Почесав затылок, он оглядывается по сторонам и спрашивает:
― В этой квартире есть второй этаж?
― Второй этаж есть, но он не принадлежит мне. Имею то, что имею. Вот так.
Вытаращив глаза, он спрашивает:
― Это вся твоя квартира? У меня спальня больше. ― Он заходит на кухню. ― У тебя даже нет холодильника. Что-то подобное у меня было в колледже. У тебя есть духовка?
Забавляясь, я снова сажусь в кровати.
― У меня есть тостер, который прекрасно работает.
― Где раковина?
― В ванной.
Он усмехается.
― И сколько ты платишь?
― Достаточно, чтобы ты усомнился в моем здравомыслии. ― Я указываю рукой в сторону. ― Но обрати внимание на красивый камин и свет, струящийся через окна от пола до потолка и милый маленький альков. Все идеально.
― У тебя нет дивана.
― Зачем мне нужен диван, если у меня есть кровать? ― спрашиваю я, шевеля бровями.
― Тебе нужен диван, чтобы трахаться.
― А для чего мне тогда кровать?
― Для чего-нибудь еще, ― говорит он с улыбкой, прежде чем направиться в ванную.
Вздохнув, словно влюбленный подросток, я плюхнулась обратно на кровать и закрыла глаза рукой. Боже, я бы многое отдала, чтобы Роарк вышел из ванной обнаженным и прижал меня к матрасу, раздвинул мои бедра и наконец-то дал мне то, чего я хочу уже несколько недель.
Чтобы не разгорячиться от этой мысли и не повторить вчерашнюю ночь, я концентрируюсь на старом потолке и затейливой резьбе, которую закрашивали слишком много раз. Это одна из причин, по которой я так полюбила эту квартиру ― столько истории, заключенной в четырех маленьких стенах. Даже несмотря на то, что камин не работает, нет настоящей кухни, из старых окон просачивается сквозняк, мне здесь нравится.
Дверь в ванную открывается, поворачиваю голову, и вижу Рорка, одетого только в брюки, и они даже не застегнуты.
Я сдерживаюсь, чтобы мой язык не свешивался из уголка рта, словно у пса, он приближается, его волосы в беспорядке, на лице сонный взгляд и ленивая улыбка. Меня приводит в ужас то, что с каждым его шагом мое сердцебиение учащается, нервы взвинчиваются, а желание к нему растет.
― Ты из этих людей.
― А? ― спрашиваю я, надеясь, что не слишком пялюсь.
Роарк садится рядом со мной на кровать и кладет руку мне на бедро, глядя на меня сверху вниз.
― Это прозвучит грубо.
― Мне нравится грубо, ― улыбаюсь я ему.
― Я так и думал, когда ты просыпаешься, то выглядишь великолепно. ― Его рука скользит вверх по моему бедру, и у меня перехватывает дыхание, когда он достигает тазовой кости. ― Ты же знаешь, что прошлой ночью я хотел пойти с тобой намного дальше, верно?
― Я почувствовала это.
Перевожу взгляд на его промежность, и он хихикает.
― Хорошо, я не хочу, чтобы ты думала иначе из-за того, что я не стал продолжать.
― Да. ― Закусываю нижнюю губу. ― Ты дразнилка.
― Не специально. Ты просто искусительница. Ты знаешь мою позицию.
― К сожалению, ― я вздыхаю, моя надежда снова разрушается. ― Можно задать тебе вопрос?
― Не знаю, мне понадобится для этого кофе?
Он проводит рукой по своим непокорным волосам.
― Возможно.
Встав с кровати, он подходит к моей кухне, разминает шею, пока осматривает ее. Его бицепс выпирает, в центре него валун, маленькие мышцы над его задницей напрягаются. Хочу знать, каковы они на ощупь, как пульсируют...
― Где остальные кружки? ― спрашивает Роарк, подключая мой крошечный Keurig (прим. пер.: Keurig ― система приготовления напитков для домашнего и коммерческого использования).
― У меня только одна.
Он прекращает свои действия и оглядывается через плечо.
― У тебя только одна кружка? ― Я киваю. ― Почему?
― Здесь живу только я. Зачем мне больше?
Он берет в руки простую белую кружку с логотипом «Gaining Goals».
― Ты могла бы выбрать что-то более индивидуальное.
И продолжает варить кофе, пока я отвечаю:
― Как будто у тебя есть кружки с индивидуальностью. Уверена, что в твоем шкафу полно черных кружек.
― Да, но у меня не тот тип личности, чтобы иметь забавные кружки.
― А какой у меня тип личности?
Кофе приготовился, и Роарк оглядывает маленькие полочки в поисках сахара, быстро его замечает и добавляет маленькую ложку в чашку и размешивает. В том, что Роарк так легко ориентируется на моей кухне, есть что-то успокаивающее и сексуальное.
Подойдя ко мне, он отвечает:
― Веселая, милая, сладкая. ― Он смотрит вверх. ― Тебе нужны такого типа кружки. Розовые с горошком. Что-то вроде этого.
― Розовые в горошек? ― я хихикаю. ― Буду иметь это в виду.
Он жестом предлагает переместиться на кровать, что я и делаю, ему не требуется много времени, чтобы скользнуть под простыни, обнять меня за плечи, и притянуть к себе. Он протягивает кружку и говорит:
― Можем поделиться.
Поделиться.
