Возле развилки Слепцовская — Галашки стуканул движок в саперном бэтере. Саперы полезли ремонтироваться. Колонна стала на ночлег.
Макогонов подозвал Тимоху:
— Скажи Бороде пусть хавчик готовит. Спальники у всех?
— У всех.
— Охранение выставить.
— Слона поставлю и Ежика.
— Троих.
— И Спирина.
Ночь прошла спокойно.
Утром Макогонов вышел на свежий воздух. Приморозило. Он глотнул из фляжки, поплескал на лицо. Хорошо. Горы в синей дымке. Вылез из «бардака» Тимоха, подошел к командиру.
— Что охранение? — спросил Макогонов.
Тимоха не успел ответить, — охранение всю ночь вглядывались в «ночники», мышь бы не подобралась, — от поворота с трассы с диким ревом вывернул белый жигуль. Понесся прямо на колонну. Горы стало дымкой затягивать. Жигуль несется прямо на Макогонова, который стоял на краю дороги: ему шагнуть — и окажется на обочине. Макогонов не отходит. Жигуль прямо на него. Тимоха без автомата вышел.
Макогонов по бедру себя хлопнул, там, где пистолет должен быть.
— Тимоха, ствол!
И в самый последний момент, когда жигуль был от него в двух метрах, Макогонов сделал шаг назад на обочину. Машина пролетела в полуметре. Макогонов стоит не шелохнется. Прищурил взгляд, губы вытянул ниткой.
— Номер запомнил?
— Запомнил, — выдохнул Тимоха. — В Чечне его сразу завалили бы, да тащпол?
Макогонов плеснул на лицо из фляжки.
— Тут мирная жизнь. Саперы что?
— Кранты движку.
Саперный бэтер взяли на буксир.
Колонна двинулась.
День начался — горы в дымке.
Это была Ингушетия — мирная территория.
Ингушетия ветвь большого кавказского антропологического типа.
Вряд ли подполковник Макогонов перед выдвижением «голубого вагона» подробно изучал историю Ингушетии. Вряд ли кто из комендантских мог представить себе, что в окрестностях селения Датых, на берегу речки Фортанги, существовал природный заповедник. Великолепна должна была быть жизнь в заповеднике… Ингуши. Они относятся к балкано-кавказской семье большой европеоидной расы. И, по сути, называть ингушей «черными» или «зверями», как к тому привыкли некоторые политически неграмотные солдаты и даже офицеры, было нелогично. В заповеднике водились медведи, лесной кот, безоаровый козел, рысь. В горах росла крючковатая сосна, по распадкам — облепиховые рощи. Облепиха цеплялась за склоны вдоль всего серпантина до самых Галашек.
В Ингушетии не воевали — это была мирная территория. Здесь с начала войны располагались лагеря беженцев. Боевики горными тропами проходили в Ингушетию на свои базы — отдыхали, зализывали раны. В заповеднике Эрзи никому не пришло бы в голову искать Шамиля Басаева. Заповедник охранялся государством, в нем обитали животные, занесенные в Красную книгу.
Дом лесничьего Салмана стоял на окраине села.
На холме был еще одно строение, принадлежащее ему — полусарай с печкой и дымоходом. «Охотничий домик», так называл Салман глиняную сторожку. Хибару пришлось отдать военным. Командование было благодарно Салману.
Салман на военных не обижался.
Последнее время он перестал ходить на ту сторону Фортанги…
Сельский дом достался Салману от родителей, а им, в свою очередь, от своих родителей. Салман был коренным жителем этих заповедных мест. Курил Салман самодельную трубку, выточенную из букового корня. Сядет Салман на берегу Фортанги, забьет трубку домашним табаком, смотрит на тот берег Фортанги. Почти каждый раз он их видит. Волки. Волк и волчица. Он сразу понял, что пара. Два самца не станут бегать друг за дружкой. Волки были чужие, видимо, пришли издалека. Волчица вот-вот должна была произвести на свет потомство. Значит, они уже нашли место где-нибудь под корнями поваленного ветром старого бука, и очень скоро на свет там должны будут появиться волчата. Салман тяжело вздыхал. Такие соседи ему не нравятся. С военными можно договориться, с волками нет.
Если бы военные спросили, что за следы ведут на ту сторону Фортанги, Салман им бы ничего не смог ответить.
О жизни своей Салман не переживал. Он редко выбирался в Галашки, а уж дальше ехать ему было совсем невмоготу. Салман привык жить в лесу.
Военные за холмом все время маневрировали. Так казалось Салману, когда с утра до вечера слышал он рев тяжелых моторов. По ночам начинали стрелять пушки. Салман вздрагивал, но потом привык, привыкла его семья и все жители в Датыхе. Корова стала плохо доиться. Салман говорил жене, что надо чаще оглаживать корову, а с военными ничего не поделаешь. От грохота пушек, запаха пороха и машинного масла ушел зверь. Медведь не станет шума терпеть, а уж рысь и подавно. Лесные коты животные непонятные: похожи на домашних, но злые как черти. Его кошка принесла выводок от лесного кота, красивые получились котята. Волки. Почему волки пришли именно на берег Фортанги? Неспокойные тут места, а они все равно прижились. Может, они привычные к этим запахам и грохоту орудий?.. Так думал Салман. Не осталось больше укромных мест для зверья даже здесь, в заповедике Эрзи. Это печалило старого лесничего.
