Во время сообщения об этом позорном эпизоде я думаю о честных швейцарцах, которые были перебиты на ступенях Тюильрийского дворца 10 августа 1792 года. Между тем Людовик XVI не был их национальным государем и, приветствуя его, они не называли его «царь-батюшка».
Вечером ко мне зашел осведомиться о положении граф С. Между прочим рассказываю ему об унизительном поведении царскосельского гарнизона в Таврическом дворце. Он сперва отказывается мне верить. Затем, после долгой паузы скорбного размышления, он продолжает:
– Да, то, что вы мне только что рассказали, отвратительно. Гвардейские войска, которые принимали участие в этой манифестации, покрыли себя позором… Но вина, может быть, не только их одних. В постоянной службе при их величествах эти люди видели слишком много такого, чего они не должны были бы видеть, они слишком много знают о Распутине…
Как я писал вчера по поводу Кшесинской, революция всегда, в большей или меньшей степени, итог или санкция.
Около полуночи мне сообщают, что лидеры либеральных партий устроили сегодня вечером тайное совещание, без участия и ведома социалистов, чтобы сговориться насчет будущей формы правления. Они все оказались единодушными в своих заявлениях о том, что монархия должна быть сохранена, но что Николай, ответственный за настоящие несчастья, должен быть принесен в жертву для спасения России. Бывший председатель Думы, Александр Иванович Гучков, теперь член Государственного совета, развил затем это мнение: «Чрезвычайно важно, чтобы Николай II не был свергнут насильственно. Только его добровольное отречение в пользу сына или брата могло бы обеспечить без больших потрясений прочное установление нового порядка. Добровольный отказ от престола Николая II – единственное средство спасти императорский режим и династию Романовых». Этот тезис, который мне кажется очень правильным, был единодушно одобрен.
В заключение либеральные лидеры решили, что Гучков и депутат от правых националистов Шульгин немедленно отправятся к императору умолять его отречься в пользу сына.
Четверг, 15 марта
Гучков и Шульгин выехали из Петрограда сегодня утром в 9 часов. При содействии инженера, заведующего эксплуатацией железной дороги, им удалось получить специальный поезд, не возбудив внимания социалистических комитетов.
Дисциплина мало-помалу восстанавливается в войсках. В городе царит порядок; магазины робко открываются.
Исполнительный Комитет Думы и Совет Рабочих и Солдатских Депутатов сговорились насчет следующих пунктов:
1. Отречение императора.
2. Объявление цесаревича императором.
3. Регентство великого князя Михаила, брата императора.
4. Образование ответственного министерства.
5. Избрание Учредительного собрания всеобщими выборами.
6. Объявление равноправия национальностей.
Молодой депутат Керенский, создавший себе как адвокат репутацию на политических процессах, оказывается наиболее деятельным и наиболее решительным из организаторов нового режима. Его влияние на Совет велико. Это – человек, которого мы должны попытаться привлечь на нашу сторону. Он один способен втолковать Совету необходимость продолжения войны и сохранения Союза. Поэтому я телеграфирую в Париж, чтобы посоветовать Бриану передать немедленно через Керенского воззвание французских социалистов, обращенное к патриотизму русских социалистов.
Но весь интерес дня сосредоточен на небольшом городе Пскове, на полпути между Петроградом и Двинском. Именно там императорский поезд, не имея возможности до браться до Царского Села, остановился вчера в 8 часов вечера.
Выехав из Могилева 13 марта в половине пятого утра, император решил отправиться в Царское Село, куда императрица умоляла его вернуться безотлагательно. Известия, посланные ему из Петрограда, ее беспокоили чрезмерно. Возможно, впрочем, что генерал Воейков скрыл от него часть истины. Четырнадцатого марта около трех часов утра, в то время как локомотив императорского поезда набирал воду на станции Малая Вишера, генерал Цабель, начальник железнодорожного полка его величества, взялся разбудить императора, чтобы сообщить ему, что дорога в Петроград несвободна и что Царское Село находится во власти революционных войск.
Выразив свое удивление и раздражение по поводу того, что его не осведомляли достаточно точно, император сказал:
– Москва остается верной мне. Едем в Москву.
