Эти известия, хотя и просеянные цензурой, вызывают в Петербурге струю беспокойства, которому я противодействую как могу, воспользовавшись удачной выдумкой, которую Толстой приписывает князю Багратиону в «Вой не и мире». Это именно та удачная выдумка, которой следовало бы обрести место в духовном требнике всех главнокомандующих. Во время битвы при Аустерлице князь Багратион получал одно за другим тревожные сообщения. Он выслушивал их, сохраняя полнейшее спокойствие и даже с некоторым выражением одобрения на лице, словно то, что ему докладывали, было как раз то, чего он ожидал.
На севере Восточной Пруссии русские заняли переправы через реки Алле и Ангерап, германцы отступают к Кенигсбергу.
Третьего дня Япония объявила войну Германии. Японская эскадра бомбардирует Цзяо-Чжоу.
Среда, 26 августа
Французская и английская армии продолжают отступать. Укрепленный лагерь Мобежа окружен. Авангард германской кавалерии производит разведку окрестностей Рубе.
Я позаботился о том, чтобы эти события были представлены русской прессой в самом надлежащем (и, может быть, в самом истинном) свете, то есть как временное и методическое отступление, предшествующее будущему повороту лицом к неприятелю, с целью более спокойного и более решительного наступления. Все газеты поддерживают этот тезис.
Великий князь Николай Николаевич передает мне через Сазонова:
– Отступление, предписанное генералом Жоффром, совершено по всем правилам стратегии. Мы должны желать, чтобы отныне французская армия как можно меньше подвергалась опасности; чтобы она не поддавалась деморализации; чтобы она берегла всю свою способность к нападению и свободу маневра до того дня, когда русская армия будет в состоянии нанести решительные удары.
Я спрашиваю Сазонова:
– Скоро ли наступит этот день?.. Подумайте, что наши потери громадны и что немцы находятся в 250 километрах от Парижа…
– Я думаю, что великий князь Николай Николаевич намерен предпринять важную операцию, чтобы задержать возможно большее число немцев на нашем фронте.
– Без сомнения, в окрестностях Сольдау и Млавы?
– Да!
В этом кратком ответе, мне кажется, я чувствую некоторое умолчание. Поэтому я умоляю Сазонова быть более откровенным.
– Подумайте, – говорю я, – какой это серьезный момент для Франции…
– Я знаю это… И я не забываю того, чем мы обязаны Франции; этого не забывают также ни государь, ни великий князь. Следовательно, вы можете быть уверены, что мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы помочь французской армии… Но, с точки зрения практической, трудности очень велики. Генерал Жилинский, главнокомандующий Северо-Западным фронтом, считает, что всякое наступление в Восточной Пруссии обречено на верную неудачу, потому что наши войска еще слишком разбросаны и перевозки встречают много препятствий. Вы знаете, что местность пересечена лесами, реками и озерами… Начальник штаба генерал Янушкевич разделяет мнение Жилинского и сильно отговаривает от наступления. Но квартирмейстер, генерал Данилов, с неменьшей силой настаивает на том, что мы не имеем права оставлять нашу союзницу в опасности и что, несмотря на несомненный риск предприятия, мы должны немедленно атаковать. Великий князь Николай Николаевич издал об этом приказ… Я не удивлюсь, если операции уже начались.
Четверг, 27 августа
Немцы вошли в Перонн и Лонгви.
В Париже образовано министерство национальной обороны. Вивиани сохраняет председательство в совете, без портфеля; Бриан получил министерство юстиции, Делькассе – министерство иностранных дел, Мильеран – военное, Рибо – финансов и т. д. Два объединенных социалиста, Жюль Гед и Марсель Самба, входят в кабинет.
Эта комбинация производит здесь наилучшее впечатление. Ее толкуют в одно и то же время как блестящее свидетельство нашей национальной солидарности и как залог непреклонной решимости, с которой Франция будет продолжать войну.
Пятница, 28 августа
Великий князь Николай Николаевич сдержал слово. По его повелительному приказу пять корпусов генерала Самсонова атаковали третьего дня неприятеля в районе Млава – Сольдау. Место нападения хорошо выбрано, чтобы заставить немцев перевести туда многочисленные силы, потому что победа русских в направлении Алленштейна имела двойной результат: открыла им дорогу на Данциг и отрезала отступление германской армии, разбитой под Гумбиненом.
Суббота, 29 августа
Сражение, завязавшееся в Сольдау, продолжается с ожесточением. Каков бы ни был окончательный результат, достаточно уже того, что борьба продолжается, чтобы английские и французские войска имели время переформироваться в тылу и продвинуться вперед.
Русские войска на юге находятся в 40 километрах от Львова.
Воскресенье, 30 августа
Сегодня утром, войдя в кабинет Сазонова, я поражаюсь его мрачным и напряженным видом.
– Что нового? – говорю я ему.
– Ничего хорошего.
– Дела плохи во Франции?
– Немцы приближаются к Парижу.
– Да, но наши войска целы и их моральное состояние превосходно. Я с уверенностью жду, что они повернутся лицом к неприятелю… А сражение при Сольдау?
Он молчит, кусая губы, мрачно глядя. Я спрашиваю:
– Неудача?
– Большое несчастье… Но я не имею права говорить вам об этом. Великий князь Николай Николаевич не хочет, чтобы эта новость стала известной раньше чем через несколько дней. Она и так распространилась слишком быстро и широко, потому что наши потери ужасны.
Я спрашиваю у него некоторые подробности. Он утверждает, что у него нет никаких точных сведений.
– Армия Самсонова уничтожена. Это всё, что я знаю.
После некоторого молчания он продолжает простым тоном:
– Мы должны были принести эту жертву Франции, которая показала себя такой верной союзницей.
Я благодарю его за эту мысль. Затем, несмотря на большую тяжесть, которая лежит и у него, и у меня на сердце, мы переходим к обсуждению текущих дел.
В городе никто еще не подозревает о несчастье при Сольдау. Но непрерывное отступление французской армии и быстрое продвижение немцев на Париж возбуждают в публике самые пессимистические предположения. Вожаки распутинской клики заявляют даже, что Франция скоро будет принуждена заключить мир. Высокопоставленному лицу, которое повторяет мне эту клевету, я отвечаю, что характер государственных людей, которые только что приняли власть, не позволяет останавливаться хоть на одно мгновение на таком предположении, что к тому же дело еще далеко не проиграно и что день победы, может быть, близок.
Понедельник, 31 августа
При Сольдау русские потеряли 110 000 человек, из них 20 000 убитыми или ранеными и 90 000 пленными.
Два из пяти начавших сражение корпусов, 13-й и 16-й, были окружены. Вся артиллерия уничтожена.
Предположения высшего командования были, к сожалению, слишком правильны: наступление оказалось преждевременным. Основная причина неудачи – недостаточное сосредоточение войск и чрезмерная трудность перевозок в области, изрезанной реками, усыпанной озерами и лесами. Кажется, несчастье было еще увеличено ошибкой в движении: генерал Артамонов, который командовал левым флангом, отошел на двадцать километров назад, не предупредив генерала Самсонова.
Один из пунктов, где сражение было наиболее ожесточенным, – деревня Танненберг, в 35 километрах на север от Сольдау. Там в 1410 году польский король Владислав V дал бой тевтонским рыцарям: первая победа славянства над германизмом. Отсроченный на пятьсот четырнадцать лет, реванш тевтонов тем более ужасен.
Вторник, 1 сентября
Сазонов сообщает мне сегодня утром, на основании телеграммы Извольского, что правительство Республики решило переехать в Бордо, если главнокомандующий найдет, что высшие интересы национальной обороны побуждают не преграждать немцам дороги на Париж.
– Это решение горестное, но прекрасное, – говорит он мне, – и оно заставляет меня удивляться французскому патриотизму.
Затем он сообщает мне телеграммы, посланные 30 и 31 августа полковником Игнатьевым, военным атташе при французской главной квартире, каждая фраза которых проникает в меня, как удар кинжала: немецкая армия, обойдя левый фланг французской армии, непреодолимо продвигается на Париж, в среднем переходами по 30 километров…
По моему мнению, вступление немцев в Париж есть только вопрос дней, так как французы не располагают достаточными силами, чтобы произвести контратаку против обходящей группы без риска быть отрезанными от остальных войск… К счастью, он признает, что дух войск остается превосходным.
Сазонов спрашивает меня:
– Разве нет способов защищать Париж?.. Я думал, что Париж основательно укреплен… Я не могу скрыть от вас, что взятие Парижа произвело бы здесь прискорбное впечатление, особенно после нашего несчастья у Сольдау, так как в конце концов узнают, что мы потеряли там 110 000 человек.
Взяв снова телеграммы полковника Игнатьева, я оспариваю, как только могу, его заключения; я уверяю, что укрепленный лагерь вокруг Парижа сильно вооружен, и утверждаю, что характер генерала Галлиени гарантирует нам упорство сопротивления.
Указом, подписанным вчера вечером, установлено, что город Санкт-Петербург будет отныне называться Петроградом. Как политическая манифестация, как протест славянского национализма против немецкого втирания мера эта настолько же демонстративна, насколько своевременна. Но с точки зрения исторической – это ошибка.
Нынешняя столица империи не является славянским городом; она олицетворяла собой недавнее прошлое русской жизни; она находится в стране финнов, где так долго превалировала шведская культура, и на границах с балтийскими провинциями, где по-прежнему доминирует немецкое влияние. Архитектура столицы целиком западная, у нее вполне современный облик. Именно таким Петр Великий и хотел сделать Санкт-Петербург – современным, западным городом. Таким образом, наименование «Петроград» не просто ошибка, но и историческая логическая несообразность.