Этот благородный и мужественный язык не преминет найти отклик в народном сознании. Он оставляет во мне, однако, тревожное впечатление. Император слишком рассудителен, чтобы не отдавать себе отчета в том, что румынская катастрофа лишила его всяких шансов на приобретение Константинополя и что его народ давно отказался от мечты о Византии. В таком случае, зачем это торжественное упоминание о проекте, неосуществимость которого он знает лучше кого бы то ни было? Хотел ли он, говоря таким образом, реагировать против распространения нерасположения, усиливающегося по отношению к нему среди преданнейших слуг династии? Или же, чувствуя себя погибшим, «покинутым Богом», он хотел в последнем акте резюмировать своего рода политическое завещание, мотивы национального величия и национального достоинства, подвергшие русский народ испытанию этой войны. Я очень склонен к этой последней гипотезе.
Румыны до сих пор не в состоянии были задержать австро-германского натиска, наступление на Серет продолжается.
Вторник, 26 декабря
Для того чтобы снять с русского Генерального штаба любую ответственность за военную катастрофу в Румынии, генерал Гурко только что направил генералу Жоффру следующее сообщение:
«Вступление Румынии в войну произошло при обстоятельствах, которые мы бы не посчитали наилучшими с точки зрения общего плана военной кампании. Румыны, игнорируя предложения, которые мы рассматривали как наиболее удобные для нас и наиболее выгодные для них, упорно настаивали на том, чтобы навязать нам разделение сил и программ военных операций, ревностно оставляя за собой районы, являющиеся целью их национальных притязаний. Отсюда неудачное разделение войск по театру военных действий, оказавшее пагубное влияние на последующий ход событий.
С другой стороны, уже после нескольких недель мы были вынуждены признать, что военная ценность нашего нового союзника не оправдала ни наших надежд, ни наших ожиданий. Отсутствие у румынской армии соответствующей подготовки и низкий уровень способности к сопротивлению опрокинули все расчеты.
Как только стало возможным оценить сложившуюся ситуацию, мы решили оказать помощь Румынии, направив ей большие воинские силы, численность которых достаточно красноречиво говорит о значении, придаваемом нами румынскому театру военных действий. Но, не говоря уже о времени, необходимом для принятия мер предосторожности на фронте, с которого мы отозвали наши войска, их транспортировка была задержана в беспрецедентной степени неполноценностью железных дорог в Румынии, неполноценностью, усугубленной разницей в ширине колеи.
Двадцать седьмого ноября, когда ситуация в Западной Валахии стала угрожающей, мы предложили румынскому генеральному штабу направить в Бухарест часть воинских подразделений, которые мы сконцентрировали на левом фланге 9-й армии, отказавшись от запланированного наступления. Но румынский генеральный штаб, ссылаясь на невозможность предоставить подвижной состав, отказался от этой непосредственной поддержки и попросил нас отдать приказ о наступлении 9-й армии через Карпаты в направлении Сик-Серета.
С этой минуты внезапный крах румынской армии, когда противник переправился через Дунай, уже не оставил нам времени. Русские войска не смогли предотвратить отступление, наши генералы, как бы они этого ни хотели, вынуждены были отступить… Отступление должно было продолжаться до тех пор, пока к ним не подошли высланные им на помощь другие русские войска… Можно быть уверенным в том, что будут приняты все меры для ускорения направления дальнейших подкреплений… Проводится также работа, чтобы привести в порядок железнодорожные линии для поступления снабжения, что позволит приступить к решительным военным действиям. Я вновь заверяю вас в том, что всё будет сделано для того, чтобы можно было исправить сложившуюся ситуацию в Румынии».
Среда, 27 декабря
Конференция союзников должна собраться в Петрограде к концу января. Представителями французского правительства будут Думерг, сенатор, бывший председатель Совета, бывший министр иностранных дел, и генерал Кастельно.
Имея в виду инструкции, которые будут даны делегатам, я сообщаю Бриану несколько моих личных соображений. Подтвердив ему, что император по-прежнему полон решимости продолжать войну, я заявляю, что постоянство его намерений не составляет, однако, для нас достаточной гарантии.
На практике император беспрерывно делает ошибки. То ли он из слабости уступает настояниям императрицы, то ли у него нет ума и воли, достаточно сильных для того, чтобы справиться со своей бюрократией, – он поминутно совершает или позволяет совершать акты, противоречащие его политике.
В области внутренних дел он предоставляет управление общественным мнением министрам, заведомо скомпрометировавшим себя расположением к Германии, как господин Штюрмер и господин Протопопов, не считая очага германских интриг, которые он терпит в собственном дворце. В области экономической и промышленной он подписывает всё, что ему подсовывают. А если иностранное правительство получит от него обещание, которое неприятно его администрации, последней ничего не стоит добиться утверждения решения, косвенно игнорирующего это обещание.
