— Это твоя комната. — Указываю на дверь напротив его, и, хотя он смотрит на мою грудь, я продолжаю говорить: — Моя комната напротив твоей. У нас общая ванная комната вон там. Не забудь постучать, прежде чем войти.
— Постучать, конечно, понял.
Он прислоняется к стене и выглядит измученным. Спал ли он прошлой ночью? Судя по всему, нет.
— Предлагаю тебе принять душ, как сказал папа, и выпить немного кофе. Если ты этого не сделаешь, день будет долгим. Все, что тебе нужно, лежит на твоей кровати. Добро пожаловать на ранчо.
Я собираюсь уходить, но он хватает меня за руку, чтобы остановить.
Просто чтобы свести его с ума, поворачиваю голову и лучезарно улыбаюсь ему.
— Да, что-то еще?
— Саттон, — ворчит он, — я... я.
Я протягиваю руку и глажу его по щеке.
— Не парься из-за этого, Роарк. Дай знать, если тебе что-нибудь понадобится.
Я отстраняюсь и спускаюсь по лестнице, оставляя его с растерянным выражением лица и нерастраченным желанием в глазах.
Не смейся!
Ты только усугубишь ситуацию.
О боже, так трудно сдерживаться. Я никогда в жизни не видела, чтобы человек так боролся. Едва протрезвевший, выглядящий разбитым, Роарк поднимает еще один тюк сена и пытается забросить его в кузов грузовика, но снова промахивается.
— Ублюдок, — кричит он, пиная его, а затем вытирая лоб предплечьем.
Жара от солнца сегодня нестерпимая, особенно для парня, который к этому не привык, и благодаря требованию моего отца работники ранчо не оставляют его в покое.
— Ну же, приятель, — говорит один из парней. — Это только красивые мышцы или они работают?
Уверена, что они работают, в этом нет никаких сомнений, но Роарк едва восстановил координацию и испытывает трудности.
Его рубашка пропитана потом, на лице — грязь, джинсы не черные, а пепельно-коричневые от того, что он часто спотыкался, выполняя работу. Осталось только покормить лошадей, но на сегодня он явно закончил.
— Пошел ты, — бормочет Роарк, снова потянувшись к тюку сена.
Я прохожу мимо него с тюком в руках и забрасываю его в грузовик, делая нужный замах, чтобы поднять тюк и перекинуть через люк. Роарк наблюдает за мной.
Указываю на его тюк.
— Хочешь, я сделаю это за тебя?
Его глаза сужаются.
— Нет. Я справлюсь.
— Уверен? Похоже, у тебя небольшие проблемы.
— Я не испытываю проблем. Просто, бл*дь. — Он снова вытирает лоб. — Кажется, у меня похмелье, впервые в жизни.
Я похлопываю его по плечу, словно мы приятели, а не два человека, которые находят друг друга привлекательными, но не могут понять, как сделать так, чтобы между ними все получилось.
— Вот что происходит, когда ты пьешь: за этим следует похмелье.
Я уже давно не работала на ранчо из-за учебы и попыток построить карьеру, но сегодня я чувствовала себя хорошо. Я знаю, странно радоваться физическому труду, но я выросла здесь. Во время футбольного сезона я ездила в Нью-Йорк, чтобы навестить отца, но мой настоящий дом — Техас, и папа был непреклонен в том, чтобы я вносила свой вклад на ранчо.
Если он узнавал, что я не выполняю свои обязанности, то прилетал из Нью-Йорка, чтобы отчитать меня, а на следующий день возвращался на тренировку. Я быстро поняла, что он ненавидит это, и словесная порка была тому подтверждением, поэтому я старалась делать все, что в моих силах.
И я научилась ценить это. Может быть, не сразу, потому что какой подросток захочет разгребать лошадиное дерьмо в выходные? Но со временем поняла, почему отец был строг со мной. Он хотел, чтобы я осознала пользу тяжелой работы, будь то учеба или физический труд. Я уверена, что заслужила свое место в команде «Достижение цели», и горжусь собой.
Позволив воде стекать по моим больным мышцам еще несколько секунд, я вдыхаю пар, клубящийся внизу, и делаю глубокий вдох. Ну и денек.
Какой удивительно длинный и полезный день.
Выключаю душ, вытираюсь, а затем оборачиваю полотенце вокруг тела, засовывая конец между грудей, чтобы полотенце не упало. Расчесываю длинные влажные волосы, увлажняю лицо и наношу лаванду за уши и на запястья.
Удовлетворенная, открываю дверь ванной и иду по коридору к своей комнате, где вижу Роарка, прислонившегося к своей двери, с закрытыми глазами и полотенцем, свисающим с его руки. Услышав мое приближение, он выпрямляется и смотрит в мою сторону. Его глаза начинают блуждать по моему телу, и, судя по выражению лица Роарка, очень хорошо, что я решила оставить свою одежду в комнате.
— Душ в твоем распоряжении.
Он почесывает бороду, глаза по-прежнему устремлены на меня.
— Спасибо.
Я останавливаюсь перед ним, позволяя ему рассмотреть меня, пока между нами распространяется аромат лаванды, который, как мне известно, сводит его с ума.
— Тебе нужна помощь, чтобы включить душ? Могу показать тебе, как он работает.
— Я, хм... думаю, справлюсь.
Прижимаю руку к его груди, невинно хлопая ресницами.
— Ты уверен?
Его взгляд опускается на мою руку, затем возвращается ко мне.
