Четверг, 14 сентября
С некоторого времени ходят слухи, что Распутин и Штюрмер не ладят больше друг с другом: их не встречали больше вместе, они больше не бывали друг у друга.
Между тем они видятся и совещаются ежедневно. Совещания их происходят по вечерам в самом секретном месте в Петрограде, в Петропавловской крепости.
Комендантом романовской Бастилии состоит генерал Никитин, дочь которого принадлежит к числу пламеннейших поклонниц старца. Через нее-то и обмениваются посланиями Штюрмер и Гришка; она отправляется за Распутиным в город и привозит его в своем экипаже в крепость; в доме коменданта, в комнате самой m-lle Никитиной, и сходятся сообщники.
Почему они окружают себя такой тайной? Почему они выбрали это таинственное место? Почему сходятся они лишь после наступления ночи? Может быть, чувствуя, что над ними тяготеет всеобщая ненависть, они хотят скрыть от публики близость своих отношений. Может быть, они боятся, как бы бомба анархиста не помешала их свиданиям.
Но из всех трагических сцен, о которых хранит воспоминание страшная государственная тюрьма, есть ли более зловещая, чем эти ночные встречи двух злодеев, губящих Россию?
Пятница, 15 сентября
Мне уже неоднократно приходилось упоминать в этом дневнике, что у русских нет точного представления о пространстве, что они вообще довольствуются неопределенными расчетами, приблизительными цифрами. Но и их представление о времени не менее смутно. Сегодня я еще раз был поражен этим, присутствуя у Штюрмера на военном совещании, на котором рассматривались способы оказать помощь Румынии. В изложенной программе большинство дат остаются неопределенными, сроки недостаточны или слишком продолжительны, согласование проблематично; мы спорим в тумане. Эта неспособность представить себе отношения между фактами во времени еще больше чувствуется, естественно, у безграмотных, составляющих массу. И этим замедляется вся экономическая жизнь русского народа.
Явление это, впрочем, легко объяснить, если допустить, что точное представление времени есть не что иное, как порядок последовательности, введенный в наши воспоминания и проекты, организация наших внутренних образов относительно точки опоры, каким является наше настоящее состояние. А у русских чаще всего эта точка опоры колеблется и затуманена, потому что их восприятие действительности никогда не бывает особенно отчетливым, потому что они не ограничивают ясно своих ощущений и идей, потому что их внимание слабо, потому что, наконец, их рассуждения и расчеты всегда почти смешаны с мечтою.
Суббота, 16 сентября
Под растущим напором болгар румыны постепенно очищают Добруджу. И каждый день, каждую ночь австрийские аэропланы, вылетев из Рущука, бомбардируют Бухарест.
С того дня, когда была отвергнута конвенция Рудеану, эти несчастья легко было предвидеть. Румынское правительство дорого платит за ошибку, которую оно совершило, направив все свои военные усилия на Трансильванию, дав себя обмануть несколькими неопределенными словами, дошедшими из Софии, и, в особенности, вообразив, что болгары могли отказаться отомстить с оружием в руках за свое поражение и унижение в 1913 году.
Воскресенье, 17 сентября
Сегодня вечером в Мариинском театре идут два балета, «Сильвия» и «Водяная лилия», и в обоих главную роль исполняет Карсавина.
Роскошный зал с лазоревой драпировкой с золотыми гербами переполнен; сегодня открытие зимнего сезона, возобновление балетов, в которых русское воображение с наслаждением следит сквозь музыку за игрой изменчивых форм и ритмических движений. Начиная с кресел партера и кончая последним рядом верхней галереи я вижу лишь радостные и улыбающиеся лица. Во время антрактов ложи оживляются легкими разговорами, заражающими весельем блестящими глазами женщин. Неприятные мысли о текущем моменте, зловещие картины войны, мрачные перспективы будущего рассеялись, как бы по мановению волшебного жезла, при первых звуках оркестра. Приятное очарование застилает все глаза.
Автор «Исповеди курильщика опиума» Томас де Куинси рассказывает, что опийное снадобье часто доставляло ему иллюзию музыки. Русские, наоборот, требуют от музыки действия опиума.
Понедельник, 18 сентября
Салоникская армия возобновила наступление по всему македонскому фронту. Болгары были отброшены в окрестностях Флорины и в настоящее время отступают к Монастиру.
Вторник, 19 сентября
Зима уже дает о себе знать. Медленный, невидимый и холодный дождь заволок бурое небо как бы снежным паром. С четырех часов становится темно. Кончая в это время свою прогулку, я проезжаю мимо небольшой церкви Спасителя, которая высится на берегу Невы близ Арсенала. Я останавливаю экипаж и иду осмотреть этот поэтический храм, в который я не заглядывал с начала войны.
