х войн Никола Шовен преклонялся величию своего императора. Он стал прообразом героя в комедии братьев Коньяр, которые сделали своего Шовена «зеленым» агрессивно-воинственным новобранцем, не нюхавшим пороха. Производным от его именем и стали в дальнейшем обозначать те или иные проявления националистического экстремизма. А реальный настоящий Шовен был старым солдатом гвардии Наполеона, прошел со своим императором тысячи военных верст, прежде чем стал поклоняться гению Наполеона. Поверьте мне, Гитлера лет через сто станут почитать, как национального героя Германии.
— Берегитесь, Ромуальд, гнева еврейского конгресса.
Но Альпенгольц, распалившись в своем монологе все больше, не замечал или не хотел замечать смены настроения у собеседника. Эдисон выглядел и не встревоженно будто, но стал нервно крутить в руках сигару. Раскрошил, бросил прямо под ноги себе, взял другую.
— Шовинизм для русских есть нечто другое, что мы все привыкли понимать — в ином понимании может быть использован русскими. Как, например, в определении некоей имперской политики русских и России, в частности, политики внутренней колонизации. Это понятие вам о чем-нибудь говорит? Ну да, простите, вы же не историк и не политический архивариус. Русский, великоросский шовинизм — несомненное зло. Но зло, может быть, закономерное, вытекающие из каких-либо исторически сложившихся условий существований этого государства-монстра.
— О, Ромуальд, как громко и заумно.
— Но, Эдди, почему русские не могут быть шовинистами?.. Или ксенофобия. Вот выдумали страшилку.
— Да вы, Ромуальд, еще и антисемит?
— Идите к черту. Просто ксенофобия переводится на русский, как «боязнь чужого». Отчего же вам позволено боятся русских, ненавидеть их, но сами вы тут же становитесь в позу, когда русские, в свою очередь, проявляют нетерпимость к инородцам и совершенно разумно боятся присутствия вблизи своих границ мятежного чеченского войска?..
На этом разговор оборвался. Эдисону позвонили. Он вышел из комнаты. Ромуальд устало потянулся к чашке. Остатки холодного кофе не взбодрили, но стало горько во рту на языке.
Когда вернулся Эдди, Ромуальд жаловался ему на боли.
Эдисон предложил сделать необходимые обследования.
Так проходили дни и ночи.
Альпенгольц и после часто дискутировал на темы социальных преобразований и устройства жизни европейского общества, работал при этом как сумасшедший — по пятнадцать часов. Эдди не склонен был к сантиментам, но в такой ситуации думал, что с его другом случилась беда. Они спорили помногу времени, и споры их заканчивались унынием. Выводы пугали обоих. Эдисона в том смысле, что могут быть затруднения в работе.
Эдди Эдисон много курил гаванских сигар.
— Что так взволновало вас, мой друг? Вы губите себя, отдавая всего себя работе. Расслабьтесь, расслабьтесь! Сходите в кино, в конце концов. Как вам Диана?
Ромуальд пропускал мимо ушей навязчивую доброжелательность Эдисона. Эдди не умел быть искренним, даже когда желал этого.
— Я в порядке, Эдди. Вы как-то назвали меня антисемитом. При чем здесь еврейский вопрос? Давайте еще коснемся классовых разногласий… Я говорю с вами вполне откровенно. Стал, знаете, задумываться.
— Это и пугает, — под нос бурчал Эдисон.
— Что? Я не расслышал. Так вот что я хотел обсудить: вы говорите, ну не говорите, так думаете, что я проявляю излишнюю лояльность к русским. Дело не в русских. Я эстонец. И я не могу быть за русских и на стороне русских, потому что я эстонский националист и ненавижу ту форму государственного насилия, то есть власти, которую навязали Эстонии коммунистические деятели Советского Союза тире России. Да, я ненавижу за это русских. Но тех ли русских я ненавижу, о которых думаете вы?.. Я учился в Москве. Моей первой любовью была русская девушка из Ленинграда. Мне пришлось уехать, когда пришло время, когда моя родина получила свободу. И я был одухотворен той свободой, и я забыл о своей студенческой любви — Арбат, Воробьевы горы и Лизу. Ее звали Лиза, но это, в сущности, и не имеет значения в контексте нашего спора.
— А мы спорим?
— Простите, Эдди, но вы не так хорошо владеете русской речью, поэтому можете понять меня дословно, то есть не в том смысле, в котором я хочу донести до вас мои мысли. Можем, если желаете, перейти на английский.
— Давайте на русском. Мне полезно потренироваться. Ромуальд, дружище, я повторюсь, — но, может, вам стоит пройти обследование головного мозга? Милейший Ромуальд, вы пугаете меня — теперь вы еще и националист! И как вы точно разделили понятия — шовинизм, фашизм. Как легко оправдываться за содеянные злодеяния субъективными определениями понятий. Я не имею в виду вас, а в общем я имею сказать.
— Что тогда вы имели в виду, когда завели разговор о нападении на Дагестан?
— Что? То, что это был еще один этап борьбы.
— Вы специально провоцируете меня на откровенность, господин Эдисон. Ну что же. Вот мои доводы в защиту русских. У них не было выбора.
— Прекрасный довод. Хм.