— Да.
Погладив его по груди, направляюсь к своей двери. Оглянувшись через плечо, говорю:
— Ну, если что я, напротив. Ты знаешь, где меня найти.
Я иду в свою комнату, когда Роарк говорит:
— Подожди.
Рука все еще на двери, я поворачиваюсь к нему.
— Да?
— Мы можем поговорить?
— Не думаю, что в этом есть необходимость, — лучезарно улыбаюсь. — Нам не о чем говорить.
— Чушь, — рычит он. И я понимаю, что ему не нравится, насколько я мила и ласкова. Мой отец был прав, на мед можно поймать больше мух.
Повернувшись к нему, протягиваю руку и стираю грязь с его лба. Он пытается прильнуть к моему прикосновению, но я отстраняюсь, прежде чем ему это удается.
— Слушай, тут не о чем говорить. Все хорошо. Не беспокойся.
Мое полотенце начинает развязываться, я хватаюсь за узел, но стараюсь придержать его пониже.
Его взгляд опускается вниз, к ложбинке, которую я демонстрирую. Роарк закрывает рот рукой и зажмуривает глаза.
— Это был долгий и тяжелый день, Саттон. Не искушай меня.
— О чем ты говоришь? Я не искушаю тебя.
— Нет? — Его брови взлетают вверх. — Ты была мила со мной весь день после того, как я покинул твою квартиру, не сказав ни слова, и ты расхаживаешь по дому, как чертова искусительница, в обтягивающей белой рубашке и танцуя с полотенцем.
— Танцуя с полотенцем? — Я морщу нос. — Я очень сомневаюсь, что стоять в коридоре и разговаривать с тобой как взрослый человек можно сравнить с танцем с полотенцем.
— Ты знаешь, что я имею в виду, — раздраженно отвечает он. — Ты наказываешь меня.
Я похлопываю его по груди и одариваю самой милой улыбкой, на какую только способна.
— И зачем мне это делать, Роарк? Мы друзья... просто друзья. Ты ясно дал понять это сегодня утром. Меня это устраивает. А теперь извини, на плите готовится домашняя фасоль, я хочу убедиться, что первая в очереди. Поторопись и прими душ; папа не любит, когда люди опаздывают на ужин.
Удовлетворенная, захожу в свою комнату и закрываю дверь, на моем лице расплывается широкая улыбка. Это будет очень весело.
ГЛАВА 14
Да здравствует Сатана,
Да, именно Сатана, потому что я просто уповаю на то, что этот забытый Богом дневник попадет в руки именно ему.
Моя жизнь превратилась в ад. Сущий, кромешный ад.
В каком еще месте может существовать запрет на алкоголь? Только в том, которое создано и взращено самим Дьяволом. Других вариантов нет.
Черт. Ад — это единственное с чем я могу ассоциировать то, что происходит со мной сейчас. Просто... это п*здец.
Мало того, что меня лишили любой возможности поддаться своим порокам, заставили чувствовать себя беспомощным и потерянным, так еще и подвергли мучительной пытке — спать в комнате напротив Саттон и делить с ней ванную.
Когда она вышла из душа и направилась ко мне в белом полотенце, мой язык чуть не вывалился изо рта. Она была очень сексуальна, с мокрыми волосами и закутанная в кусок белой ткани, едва прикрывающей грудь, это сделало меня твердым в мгновение ока. Что за милое представление она разыгрывает передо мной? Не верю! Она никогда не смирится с тем, что я сделал. Я успел изучить ее, и у меня нет ни малейших сомнений, что Саттон попросту скрывает свои эмоции, делая вид, что с ней все в порядке.
И это делает ситуацию еще более невыносимой, потому что я хочу, чтобы она злилась, рвала и метала, кричала на меня, делала хоть что-то, но вместо этого эта девчонка расхаживает с непоколебимым видом, словно ничего не случилось.
И клянусь Богом, твоим заклятым врагом, что на ранчо она стала еще сексуальнее. Не знаю, виноват в этом свежий воздух или то, что она вернулась к истокам, но она переполнена пьянящей энергией. Здесь она другая и это, мать вашу, чертовски сексуально.
Именно поэтому, я потратил добрых десять минут на то, чтобы подрочить в душе, наполняя свои легкие ее лавандовым ароматом, смешанным с паром. Это было так похоже на то, что сама Саттон обвилась вокруг моего тела.
Да, тысяча чертей, моя крыша окончательно едет, Сатана. Прошу, ради всего святого, прекрати мои страдания и забери в преисподнюю. Подвергай меня своим самым извращенным пыткам, плевать, только вытащи из этого Чистилища. Мне не протянуть еще тринадцать дней.
Роарк.
РОАРК
— Разве не прекрасное зрелище? — спрашивает Фостер, стоя рядом со мной и облокачиваясь на ограду.
После двух часов чистки загонов и погони за курами — не просите меня рассказывать об этом дерьме в красках — я с упоением наблюдаю за тем, как Саттон объезжает лошадей с Джошем.
Кто такой Джош? О, это тренер Саттон по верховой езде, с которым у нее, судя по всему, очень неплохое взаимодействие. Каждый раз, когда он кидает комплимент в ее сторону, она одаривает его ослепительной улыбкой из-под полей своей белой шляпы. И я, ваш покорный слуга, едва сдерживаюсь, чтобы не свернуть шею этому Джошу, когда тот в очередной раз громогласно заявляет Саттон, о том, как шикарно она выглядит.