В военной области румынский случай типичен. Вот уже больше шести месяцев все ему повторяют, что положение на Дунае имеет решающее значение, что Россия первая заинтересована в том, чтобы пробиться к Софии, так как от этого зависит завоевание Константинополя, и проч. Он обещает всё, чего просят. И на этом кончается его личное действие.
Это бессилие или эта беззаботность по части воплощения своих идей в положительные факты причиняет нам огромный вред. В то время как Франция из всех сил налегает на хомут Союза, Россия делает лишь половину или треть усилий, на которые она способна. Это положение тем серьезнее, что заключительная фаза войны, может быть, началась, и, в таком случае, важно знать, будет ли у России время наверстать всё, что она потеряла, раньше, чем решится участь Востока.
Итак, я желаю, чтобы на совещаниях предстоящей конференции делегаты правительства Республики постарались заставить императорское правительство принять программу очень точную и очень подробную, которая в некотором роде вооружила бы императора против слабости его характера, против предательского влияния его бюрократии.
Относительно дипломатических гарантий, которыми мы, по-моему, должны были бы запастись по отношению к России, вы знаете мое мнение, я не буду к нему возвращаться.
Что касается области стратегической, то нахождение генерала Гурко во главе Штаба Верховного главнокомандующего позволяет нам надеяться, что можно будет составить план очень точный и очень обстоятельный.
Точно так же председатель Совета министров господин Трепов облегчит нам заключение подробного соглашения по вопросам военного производства, транспорта и снабжения.
Четверг, 28 декабря
Вот уже несколько раз меня расспрашивали о контактах Бьюкенена с либеральными партиями и даже серьезнейшим тоном спрашивали, не работает ли он тайно в пользу революции.
Я каждый раз всеми силами протестую. Во-первых, в моих ежедневных беседах с ним, таких сердечных и полных доверия, я никогда не замечал ни малейшего слова, ни малейшего намека, который позволил бы мне думать, что он завел сношения с революционными вожаками. Затем, всего, что мне известно о его характере, достаточно было бы, чтобы отвергнуть приписываемую ему роль. Мы завязали знакомство в 1907 году; мы были коллегами в Софии в течение четырех лет и вместе пережили опасный кризис болгарской независимости; мы продолжаем здесь уже три года тесное сотрудничество – мы, значит, взаимно испытали друг друга. И я не знаю более милого человека, более совершенного джентльмена, чем Джордж Бьюкенен. Он – воплощение прямоты и лояльности; он считал бы позором для себя интриговать против монарха, при котором он аккредитован.
Старый князь Вяземский, которому я только что говорил это, возражает мне с видом угрюмым:
– Но если его правительство приказало ему поощрять анархистов, он ведь должен это сделать.
Я отвечаю:
– Если бы его правительство приказало ему украсть вилку, когда он обедает у императора, вы думаете, он повиновался бы?
Обвинение, которое реакционеры выдвигают теперь против Бьюкенена, имеет прецедент в истории. После убийства Павла I уверяли, что заговор был составлен и организован британским правительством. Легенда скоро распространилась; несколько лет спустя это была почти официальная истина. Прибавляли даже точные подробности: посол, лорд Уитворт, лично организовал покушение и субсидировал его участников при посредстве своей возлюбленной, прекрасной Ольги Жеребцовой, сестры одного из заговорщиков, Платона Зубова. Забывали, что лорд Уитворт покинул Россию в апреле 1800 года, то есть за одиннадцать месяцев до драмы…
Пятница, 29 декабря
Земский и Городской союзы, чей съезд недавно был запрещен, приняли тем не менее втайне декларацию, которая распространяется в публике, и главный ее пункт гласит:
«Наше спасение – в глубоком сознании нашей ответственности перед родиной. Когда власть становится препятствием на пути к победе, ответственность за судьбу России падает на всю страну в целом. Правительство, превратившись в орудие темных сил, ведет Россию к гибели и колеблет императорский трон. Необходимо создать правительство, достойное великого народа в один из самых серьезных моментов его истории. Пусть же Дума в решительной борьбе, начатой ею, оправдает ожидания страны. Нельзя терять ни одного дня».
Графиня Р., проведшая три дня в Москве, где она заказывала себе платья у известной портнихи Ламановой, подтверждает то, что мне недавно сообщали о раздражении москвичей против царской фамилии:
– Я ежедневно обедала, – говорит она, – в различных кругах. Повсюду сплошной крик возмущения. Если бы царь показался в настоящее время на Красной площади, его встретили бы свистом. А царицу разорвали бы на куски. Великая княгиня Елизавета Федоровна такая добрая, сострадательная, чистая, не решается больше выходить из своего монастыря. Рабочие обвиняют ее в том, что она морит народ голодом… Во всех классах общества чувствуется дыхание революции…