Апрель выдался теплым. Салман смотрел на горы и собирался в лес. Нужно обойти места кормления кабана, подсчитать следы. Кабану ему что в лоб, что по лбу. Кабана стало много, кабаны стали пугать косулю. Косуля зверь тонкий чувствительный. Гармония нарушилась в лесу. Стреляют пушки. Бу-у-ух!
Как раз в это время начались у военных активные передвижения. Салман взбирался на холм и смотрел. В окрестности Датыха пришла новая часть. Солдаты стали обустраиваться на жилье. Салман понимал, что теперь ему ждать гостей, решил поход в лес отложить.
Гости пожаловали вечером. Салман курил на крыльце. Во двор вошли двое военных с оружием. Салман сразу сообразил, кто главный — тот коренастый, с въедливым взглядом. Второй был с натуральной бандитской физиономией, автомат держал на ремне через плечо. «Уверены в себе. Сильные люди. С миром пришли», — вздохнул Салман, поднялся, чтобы приветствовать гостей.
— Салам аллейкум, хозяин.
— Вуаллейкам Салам.
Салман пригласил людей в дом. Военные вели себя обходительно: сняли обувь, оружие прислонили к стенке. Расселись за столом. Жена принялась накрывать.
— Спасибо, хозяин, за прием. Меня зовут Василий. Это Тимоха. Еще пообщаетесь. Он у нас типа завхоза. Хотелось бы за одну тему переговорить.
Тимоха кивнул.
— Гость — посланник Аллаха. Мы с вашими коллегами давно живем, живем в мире и согласии, — голос у Салмана был доброжелательным.
Макогонов стал говорить.
— Мотострелковая рота уходит, мы на их место. Как бы ваш домик арендовать? Ну, то есть хотелось бы договориться, чтобы без обид.
Тимоха грозно плечом повел, все-таки бандитская у него физиономия. Хозяин с той же доброжелательностью смотрит, на оружие изредка косится. На улице коза мемекнула да громко. Хозяйка через оконце глянула и стала дальше накрывать. Салман давно уже понял, что придется отдать ему свой лесничий домик.
— Что ж, живите.
— И еще, хозяин. Вас ведь Салманом зовут?.. Скажите, Салман, а чьи это следы, которые ведут на ту сторону Фортанги?
Вида не показал Салман, что занервничал, только подумал, что какие внимательные военные пришли, не утаишь от них и лисьего следа.
— Может, лисы, а может, медведь ходил, — ответил Салман и стал щуриться больше. — Да, может, еще волки. Тут волки появились, раньше не было волков у нас. Пришлые. Пара. Скоро у них выводок появится.
— Я подумал, что это человеческие следы.
— Может, я ходил. Чужих нет. Тут на много километров лес глухой. Заповедник.
Гости поели. Попрощались. На том и разошлись. Военные заскочили на броневик, что стоял поодаль. Взревел мотор, они бысто покатились в гору, перевалили через холм, оставив за собой столбом пыль. Салман подумал, что лето будет жаркое, раз в апреле уже пыль клубится, не оседает.
Спирин возвращался с охоты, за спиной в рюкзаке лежала кабанья ляжка.
«Волки, — думал Спирин. — Наглая волчица. Та самая, одноухая. Она за нами, что ли, идет. Кабана на неделю хватит. Борода будет доволен. Авдею ушки отрежу».
Спирин уважал Авдея за тот бой. Авдей спас их всех. Если бы не его мины, духи накрыли бы их фланговой атакой, не отстреляться было всемером от такой толпы.
Светало. До расположения оставалось идти не много. Спирин подкинул мешок за спиной, бережно прижал к груди винтовку. Ускорил шаг.
По горам быстро не набегаешься. Спирин знал еще по Беною, а тут горы крутые: ноги в кровь сбиваешь, по возвращении из боевого выхода не чувствуешь тела — будто тебя на тренажерах распинали и заставляли штангу стокилограммовую тягать бессчетно раз. Слоненку-то в радость штангу тягать, он и по горам как козел носится.
Торопился Спирин к своим, чтобы Бороду первым поднять и сунуть ему под нос кровоточащую кабанью ляжку.
Как обосновались разведчики, стали шариться по горам. Макогонов же не даст сиднем сидеть — не тот он человек. Командир. Комендатура стала в низине. Макогонов разведку разместил поодаль на высоком холме — так, чтобы было видно во все стороны, и если вдруг тревога, «бардаки» вниз пойдут накатом и прямиком выйдут на горный серпантин.
Спирин, пока шарились по горам, заметил две-три кабаньи тропы, нашел, где кабаны приходят чесаться и валяться в грязи. Так-то он днем охотился: косулю, козла стрелял, и кабан попадался. Ночью — тут особый колорит охоты. Макогонов для такого дела разрешил использовать ночную оптику. Спирин лежку оборудовал метрах в ста от кабаньей «купальни», пролежал всю ночь, под утро пришел секач чесаться, вот он его с первого выстрела и завалил. Ногу отрезал. Всего было не унести — здоровенный был секач.
«Хорошо, что местные свинину с кабанятиной не едят, — думал Спирин. — Самое вкусное нам достанется».
Не давала ему покоя та волчица: «Интересно, где она теперь, сучка нагулянная, бродит?»
Немного оставалось идти — только обогнуть гору, на которой стоял Авдея «Поднос» и жили в палатках минометчики. Спирин решил проведать товарища.