Затем он прибавил со своей обычной апатией:
– Если революция восторжествует, я охотно откажусь от престола. Я уеду в Ливадию; я обожаю цветы.
Но на станции Дно стало известно, что все московское население перешло на сторону Революции. Тогда император решил искать убежища среди своих войск в Главной квартире Северного фронта, главнокомандующим которого состоит генерал Рузский, в Пскове.
Императорский поезд прибыл в Псков вчера вечером в восемь часов.
Генерал Рузский тотчас явился на совещание к императору и без труда доказал ему, что он должен отречься. Он к тому же сослался на единодушное мнение генерала Алексеева и всех командующих армиями, которых он опросил по телеграфу.
Император поручил генералу Рузскому довести до сведения председателя Думы Родзянко свое намерение отказаться от престола.
Покровский сегодня утром сложил с себя функции министра иностранных дел; он сделал это с тем простым и спокойным достоинством, которое делает его столь симпатичным.
– Моя роль кончена, – сказал он мне. – Председатель Совета министров и все мои коллеги арестованы или бежали. Вот уже три дня, как император не подает признаков жизни. Наконец, генерал Иванов, который должен был привезти нам распоряжения его величества, не приезжает. При таких условиях я не имею возможности исполнять свои функции; итак, я расстаюсь с ними, оставив дела моему товарищу по административной части.
Я избегаю, таким образом, измены моей присяге императору, так как я воздерживаюсь от всяких сношений с революционерами.
В течение сегодняшнего вечера лидеры Думы смогли, наконец, образовать Временное правительство под председательством князя Львова, который берет портфель министра внутренних дел; остальные министры: военный – Гучков, иностранных дел – Милюков, финансов – Терещенко, юстиции – Керенский и т. д.
Этот первый кабинет нового режима удалось образовать лишь после бесконечных споров и торгов с Советом. В самом деле, социалисты поняли, что русский пролетариат еще слишком неорганизован и невежествен, чтобы взять на себя ответственность официальной власти, но они пожелали оставить за собой тайное могущество. Поэтому они потребовали назначения Керенского министром юстиции, чтобы держать под надзором Временное правительство.
Пятница, 16 марта
Николай II отрекся от престола вчера, незадолго до полуночи.
Прибыв в Псков около 9 часов вечера, комиссары Думы, Гучков и Шульгин, встретили со стороны царя обычный для него приветливый и простой прием.
В полных достоинства словах и несколько дрожащим голосом Гучков изложил императору предмет своего визита; он закончил следующими словами:
– Только отречение вашего величества в пользу сына может еще спасти отечество и сохранить династию.
Самым спокойным тоном, как если бы дело шло о самой обыкновенной вещи, император ответил ему:
– Я вчера еще решил отречься. Но я не могу расстаться с моим сыном, это было бы выше моих сил, его здоровье слишком слабо, вы должны меня понять… Поэтому я отрекаюсь в пользу моего брата Михаила Александровича.
Гучков сейчас же преклонился перед доводами отцовской нежности, на которую ссылался царь. Шульгин тоже согласился.
Император прошел тогда с министром двора в свой рабочий кабинет, вышел оттуда спустя десять минут, подписав акт об отречении, который граф Фредерикс передал Гучкову. Вот текст этого памятного акта:
«Божьей милостью Мы, Николай II, император всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский и пр., и пр., и пр. – объявляем всем нашим верноподданным:
В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать на Россию новое тяжкое испытание.
Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны.
Судьбы России, честь геройской нашей армии, благо народа, всё будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца.
Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша, совместно со славными нашими союзниками, сможет окончательно сломить врага.
В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственной думой, признали мы за благо отречься от престола Государства Российского и сложить с себя Верховную власть.
Не желая расстаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол Государства Российского. Заповедуем брату нашему править делами государственными в полном ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу.
Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед ним – повиновению Царю в тяжелую минуту всенародного испытания, и помочь Ему, вместе с представителями народа, вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России.
Николай».
Прочитав этот акт, написанный на машинке на листе обыкновенной бумаги, делегаты Думы, очень взволнованные, едва в состоянии говорить, простились с Николаем II, который, по-прежнему бесстрастный, любезно пожал им руки.
Как только они вышли из вагона, императорский поезд направился к Двинску, чтобы вернуться в Могилев.