Все это выглядит так по-домашнему, словно у нас отношения, а не сексуальное напряжение. Я могла бы догадаться об этом вчера вечером, когда он появился в моей квартире пьяный и хотел обниматься. Ему нужно было обнять меня, прикоснуться ко мне. Между нами что-то назревает, я просто хочу знать, что.
Беру кружку и дую в нее, прежде чем посмотреть на него, улыбка играет на моих губах.
― Обычно я добавляю молоко.
― Ты должна была сказать это, пока я был на ногах. ― Он забирает у меня кружку и идет на кухню.
― Я не знала, что мы будем делиться.
Роарк плеснул немного молока в кофе и еще раз быстро помешал.
― Каким бы я был мудаком, если бы приготовил себе кофе, а тебе нет? Если бы у тебя было больше одной кружки, не было бы недоразумений.
― Разве ты не умница? ― спрашиваю я, когда он возвращается, но на этот раз оставляет кружку себе.
Обняв за плечи, он притягивает меня к себе, его освежающий аромат согревает мои конечности.
― Ладно, о чем ты хотела спросить? Кофе в руке, я готов.
Усомнившись в себе, я говорю:
― Э-э-э, неважно.
― Ни за что. ― Он качает головой. ― Я готовил кофе в самой крошечной кухне, которую когда-либо видел, так что спрашивай.
Усмехаясь, прижимаюсь головой к его плечу, чувствуя невероятную нервозность, но в то же время любопытство от того, каким будет его ответ.
― Итак, что между нами происходит?
Он молчит мгновение, и я затаила дыхание, ожидая его ответа. Наконец:
― Черт, если бы я знал. ― Роарк почесывает челюсть. ― Я знаю, что не могу быть с тобой, но у меня не получается держаться подальше.
― Это бессмысленно. Ты прикасаешься ко мне, будто мы вместе. Ты говоришь со мной, словно между нами нечто большее, чем дружба, но, когда дело доходит до чего-то физического, ты увиливаешь.
― Я не увиливаю. Я останавливаю себя по уважительной причине.
― По какой причине? ― спрашиваю я разочарованно.
― Ты знаешь, по какой, Саттон.
― Значит, ты можешь возбуждать меня, находясь рядом, а затем уходить, оставляя жаждать твоих прикосновений?
Я отталкиваюсь от его груди и поворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в глаза, которые сосредоточены на стене напротив нас.
Он тихо отвечает:
― Это нелегко для меня, Саттон. Не думай, что мне это нравится. Хорошо? ― Роарк потирает челюсть. ― Послушай, мне жаль, что я пришел вчера вечером и сбил тебя с толку. Я размыл границы, чего не должен был делать.
Теперь он отстраняется. Я знала, что должна была держать язык за зубами.
― Вчера была тяжелая ночь, и я просто... бл*дь.
Роарк вздыхает и перекидывает обе ноги через край кровати, готовый уйти, но я хватаю его за плечи прежде, чем он успевает.
― Не уходи, Роарк. Поговори со мной. Почему вчера была тяжелая ночь?
― Ты не поймешь.
Как будто он дал мне пощечину, я отпрянула назад, оскорбленная.
― Может, я и не подвергаюсь пыткам, как ты, Роарк, но я горжусь тем, что умею сопереживать.
Должно быть, в моем голосе слышится обида, потому что он ставит кофе и оборачивается, на его лице написано сожаление.
― Я не хотел обидеть тебя.
― Однако обидел.
Вздохнув, он прислонился к изголовью кровати и потянул меня за руку, пока я не устроилась у него на коленях. Его руки опускаются на мои бедра, нежно поглаживая их вверх и вниз. Такие моменты совершенно сбивают меня с толку. Как мы дошли до этого? Этой интимной части наших отношений, в такие моменты я чувствую, что мы можем справиться с чем угодно вместе, я хочу услышать обо всех его проблемах и разгладить складку между бровями, поддержав его.
Где этот переломный момент?
Вот почему я в замешательстве, потому что в данный момент, это то, что я хочу от него, а он дает мне это в небольших дозах, не доводя дело до конца.
Будь терпелива, напоминаю я себе.
― Прости, Саттон. Я не хотел тебя обидеть. У тебя идеальные отношения с отцом, а в моей семье все иначе.
Наклонившись вперед, я прижимаю руку к его груди.
― Поэтому ты был расстроен вчера?
Его руки поднимаются к моей талии, и он притягивает меня ближе, так что наши грудные клетки почти соприкасаются. Он скользит руками к моей заднице, крепко сжимает ее, упираясь головой в изголовье, так что его адамово яблоко выпирает. У меня возникает искушение наклониться вперед и попробовать его на вкус, провести языком по шее, затем губам, я отчаянно хочу поглотить его.
― Да. ― Его хватка становится крепче. ― Мои родители... черт, они ужасны. ― Не могу поверить, что он открывается мне. Я сижу и слушаю, медленно потирая его грудь. ― Я вырос в маленьком городке недалеко от Килларни (прим. пер.: Килларни ― город в Ирландии, находится в графстве Керри. Расположен на юго-западе страны рядом с одноимённым озером). Самая высокооплачиваемая работа ― сельское хозяйство, а это не то, чего я хотел от своей жизни. Я участвовал в программе обмена студентами в Йеле, мне так понравилось, что остался учиться там. Я знал, что Америка ― это то место, где я хочу быть, где собираюсь максимально реализовать себя. Моим родителям это не очень понравилось. До сих пор не нравится. Они не особо заботились обо мне в детстве, всегда полагались на меня словно на дополнительную пару рабочих рук, поэтому, когда они узнали,