Ее предки пришли в эти края с далекой речки Хулхулау. Ей посчастливилось дожить до зрелых лет. В свирепых битвах с волками, обитателями этих мест, Одноухая и ее вечный спутник Большой Ву закалились. И жестокие шрамы скрывала густая рыжая шерсть. Они родили свое потомство: молодые волчицы привлекали одиноких скитальцев, самцы стали воинами и охотниками. Стая разрасталась. Теперь волки Хулхулау были сильны как никогда. Кровожадность и свирепый нрав их предводительницы не оставили шансов соперникам. Слабые особи покинули эти места. Харачойские горы стали законными владениями стаи Хулхулау.
Волчица бежала по следу, прижав уши и вытянув палкой хвост.
Они старели…
Большой Ву, мчавшийся за своей рыжей королевой, был уже не так резв — седина, проступившая на его рыжей шерсти, становилась все заметней. Но молодые волки-охотники не забегали слишком вперед, уважая седину Большого Ву.
Давно было установлено правило: пастухи из Харачоя признали в Одноухой не просто свирепую волчицу, но мудрую правительницу. Она не трогала их овец. Пастухи, прислушиваясь к волчьему вою, узнавали по голосам и Одноухую (они так и прозвали ее между собой) и ее друга — большого волка, названного ими Ву. Волчица имела странный характер — она была любопытной, а может быть, наблюдательной. Но как-то, когда в этих местах случились страшные события, и люди стали убивать друг друга, многие видели на гребне волчий силуэт. Люди следили за волком через оптические приборы. И каждый раз они признавались друг другу, что это один и тот же волк — одноухая волчица. Что влекло ее к людям? Кто знает… Волчица могла часами наблюдать, что происходит в долине. И пастухи останавливались и некоторое время смотрели на волчицу; воины с оружием не решались выстрелить в нее — ни один человек не поднял дула в сторону рыжей волчицы. Кто-то предположил, что это горный дух, перевоплотившись в рыжую тварь, следит за людскими делами. Кто станет не верен долгу и своей земле, будет проклят и умрет дурной смертью.
И один все же выстрелил.
Но в последний миг волчица почувствовала опасность, метнулась в сторону.
Волчица увидела стрелявшего, — она заглянула ему в глаза перед самым выстрелом. Черный человек, так непохожий на пастухов и крестьян из горного селения Харачой, встретившись через оптические приборы своей винтовки с глазами волка, дрогнул. И промахнулся, лишь отстрелил волчице ухо.
Волк никогда не смотрит на человека, он смотрит сквозь него.
Черный человек страшно ругался на непонятном местным пастухам восточном языке. Люди — воины, что были с ним, отвернулись от него. Некоторые захотели убить черного человека. Но он был другом и братом вожака человечьей стаи, и он мог зайти в дом к пастуху и потребовать у него женщину — дочь или сестру.
Пастухи сказали, что теперь их земля будет проклята. Дух леса станет мстить.
Но Одноухая не знала всех тонкостей человеческих отношений. Она была зверем, всего лишь диким волком.
Она побежала прочь.
Она не ушла далеко. Люди оскорбили ее чувства, и она пришла обратно к окраинам Харачоя. Два огромных горбатых пса, охранявшие кошару, почуяли ее запах. «Кавказец» понесся на запах волка. Но странное дело, пес вдруг сбавил бег. Пошел. Остановился. Повел носом. Этот запах не оставлял ему шансов… Волк с наглым видом стоял, высоко подняв морду и хвост. Волчица. Она звала и открыто предлагала себя. Как было поступить угрюмому «кавказцу»?.. Пес подошел ближе: губы его подрагивали, обнажая огромные клыки волкодава. Пес приблизился к волчице. Та завиляла хвостом. Животные обнюхались. Волчица вдруг развернулась и небыстро побежала. Пес оскалился. Она остановилась, повернулась мордой в его сторону, призывно помахивая хвостом: «Ну, пошли же. Ты не представляешь, что тебя ждет, глупенький мой». Пес побежал за ней. И через некоторое время он бежал с ней рядом, повиливая хвостом. Они недолго бежали. На поляне все и разрешилось… Десяток волков стаи Хулхулау кинулись на «кавказца» из засады. Волчица первой вцепилась псу в горло, и в несколько секунд громадный волкодав из села Харачой был разорван волками на части.
Большой Ву занял свое почетное место вожака. За ним в след теперь бежала волчица Одноухая. Волчья стая Хулхулау настигала обреченных на смерть лосей.
После сигнала о начале «движения» Макогонов неотрывно наблюдал за дорогой. Прошла всего одна машина, черная «Волга», в сторону Харачоя.
— Мельник, номера?
И снова ни шороха, ни звука на мусульманском кладбище. Только пики «неотомщенных». Вдруг истошно залаяла собака. Макогонов сразу не разобрал откуда. Но очень близко.
— Вот тварь, святое место пришла поганить. Мельник, видишь?
— Нет пока… Вон, вон, вижу. Правее, за поваленной плитой.
Паршивая собака охрипла от лая, стала подвизгивать и аж захлебывалась.
Макогонов достал короткоствольный бесшумный пистолет. Раздался глухой хлопок. Короткий взвизг. И снова затихло все в округе.
— Сколько прошло? — спросил он Ускова.