Это один из немногих петроградских храмов, где не режет глаз условный и пышный стиль итало-германской архитектуры; это, может быть, единственный храм, где вдыхаешь атмосферу сосредоточенности, мистический аромат. Построенный в 1910 году в память 12 000 моряков, погибших во время войны с Японией, он является воспроизведением прелестного экземпляра московского зодчества XII века, церкви в Боголюбове близ Владимира.
Снаружи простые, ясные линии, римские арки и стройный купол. Внутри, в темном полумраке, голые стены украшены одними только бронзовыми досками, на которых вы гравированы имена всех судов, офицеров и матросов, погибших в Порт-Артуре, во Владивостоке, при Цусиме. Я не знаю ничего трогательнее этого некролога. Но волнение усиливается, доходит до экстаза, когда взор обращается к иконостасу. В глубине темной ниши Христос сверхчеловеческого роста несется, сияет в золотом ореоле над темными волнами. Величественностью позы, широтой жеста, бесконечной скорбью, которую излучают глаза, образ напоминает самые прекрасные византийские мозаики.
Когда я пришел сюда в первый раз в начале 1914 года, я не понял всего патетического символизма этого священного лика. Теперь он представляется мне поразительно величественным и выразительным; он как бы передает последнее видение, которое поддержало, успокоило, очаровало тысячи и тысячи людей в минуту агонии во время этой войны.
По естественной ассоциации я вспомнил, что Распутин сказал как-то царице, заплакавшей при известии об огромных потерях в большом сражении: «Утешься. Когда мужик умирает за своего царя и свое отечество, еще одна лампада тотчас зажигается перед престолом Господним».
Среда, 20 сентября
По всей линии Румынского фронта приводится в исполнение план Гинденбурга. В Добрудже и по Дунаю, в округе Оршовы и в ущельях Карпат германские, австрийские, болгарские и турецкие силы оказывают смыкающееся и непрерывное давление, под которым румыны всегда отступают.
Четверг, 21 сентября
Я часто слышал, как императора упрекают в бессердечности и эгоизме. Его всегда обвиняют в безразличии не только к несчастьям его родственников, друзей и наиболее преданных ему служителей, но даже к страданиям его народа. Из уст в уста передают несколько памятных случаев, в которых он, несомненно, проявил удивительное безразличие.
Первый случай произошел во время празднеств, устроенных в связи с его коронацией в Москве 18 мая 1896 года. Был организован народный праздник на Ходынском поле, около Петровского парка. Но полиция настолько плохо обеспечила соблюдение порядка, что толпы людей оказались втянутыми в страшный человеческий водоворот. Неожиданно возникла паника, и люди стали жертвами всеобщей давки; она привела к четырем тысячам жертв, из которых две тысячи погибли. Когда Николай II узнал о катастрофе, он не проявил ни малейшего признака волнения и даже не отменил праздничного бала, назначенного на тот же вечер.
Девять лет спустя, 14 мая 1905 года, флот адмирала Рождественского был полностью уничтожен; вместе с флотом исчезло всё будущее России на Дальнем Востоке. Император только готовился сыграть партию в теннис, когда ему вручили телеграмму о бедствии. Он просто проронил: «Какая ужасная катастрофа!» – и тут же попросил подать ему теннисную ракетку.
С такой же душевной безмятежностью он воспринял новости об убийстве министра внутренних дел Плеве в 1904 году, его дяди, великого князя Сергея в 1905 году и председателя его Совета министров Столыпина в 1911 году.
Наконец, поспешность и склонность к тому, чтобы действовать исподтишка, которые он проявил, когда увольнял своего близкого сотрудника, князя Орлова, вновь продемонстрировали черствость его души, невосприимчивой к порывам благодарности и чувства дружбы.
Напомнив обо всех этих случаях, пожилая княгиня Д., знавшая императора еще с его детских лет, с горечью заявила: «У Николая Александровича совсем нет сердца?»
Я возразил ей, сказав, что, несмотря на всё это, он, кажется, способен проявлять нежность по отношению к собственной семье; он, вне всяких сомнений, чрезвычайно предан императрице; он обожает своих дочерей и боготворит сына. Ему нельзя отказать в порывах нежности. Я склонен думать, что сверхчеловеческая ситуация, в которой он оказался по воле судьбы, постепенно меняет его чувства к другим людям и что проявляемое им безразличие также является одним из результатов его фатализма.
Пятница, 22 сентября
Неужели политическая карьера Штюрмера находится в опасности?
Меня уверяют, на основании правдоподобных признаков, что его жестокий враг, министр юстиции Хвостов, погубил его во мнении царя, разоблачив перед царем подкладку дела Мануйлова и напугав его перспективой неминуемого скандала. Какова эта подкладка? Об этом ничего не знают, но несомненно, что между Штюрмером и директором его секретариата есть труп или несколько трупов.
Говорят даже, что уже намечен преемник Штюрмера на посту председателя Совета министров. Это будто бы теперешний министр путей сообщения Александр Федорович Трепов. Я мог бы себя только поздравить с таким выбором: Трепов честен, умен, трудолюбив, энергичен и патриот.