я, подаваясь вперед, потому что сомневаюсь, что все верно расслышал.
― Техас. Вы должны быть там ради лагеря.
― О, да. Конечно. Думаю, отправлюсь туда за день до начала смены, и уеду, как только смена закончится.
Фостер хмурится.
― Ты планируешь уделить этому всего пять дней? Саттон в курсе?
― Думаю, нет. Мы еще не обсуждали с ней этот вопрос.
Нам приносят еду, не давая Фостеру ответить. Оба наших бифштекса выглядят великолепно, как и салаты к ним, которые я также заказал для нас заблаговременно. Как только девушка-официант удаляется, Фостер снова переключается на меня.
― Ты нам будешь нужен там минимум на две недели.
― Что? ― уточняю, чуть не подавившись от возмущения. ― Две недели? Зачем?
― Есть такие этапы, как подготовка к смене, сама смена и пост-смена. Ты нужен нам на протяжении всех трех. Это необходимый объем, который зачтется тебе за часы общественных работ, назначенных судом.
― Две недели? Даже не знаю, Фостер. Как-никак у меня клиенты...
― Думаю, что решить вопросы удаленно не составит труда. Не все твои клиенты живут в Нью-Йорке, поэтому им не привыкать держать с тобой связь на расстоянии. На ранчо имеется телефон и интернет, поэтому никаких неудобств. Нам не помешают твои руки, чтобы все подготовить.
Почему прямо сейчас я представил, как Фостер встречает меня в ковбойских сапогах с лассо в руках?
― Мне нужно свериться с расписанием, ― говорю я, все еще надеясь избежать двухнедельной ссылки.
― Уверен, что все срастется, ― без доли сомнения заявляет Фостер.
Просто ад. Нужно срочно кое-кому позвонить.
― Ты наконец-то решила перезвонить мне, ― говорю я, лежа на кровати абсолютно голышом и бездумно пялясь в ящик, где идет шоу от Нетфликс про белых медведей. Нужно отметить, что никакого алкоголя. ― Долго же ты собиралась.
Саттон хихикает.
― Просто тяжелый день в офисе. К тому же я решила, что у тебя нет для меня ничего срочного, в противном случае ты бы завалил меня смс.
― А если бы я умер...
― Тогда в следующий раз, когда запланируешь откинуть копыта, сообщи мне заранее свою предсмертную волю, чтобы меня не грызла совесть, что оставила твой звонок без ответа.
― Звучит жестко, но справедливо.
Ее милый смех заполняет пространство на том конце провода.
― Так что ты хотел, Роарк?
― Твой папа не говорил тебе, что мы сегодня встречались за обедом?
― Нет. Боже, неужели ты рассказал ему, что я хотела заняться с тобой сексом? ― говорит она после небольшой паузы.
― Я, конечно, придурок, Саттон, но не настолько. Вообще-то я никому не рассказывал об этом, кроме своего дневника.
― Слава богу. ― В ее голосе слышится облегчение. ― Это было бы крайне неловко. Если бы ты проговорился, мне пришлось бы рассказать ему, что это ты первый демонстрировал мне свою задницу.
― Ты так и не можешь забыть об этом. Неужели вид моей задницы настолько впечатался тебе в мозг?
― Да. ― Она даже не пытается юлить. ― Это была отличная задница.
― Была? Разве она и не осталась таковой?
― Эм... Сейчас уже не настолько впечатляет.
― Врунишка.
Я ухмыляюсь.
― Хватит о твоей заднице. Расскажи мне лучше, о чем вы говорили с моим отцом.
Я закидываю руку за голову.
― Твой отец сообщил мне кое-что, о чем ты, по всей видимости, забыла упомянуть.
― Черт, он рассказал тебе о Техасе?
― Бинго! ― отвечаю я игриво. ― Когда ты планировала ошарашить меня этой новостью?
― Я готовила почву. Ты не похож на парня, который с легкостью променяет цивилизацию на времяпрепровождение в дикой местности.
― Тут ты права. Я любитель городской суеты.
― Глоток свежего воздуха тебе не помешает.
― Ты прекрасно знаешь, что для меня является глотком свежего воздуха, ― пытаюсь возразить я.
Вздох недовольства срывается с ее губ.
― Не говори мне, что ты так и не бросил курить? Это же убивает тебя, Роарк.
― Знаешь, что действительно меня убивает? Ты.
― Я? ― обескуражено восклицает Саттон, и я чертовски жалею, что не могу сейчас видеть выражение ее лица. Я без ума от него в те моменты, когда мне удается вывести ее из равновесия.
― Да, ты.
― И как же я тебя убиваю?
Я почесываю затылок.
― Ты пытаешься избавить меня от пороков. А это вредит мне, на корню убивая во мне образ плохого парня.
― Вот как, ― задумчиво произносит она. ― А ты не задумывался о том, что тебе не обязательно пить и курить, чтобы поддерживать имидж?
― А что еще сделает меня в глазах людей бэд боем, кроме сигареты в одной руке и бутылки виски в другой?
― Чтобы слыть таковым, тебе не нужна внешняя атрибутика, все дело в том, как ты себя преподносишь, Роарк.
― Самоподача ― это далеко не залог успеха, крошка. Внешняя картинка и атрибутика, как ты выразилась, тоже неотъемлемая часть меня.