Мой итальянский коллега, маркиз Карлотти, поделился со мной своими впечатлениями о результатах конференции. В ходе нашей беседы мы перешли к обсуждению внутриполитической ситуации.
Не преуменьшая серьезности симптомов, которые ежедневно попадают в поле нашего зрения, Карлотти не считает, что революция неизбежна. В любом случае он предполагает, что если царская монархия будет свергнута всенародным восстанием, то она будет немедленно заменена конституционным и демократическим режимом, соответствующим политической программе партии кадетов; за исключением небольшого кровопролития в самом начале, утверждение нового порядка не встретит особых препятствий. Он развивал свою точку зрения с изящным остроумием, свойственным итальянскому характеру, который в условиях политического кризиса сразу же находит все возможные комбинации и желательные решения.
Я оспаривал его точку зрения, заявив, что ликвидация царизма, возможно, даст начало неограниченному периоду беспорядков подобному тому, который последовал после смерти Ивана Грозного; царизм, заявил я, не только официальная форма русского правления, это также основа, несущая конструкция и сама структура русского общества. Именно царизм придал России историческую индивидуальность и по-прежнему сохраняет ее. Собственно говоря, вся общественная жизнь русского народа интегрировалась в царизме. Вне царизма у России ничего нет. Для того чтобы Карлотти осознал то, что я имел в виду, оперируя столь догматическими формулировками, я постарался прибегнуть к помощи воображаемого сравнения, которое в последнее время часто приходило мне в голову:
– Вы, конечно, помните о знаменитом «Пороховом заговоре» 1605 года во время правления короля Англии Якова I: группа заговорщиков подложила под здание парламента бочки с порохом, чтобы в одно и то же время в результате взрыва уничтожить монарха, министров и всех членов парламента. Предположим, что в настоящее время нескольким английским анархистам, используя невероятно сильные взрывчатые средства, удастся одним ударом уничтожить короля, министров, членов палаты лордов, членов палаты общин, всех правительственных чиновников, полицейских, верхушку вооруженных сил и судебные власти; одним словом, весь механизм британской конституции. Очевидно, что результатом всего этого будет немедленное и всеобщее потрясение всего государства и внезапное прекращение всех его жизненных функций. Но это будет только случай состояния обморока. После короткого периода всеобщего оцепенения и растерянности вы увидите, как возрождается и реорганизуется общественная жизнь – благодаря спонтанным действиям провинциальных и муниципальных учреждений, церковных объединений, университетов, клубов, торговых палат, корпораций и всех тех бесчисленных частных ассоциаций – религиозных, политических, благотворительных, филантропических, литературных, научных и спортивных, – которые в изобилии расцвели на английской почве и которые в определенной степени координируют свободную деятельность личной инициативы. Подобный феномен самопроизвольной реорганизации нельзя себе представить в такой стране, как Россия, где никакое проявление политической или социальной деятельности не осуществляется без вмешательства, контроля и мертвой хватки центральной власти, а вся жизнь в стране подчиняется всемогущей бюрократии… Я пришел к тому выводу, что если падет царизм, то вместе с ним рухнет и всё русское здание, превратившись в руины. Я даже задаю себе вопрос, а сохранится ли в этом случае национальное единство? Какая сила, во имя каких принципов может в дальнейшем удерживать в русской орбите окраинные нерусские народы, которых традиционная политика царей привязывала к московскому государству? Не будет ли это означать конец России?
Воскресенье, 25 февраля
Используя научный метод, я вместе с Покровским обсуждал проблему причин возникновения войны, активность объединенных сил и все те индивидуальные намерения, которые еще задолго сделали войну неминуемой, а также чрезвычайную ответственность, которую история, несомненно, возложит на Германию и т. д. Когда мы исследовали первопричины возникновения войны и при этом упомянули Русско-японскую войну, я намекнул на ту двойную игру, которую Вильгельм II играл в то время по отношению к России. Покровский прервал меня:
– Поскольку мы затронули эту проблему, то я бы хотел задать вам вопрос, который вновь продемонстрирует, насколько мало я сведущ в дипломатических делах. Верно ли то, что в 1904 году кайзер подталкивал Японию к тому, чтобы она напала на нас, но одновременно он побуждал нас, чтобы мы не делали никаких уступок?