— Да, нападение было спровоцировано. Шамиль Басаев не борец за независимость Ичкерии, а средство, так сказать. Именно средство. Он был впущен в Дагестан русскими беспрепятственно. Мы это прекрасно знаем. И выпущен был после завершения своей миссии тоже совершенно беспрепятственно. Что русским, что у них погибло столько-то солдат! И аналогично: что Белому дому, что в Ираке и Афганистане погибло столько-то морских пехотинцев! Да, Эдди, я имею в виду геополитические интересы всякого государства. Когда на повестке дня стоят геополитические вопросы, то никто, поверьте никто… даже папа римский, не задумываясь, бросил бы в адское пламя тысячи и тысячи рекрутских душ.
— Не богохульствуйте, о, эстонец!
— Постойте, а где Диана? Я не вижу ее. Я чувствую сильные боли. Вот уже темнеет в глазах!.. Нет, стало легче. Я не чувствую запаха жженых зерен кофе. Где же наша американка?
— Она на митинге в защиту прав.
— А-а, на работе.
— Она верит искренне в правое дело антифашизма.
— И я верю, когда мне платят за мою веру. Вера тем сильнее, чем стабильнее финансовая сторона идеи. Боже, моя голова!..
Эдисон откусил и выплюнул на пол кончик сигары.
— Итак, Басаев, — продолжал Эдди. — Кто же он по вашему мнению?
— Отброс общества. Выродок. Вы не помните, как он начал свою карьеру? И где? Ах, забыли… В Абхазии в девяносто втором, когда резал грузинские головы. На чьей же стороне эта сволочь воевала? На стороне абхазов. А кто поддерживал абхазов? Россия. Есть еще вопросы?.. Но эта сволочь отбилась от рук, стала требовать много, много, очень много мяса. И ей указали на свое место в иерархии насилия. Тварь стала кусать хозяев. Но тварь продолжала любить деньги. Сколько стоил поход в Дагестан? Боже мой, не дороже тех солдатских жизней, что были загублены; не дороже душ тех безграмотных крестьян из горных сел, вставших под знамена Басаева и Хаттаба. И мы потеряли тогда работу. Вы ведь помните, Эдди?.. Так за что же я должен любить эту сволочь?! Басаев знал, знал, к чему приведет его «освободительный» поход. Он абрек и сын абрека! Вы знаете, кто он? Он потомок безродного племени, безыдейного племени абреков, проклятых своим же народом. И мы попали под раздачу!.. — Ромуальд перешел почти на крик: — Где мои деньги? Где мой новый дом, который я не успел достроить? Где мои неоплаченные любовницы и любовники?!
— Ромуальд, вы гей?
— Подите к черту.
— Вы сошли с ума. Нам нужно работать. Оставим этот спор.
— Эдди, у вас остался коньяк? — Альпенгольц выглядел жалко. — Я, кажется, превращаюсь в плебея от политической журналистики. Кстати, как вам показались мои переводы?
Эдисон вытащил из-под стола полбутылки шотландского виски.
— Виски, сер?
— Басаев сломал мою жизнь. Я так и не достроил дом.
Эдисон разлил по стаканам.
— Выпейте, Ромуальд. Басаев сломал не только вашу жизнь.
Сгустились сумерки. Двое мужчин за столом сидели в свободных позах: один развалился в кресле, подперев ладонью щеку. Другой время от времени неистово тер виски. Включили настольную лампу, тяжелый смок стоял в комнатах и коридоре офиса. За окном мерцали огни широкой площади. Машин в центре Лондона было немного, слышалась сирена — скорая или полиция.
— Откройте форточку, Эдди. Мы задохнемся.
— Что получилось у нас?
— По-моему, все актуально в связи с происходящим референдумом. Я предположил, что пользователям сайта будет небезынтересно ознакомиться с подобранным мною архивным материалом.
— Вы позволите? — Эдди повернул к себе монитор. — Это уже в сети?
— Да, в сети… Боже, боже, я схожу с ума от боли. У вас нет обезболивающего?
— Только виски.
— Дайте.
Эдисон протянул бутылку. Ромуальд отхлебнул солидную порцию. Он закрыл глаза и откинулся на стуле, вытянув в проход ноги.
Эдисон стал читать.
Это была на первый взгляд хаотичная подборка статей и высказываний первого президента Джохара Дудаева.
Эдисон читал выборочно.
«Интервью газете “Бостон Глоб”. 18 июня 1995 г. Вопрос: Господин президент, вам достаточно известна московская политическая кухня. В связи с этим нашим читателям хотелось бы знать именно ваше мнение по поводу того, какие политические процессы происходят ныне в России?
Ответ: Если ответить коротко и емко, то можно сказать, что Россию охватил тотальный кризис. Кризис затронул высшие эшелоны российской власти, поразил политическое руководство страны, пронизал всю иерархию исполнительной власти. Состояние экономики в России нельзя охарактеризовать иначе как параличное. Кризис демократии, кризис в социальной сфере. Кризис культуры, кризис идеологии. И т. д.
С точки зрения диалектического материализма кризис не может быть абсолютным. И в этом плане в России имеются свои прогрессивные движения, правда, весьма сомнительного порядка. Сегодняшняя Россия отличается небывалым ростом криминальности и масштабами преступлений. Недосягаемо для других стран высоки достигнутые русскими уровни наркомании, проституции, детской преступности. Уж о повальном пьянстве и хроническом алкоголизме и говорить не приходится. Такие, с позволения сказать, “достижения” не украшают никакую страну, и в любом нормальном государстве руководство, допустившее это, либо само бы ушло в отставку, либо его бы заставили уйти, вследствие действия хорошо налаженных институтов демократии. В России же пока возможны любые беззакония.