— Пятьдесят минут с начала «движения». По времени Дышне-Ведено прошли.
— Значит, в Харачое и на базе уже оповещены.
Операцию готовили на скорую руку, времени не было на проверки и подстраховки.
Метка разводил руками: сведения поступили, и не его вина, что события происходят вот так сразу. Перед выходом Макогонов долго изучал карты и аэрофотоснимки местности. Если брать проводника, то это смешно даже подумать: во-первых, проводника свои же потом «кончат», в деревне не скроешься; во-вторых, проводника после пришлось бы самим «хлопнуть».
До начала волчьего гребня дошли уверенно.
За гребнем был спуск на Харачой.
Спирин во вторую кампанию воевал в этих местах.
— Там плохие места, — говорил Спирин. — Волчьи.
И шел дальше с остальными.
Макогонов вспоминал Штурмана. Жалел, что товарищ его, хоть он и был из смежной «конторы», не с ними теперь. И что со Штурманом было бы яснее и определенней. Метка был молод. Не хватало ему опыта. Макогонов убедился, что молодой опер дела устраивает обстоятельно, хотя и напускает много туману.
— В общем так, Василий Николаич, — говорил Метка, — вот фотографии. — Он выкладывал перед разведчиками снимки. — Но важней всех вот этот… Наш «клиент» очень, очень важный. Ну, вы понимаете, по моему профилю — по информационной войне.
Макогонов не сильно разбирался в войнах, где вместо автомата и мины противниками использовались слова литературные и нелитературные. Крепко сказать Макогонов умел — сказать так, чтобы у личного состава не оставалось сомнений в правоте командира и верности выбранного им решения. С противником Макогонов предпочитал вести диалог одиночными выстрелами или короткими очередями.
— Василий Николаич, вам с вашей группой нужно подойти к селу с восточной стороны, занять позицию, где есть хороший обзор долины. С запада к Харачою двинутся «вованы», их спецназ. Выходить нужно ночью, чтобы к рассвету добраться. Мы, то есть основные силы, когда двинемся — это будет время «икс». С этого времени и считайте… от поворота на Элистанжи до Ведено минут тридцать ходу. Группа собирается с ССГ-4: «тяжелые», ОМОН, армейцы с броней. В общем, как всегда «сборная солянка». Большая вероятность, что боевики постараются проявить себя на вашем участке. Они постараются отвлечь. Но отвлекаться нам нельзя!.. Базы их известны, и если бы суть заключалась только в уничтожении этих баз, задача так сложно не ставилась бы. Основные силы будут производить зачистку — большой «шмон» по селу. И это тоже отвлекающий маневр. Нам нужно вспугнуть «клиента». Чтобы он поверил и засуетился бы. Тогда человек, которого мы ждем, должен будет искать лазейку, чтобы выбраться. Когда мы пройдем Ведено, всем станет ясно, что колонна идет именно на Харачой. Боевиков предупредят, начнется движение еще до нашего прихода.
— Тут главное — не упустить момента. — Макогонов вглядывался в фотографии. На одной из них был цивилизованного вида мужчина: в галстуке, с чемоданчиком в руке. Внешность совсем даже и не кавказского типа. Значок был прицеплен на лацкане. Макогонов пригляделся.
— Волк.
— Что?
— Значок у него на лацкане. «Волк». В первую войну Дудаев издал указ, в котором запрещался отстрел волков под страхом тюрьмы. Они себя считают волками.
— Да, интересно, Василий Николаич… но я продолжу. Вам нужно выбрать несколько позиций. Одну на перехват.
— Я понял, брат, хоп!
Макогонов так начинал обращаться к товарищам по оружию, когда «брал след», когда, заразившись идеей, уяснив задачу, уже вел себя как горный волк, взявший лосиный след.
— Вот тут, — Макогонов указал на карте, — здесь старое мусульманское кладбище. Но чуть дальше на север есть участок дороги: там лес подходит к асфальту вплотную. Дорога делает крутой поворот, так что из села не видно. Тихо подошел к дороге, дождался клиента, и ауфвидерзеен.
— В смысле? — Метка еще не привык к манере Макогонова объясняться.
— Отработать клиента и чисто уйти.
— Понятно. — Метка как и другие заражался энтузиазмом Макогонова. — Сто процентов, что наш «клиент» в районе Харачоя. Он должен идти от Шамиля с материалом для своей «конторы».
— Сайт «Кавказ»? — показал осведомленность Макогонов.
— Да.
Так вроде все было сказано ясно и понятно. У смежников фебсов были свои «заморочки». Армейская разведка действовала проще, но и жестче, — времени у разведки не было на демагогию и стрельбу словами.
— Я «Утес» возьму, — сказал тогда Макогонов. — И миномет.
Так наскоро операцию и начали.
Благо туманы легли.
Время было еще холодное. И вроде рано было туманам. Тем более ж в осень бывают туманы. Но будто кто крепко молился за разведку. Или в горах боевики проспали, чтобы помолиться своему богу хорошенько. Вот туманы и легли.
Рассвело.
И стало теперь не синим вокруг, а все окрасилось в матовую голубизну.
И слышно было, как грохочет речка по валунам. Валуны стоят веками на своих местах. Воды бегут и прибегают все новые и новые. И тех самых вод, что текли вчера, не будет уж никогда.