– Абсолютно верно. Для того чтобы узнать, какие советы Германия давала России и как она ее поддерживала в то время, вам достаточно ознакомиться с архивами или, лучше всего, прочитать доклад вашего блестящего коллеги Нератова. Нет никакого сомнения в том, что начиная с 1897 года император Вильгельм манил вас перспективами на Дальнем Востоке; именно он в то время предложил вам за хватить Порт-Артур. Он запугивал вас призраком «желтой опасности», изобличая при этом чудовищный эгоизм Франции, которая стремится отвратить вас от азиатских авантюр. Затем, в течение последующих лет, он не переставал хвалить вас по поводу вашей деятельности в Маньчжурии. Как только у вас возникали какие-нибудь затруднения в отношениях с Японией, он тайно заверял вас в том, что если «грязные желтые коротышки» станут чрезмерно самоуверенными, то немецкий флот отправится вам на помощь в китайские моря. Наконец, в самом конце 1903 года, в то время, когда Франция изо всех сил старалась обеспечить для вас достойный исход инцидента на реке Ялу, он дал царю торжественное обещание сохранять мир в Европе, пока ваши армии будут сражаться на Дальнем Востоке. До самого поражения под Мукденом он не переставал призывать вас продолжать войну, повышать эффективность ваших действий и тратить все ваши национальные ресурсы ради этой губительной войны. Таково было его отношение к России… Но кайзер мог, не без умысла, сказать: «Советы, которые я давал России, были плохими, пусть так! Она же могла им и не следовать. Вы упрекаете меня за то, что я поощрял ее по уши погрязнуть на Дальнем Востоке, имея в виду тайную мысль, чтобы ослабли ее позиции в Европе. Ну что ж, это политика, и притом хорошая политика: я служил интересам Германии…» Я не стал бы слишком строго судить его поведение по отношению к вам, если бы не было еще кое-чего. Всё дело в том, что, когда он вас обманывал и вводил в заблуждение, он тайно стимулировал нетерпение Японии; он подстрекал ее, чтобы она напала на вас; он говорил Японии: «В схватке с Россией вы ничего не потеряете, а только выиграете. Ваш друг Англия никогда не позволит, чтобы вас уничтожили. Франция покинет своего союзника. Я лично обещаю вам сохранять нейтралитет, благожелательный нейтралитет!» Восьмого февраля 1904 года, без малейшего предупреждения, японские миноносцы потопили ваши три броненосца у Порт-Артура. Для того чтобы оправдать свое поведение, кайзер не может прибегнуть к традиционным приемам политического расчета. С его стороны это был чистый обман, жульничество и двурушничество.
Покровский был явно ошеломлен. Затем, воздев руки к небу, он воскликнул:
– Вы хотите сказать, что подобный макиавеллизм возможен в двадцатом столетии?.. В двадцатом столетии?!
– Да, даже в двадцатом столетии. Но при чем здесь столетие? Макиавеллизму было уже несколько тысяч лет, когда Макиавелли придумал его. И я не думаю, что события настоящей войны заставляют вас верить, что мир стал мудрее, поскольку стал старше. Будущее всегда будет производным прошлого.
– Тогда мне жаль человечество! Господи, помилуй!.. Но то, что вы только что рассказали, действительно верно и подлинно? И, если это позволительно спросить, каким образом вам это стало известно?
– Правительство Японии было чрезвычайно удивлено подстрекательствами Германии; оно немедленно информировало об этом британское правительство, которое сразу же распознало истинный смысл замыслов и коварства императора Вильгельма. Вскоре в Токио провоенная партия взяла верх. Я узнал обо всем этом в 1913 году от британского посла в Париже, сэра Фрэнсиса Берти, который в 1903 году был заместителем государственного секретаря в Министерстве иностранных дел.
Понедельник, 26 февраля
Продовольственное положение в Молдавии с каждым днем ухудшается: румынская армия получает рацион ниже нормы, а гражданское население умирает от голода.
Естественным результатом физиологического бедствия стала страшная эпидемия тифа.
По мнению генерала Бертело, единственным выходом было бы наступление к северу от Добруджи, которое освободило бы рукав Дуная и открыло таким образом путь для доставки продовольствия. Но генерал Гурко отказывается предпринять это наступление, которое кажется ему чрезвычайно опасным и которое к тому же не согласуется с его стратегическими планами.
Румынское правительство, должно быть, понимает теперь, какую огромную ошибку оно сделало, объявив войну немецким державам и не урегулировав во всех подробностях вопрос о содействии, на которое оно могло рассчитывать со стороны русских. Не надо было ждать до 17 августа 1916 года, чтобы наспех заключить военную конвенцию; генеральным штабам, русскому и румынскому, следовало еще в январе 1915 года договориться о практических условиях возможного союза; они тотчас констатировали бы, что железнодорожное сообщение между обеими странами оказывается недостаточным для военного транзита и что надо было бы по меньшей мере утроить число путей; тогда секретно подготовили бы эту работу, собрали бы материал, скомбинировали бы весь технический механизм и всю административную организацию, которые необходимы для осуществления обширной программы перевозок.
Наконец, к стольким неосторожностям и ошибкам не следовало прибавлять внезапного, непоправимого непризнания конвенции Рудеану.
Я коснулся несколько дней тому назад этого деликатного вопроса в разговоре с Брэтиану. Вот резюме его тезиса, который история оценит, когда у нее в руках будут все документы: