Сазонов раздраженно покачал головой:
– Нет. Австро-Венгрия должна быть расчленена.
Я не отступил от своих доводов и стал развивать их. Я разъяснил, что выход Австро-Венгрии из войны приведет к важным последствиям со стратегической и моральной точки зрения, что пользу от этого в первую очередь получит Россия, что концентрация всей нашей наступательной мощи и разрушительной силы против Германии будет в наших очевидных интересах и явным долгом, и что если Венский кабинет предложит нам приемлемые условия мира, то мы совершим грубую ошибку, если заранее откажемся от них. При необходимости мы могли бы потребовать, чтобы чехам и хорватам предоставили самую широкую автономию: одно это означало бы великолепную победу для славянского дела…
Судя по всему, моя настойчивость произвела соответствующее впечатление на Сазонова:
– Это достойно того, чтобы тщательно обдумать, – заявил он.
Как только я вернулся в посольство, я незамедлительно отправил отчет об этой беседе Делькассе, подчеркнув при этом бесспорную пользу для Франции в необходимости сохранения сильной политической системы в бассейне Дуная.
Вторник, 5 января
Улица всегда представляет собой поучительное зрелище. Я часто отмечаю какой-то отсутствующий взгляд и рассеянный вид тех мужиков, которые проходят мимо окон нашего посольства, полностью поглощенные в свои думы.
Вот, например, случай, который можно наблюдать в любое время, феномен, который иногда бросается в глаза даже тогда, когда не стремишься замечать его.
Двое саней приближаются навстречу с противоположных сторон; между ними остается еще метров двадцать, и двигаются они строго по одной линии. Как обычно, кучера позволяют вожжам спокойно лежать на спинах лошадей. Кучера смотрят на вожжи безразличным, невидящим взглядом. Сани уже находятся друг от друга на расстоянии десяти метров. Извозчики только теперь начинают соображать, что сани столкнутся, и неспешно начинают натягивать вожжи, как будто уменьшение скорости избавит их от препятствия прямо перед ними. Только когда лошади уже чуть ли не сталкиваются лбами, тогда дергается уздечка, и лошади резко сворачивают вправо – с риском для саней оказаться перевернутыми в снегу.
Несколько раз я забавлялся тем, что подсчитывал время, которое проходит между моментом, когда становится ясно, что сани двигаются прямо друг на друга, и моментом, когда извозчики натягивают вожжи, чтобы избежать столкновения. Этот интервал составляет от четырех до восьми секунд. В Париже или Лондоне кучер принял бы решение с первого взгляда и соответственно стал бы действовать, не потеряв и секунды.
Можно ли отсюда делать вывод, что русский мужик медленно соображает и просто глуп? Конечно нет. Но его мысли всегда где-то блуждают. В его мозгу порывистые и беспорядочные образы все время сменяют друг друга: они, судя по всему, никакого отношения к реальности не имеют. Его обычное состояние рассудка блуждает между временем, когда он предается мечтам, и временем, когда он просто впадает в бездумную рассеянность.
Среда, 6 января
Русские нанесли поражение туркам вблизи Сары-Камыша, на дороге из Карса в Эрзерум. Этот успех тем более похвален, что наступление наших союзников началось в гористой стране, такой же возвышенной, как Альпы, изрезанной пропастями и перевалами, которые часто превышают 2500 метров; теперь там ужасный холод и постоянные снежные бури. К тому же – никаких дорог и весь край опустошен. Кавказская армия совершает там каждый день героические подвиги.
Четверг, 7 января
В течение девяти дней продолжается упорное сражение на левом берегу Вислы, в секторе между Бзурой и Равкой.
Второго января германцам удалось овладеть важной позицией Боржимова, фронт их наступления находится только в 60 километрах от Варшавы.
Это положение оценивается в Москве с крайней суровостью, если верить впечатлениям, привезенным мне английским журналистом, который хорошо знает русское общество и вчера еще обедал в «Славянском базаре»: «Во всех московских салонах и кружках, – говорит он, – очень раздраженно оценивают ход военных событий. Не могу себе объяснить эту приостановку наступления и эти беспрерывные отходы, которые, как кажется, никогда не кончатся. Однако обвиняют не великого князя Николая Николаевича, а императора и еще более императрицу. Об Александре Федоровне распускают самые нелепые рассказы, обвиняют Распутина в том, что он продался Германии, а царицу называют не иначе как „немка“».
Вот уже несколько раз я слышу, как упрекают императрицу в том, что она сохранила на троне симпатию, предпочтение, глубокую нежность к Германии. Несчастная женщина никаким образом не заслуживает этого обвинения, о котором она знает и которое приводит ее в отчаяние.
Александра Федоровна никогда не была немкой ни умом, ни сердцем. Конечно, она немка по рождению, по крайней мере по отцу, так как им был Людвиг IV, великий герцог Гессенский и Рейнский, но она англичанка по матери, принцессе Алисе, дочери королевы Виктории. В 1878 году, когда ей было шесть лет, она потеряла свою мать и с тех пор обычно жила при английском дворе. Ее воспитание, ее обучение, ее умственное и нравственное образование также были вполне английскими. И еще она англичанка по внешности, по своей осанке, по некоторой непреклонности и пуританству, по непримиримой и воинствующей строгости совести, наконец, по многим своим личным привычкам. Этим, впрочем, ограничивается всё, что проистекает из ее западного происхождения.
Основа ее натуры стала вполне русской. Прежде всего – и несмотря на враждебную легенду, которая, как я вижу, возникает вокруг нее, – я не сомневаюсь в ее патриотизме. Она любит Россию горячей любовью. И как не быть ей привязанной к этой удочерившей ее родине, которая соединяет и олицетворяет все ее интересы женщины, супруги, государыни, матери?
Когда она в 1894 году вступила на трон, было уже известно, что она не любит Германии и особенно Пруссии. В течение последних лет она возненавидела лично императора Вильгельма, и на него она перекладывает всю тяжесть ответственности за войну, «эту ужасную войну, которая каждый день заставляет обливаться кровью сердце Христа». Когда она узнала о пожаре Лувена, она воскликнула: «Я краснею от того, что была немкой!..» Но ее моральное обрусение еще гораздо глубже. По странному действию умственной заразы, она понемногу усвоила самые древние, самые характерные специфические элементы «русскости», которые имеют своим высшим выражением мистическую религиозность.
Я уже отмечал в этом дневнике болезненные наклонности, которые Александра Федоровна получила по наследству от матери и которые проявляются у ее сестры Елизаветы Федоровны в благотворительной экзальтации, а у ее брата, великого герцога Гессенского, в странных вкусах. Эти наследственные наклонности, которые были бы незаметны, если бы она продолжала жить в позитивистской и уравновешенной среде Запада, нашли в России самые благоприятные условия для своего полного развития. Душевное беспокойство, постоянная меланхолия, неясная тоска, перепады настроения от возбуждения до уныния, навязчивая мысль о невидимом и потустороннем, суеверное легковерие – все эти черты характера, которые кладут такой поразительный отпечаток на личность императрицы, разве они не укоренились и не стали повальными в русском народе? Покорность, с которою Александра Федоровна подчиняется влиянию Распутина, не менее знаменательна. Когда она видит в нем «Божьего человека, святого, преследуемого, как Христос, фарисеями», когда она признает за ним дар предвидения, чудотворения и заклинания бесов, когда она испрашивает у него благословения для успеха какого-нибудь политического акта или военной операции, она поступает, как поступала некогда московская царица, она возвращает нас к временам Ивана Грозного, Бориса Годунова, Михаила Федоровича, она окружает себя, так сказать, византийской декорацией архаической России.
Пятница, 8 января
Около трех часов дня, когда последние отблески дневного света уже погружались в наступавшую вечернюю темноту, я шел вдоль Кронверкского проспекта к французскому госпиталю, находившемуся в самом конце Васильевского острова.
Слева от меня выступает Петропавловская крепость со своими угловатыми бастионами, заваленными сугробами снега, из-под которого едва виднеется плоская крыша государственной тюрьмы. Густой свинцовый туман обволакивает купол собора, в котором нашли прибежище гробницы рода Романовых. Позолоченный шпиль крепости затерялся в хмуром небе. Перед собой, сквозь лишенные листьев деревья пустого и безлюдного парка, я мельком вижу неподвижный покров Невы, скованной большими льдинами.
Словно для того, чтобы обострить зловещее впечатление от хмурого предвечернего часа и мрачной обстановки, справа от меня я прохожу угол безлюдного проспекта, отмеченного невысоким зданием с желтоватыми стенами и с зарешеченными окнами, зданием, от которого веет тайной и позором. Это – «Охрана».
Это вызывающее страх заведение ведет отсчет со дней Петра Великого, который создал его в 1697 году под именем Преображенского приказа. Однако его исторические корни следует искать намного раньше: их можно отыскать еще в византийских традициях и в татарских методах правления. Его первым шефом стал князь Ромодановский, и это заведение немедленно приобрело зловещую репутацию. Начиная с того времени шпионаж, тайное доносительство, пытка и тайная казнь стали обычными и постоянными инструментами русской политики. С самого начала Преображенский приказ стал применять истинные принципы государственной инквизиции, а именно: секретность, произвол и жестокость. В годы правления Петра II, Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны заведение несколько потеряло свою прирожденную мощь, но императрица Екатерина II, «друг философов», не стала тратить лишнего времени на восстановление его тайной власти и его безжалостного характера. Александр II поддерживал этот высокий уровень.
Потребовался деспотический гений Николая I, для того чтобы выяснить, что государева служба, которая уже добилась немалых успехов, все же несовершенна и недостаточна. Сразу же после заговора декабристов он полностью реорганизовал Охрану, которая с тех пор стала известна, как Третье отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии. Во всех этих реформах можно было проследить влияние прусских методов и тенденцию имитировать прусскую бюрократию и прусский милитаризм. Руководство Третьим отделением было поручено генералу немецкого происхождения, графу Александру Бенкендорфу. (Брат знаменитой принцессы Ливен, подруги Гюзо.)