Среда, 29 декабря
Продолжая следовать своей мысли о косвенной помощи сербам посредством диверсии в Галиции, царь предпринял наступление на бессарабском фронте и восточнее Стрыя, в львовском направлении. Упорные бои, в которых русские, кажется, вновь нашли всю силу своего порыва, завязались под Черновицами, у Бучача на Стыри и у Трембовли близ Тарнополя.
Одновременно с этим волынская армия атакует австро-германцев на Стыри, южнее Пинских болот, в районе Ровно и Чарторыйска.
Четверг, 30 декабря
Петроградские салоны очень взволнованы. В них говорят замаскированными фразами о политическом скандале, в котором будто бы замешаны некоторые члены царской семьи и некая девица Мария Васильчикова, передают о секретной переписке с одним из германских владетельных государей.
Некоторые точные подробности, которые я мог проверить, показали мне, что дело серьезно. Я обратился с вопросом к Сазонову, и он мне ответил следующее.
Девица Мария Александровна Васильчикова, лет пятидесяти от роду, двоюродная сестра князя Сергея Илларионовича Васильчикова, состоящая в родстве с Урусовыми, Волконскими, Орловыми-Давыдовыми, Мещерскими и другими, фрейлина императриц, находилась при объявлении войны на вилле в окрестностях Вены. Здесь, в Земмеринге, она постоянно жила, поддерживая тесные сношения со всей австрийской аристократией. Вилла, где она жила в Земмеринге, принадлежит князю Францу фон Лихтенштейну, бывшему австрийским послом в Петербурге около 1899 года. При открытии военных действии ей было запрещено отлучаться с виллы, где, впрочем, она принимала многочисленное общество.
Несколько недель тому назад великий герцог Гессенский просил ее приехать в Дармштадт и прислал ей пропуск. Тесно связанная дружбой с великим герцогом Эрнстом Людвигом и его сестрами[16], страстно любя при этом посредничество и интриги, она отправилась тотчас же.
В Дармштадте великий герцог просил ее отправиться в Петроград, чтобы посоветовать царю заключить мир без промедления. Он утверждал, что император Вильгельм готов пойти на очень выгодные по отношению к России условия, намекал даже, что Англия вступила в сношения с берлинским министерством о заключении сепаратного соглашения, и заявил, что восстановление мира между Германией и Россией необходимо для поддержания в Европе династического начала.
Без сомнения, он не мог найти лучшего посредника, чем Мария Васильчикова. Воображение ее мгновенно запылало: она уже видела себя воссоздающей священные союзы прошлых времен, спасающей, таким образом, царскую власть и одним ударом возвращающей мир человечеству.
Для большой точности великий герцог продиктовал ей по-английски всё, что сказал, и она тут же перевела этот текст на французский язык: документ предназначался для Сазонова. Затем великий герцог передал Васильчиковой два собственноручных письма, адресованных одно императору, а другое – императрице. Первое из писем только резюмировало в ласково настоятельных выражениях ноту, предназначенную Сазонову. Второе письмо, написанное в еще более нежном тоне, обращалось к самым глубоко личным чувствам императрицы, к воспоминаниям семьи и молодости. Последняя его фраза такова: «Я знаю, насколько ты сделалась русской, но тем не менее я не хочу верить, что Германия изгладилась из твоего немецкого сердца».
Ни то ни другое письмо не были запечатаны, чтобы Сазонов мог прочесть их при передаче одновременно с нотой.
На другой же день Васильчикова, снабженная немецким паспортом, отправилась в Петроград через Берлин, Копенгаген и Стокгольм.
Приехав, она тотчас явилась к Сазонову; тот, очень удивленный, принял ее немедленно. Взяв в руки ноту и оба письма и ознакомившись с ними, он выразил Васильчиковой свое негодование, что она взялась выполнить подобное поручение. Пораженная таким приемом, который опрокидывал все ее предположения, разрушая всё здание, построенное ее фантазией, она не знала, что ему ответить.
В тот же вечер Сазонов был в Царском Селе с докладом у государя. С первых же слов его лицо императора исказилось от досады. Взяв оба письма, он, не читая, презрительно бросил их на стол. Затем сказал раздраженным голосом:
– Покажите мне ноту.
При каждой фразе он гневно восклицал:
– Делать мне такие предложения, не постыдно ли это!.. И как же эта интриганка, эта сумасшедшая посмела мне их передать!.. Вся эта бумага соткана только из лжи и вероломства!.. Англия собирается изменить России!.. Что за нелепость?!
Окончив чтение и излив свой гнев, он спросил:
– Что же нам делать с Васильчиковой? Знаете ли вы, какие у нее намерения?
– Она сказала мне, что думает тотчас же уехать в Земмеринг.
– И в самом деле она воображает, что я так и позволю ей вернуться в Австрию?.. Нет, она уже не выедет из России. Я прикажу водворить ее в ее именье или в монастырь. Завтра я рассмотрю этот вопрос с министром внутренних дел.
Пятница, 31 декабря
Перед всеми лицами, которые видели его вчера, император высказывался о Марии Васильчиковой так же гневно и строго:
– Принять подобное поручение от враждебного государя!.. Эта женщина или негодяйка, или сумасшедшая!.. Как она не поняла, что, принимая эти письма, она могла тяжело скомпрометировать императрицу и меня самого?..
По его приказанию Mария Васильчикова была сегодня арестована и отправлена в Чернигов для заключения там в монастырь[17].
1916 год
Суббота, 1 января
Сербский посол Спалайкович был у меня сегодня; у него измученное лицо, глаза лихорадочно блестят и полны слез. Совершенно обессиленный, он падает в кресло, которое я ему предлагаю.
– Вы знаете, – говорит он, – чем кончилось наше отступление? Вы слышали подробности? Это ведь было сплошное мученичество.
Он получил сегодня утром известия о трагическом отступлении сербской армии через снежные Албанские горы; армия шла без пищи, без крова, под снежными бурями, измученная страданиями, изнуренная усталостью, усеивая путь трупами. И когда, наконец, она дошла до Сан-Джованни ди Медуа на Адриатическом море, то здесь ее настигли голод и тиф.
По карте, которую я развертываю перед ним, он показывает пройденный путь.
– Посмотрите, мы снова прошли все этапы нашей истории… Отступление началось от Белграда, где Петр Карагеоргиевич заставил турок признать его владыкой Сербии в 1806 году. Затем Крагуевац, резиденция князя Милоша Обреновича, в первые годы сербской самостоятельности; потом Ниш, этот оплот христианства при великом короле Стефане, который в XII веке освободил Сербию от византийского владычества; дальше Крушевац, столица царя-мученика Лазаря Бранковича, обезглавленного в 1389 году на поле битвы под Косово, на глазах у умиравшего султана Мурата; затем Кранево, где в XIII веке святой Савва основал автокефальную сербскую церковь; потом Рашка, колыбель сербского народа и древняя вотчина Немани; дальше Искюб, где знаменитый Душан венчался в 1346 году «царем и самодержцем сербов, греков и болгар»; вот Ипек, патриархат которого в долгие годы турецкого ига был прибежищем национального самосознания, – одним словом, все святые места сербского патриотизма.
Спалайкович прибавляет:
– Подумайте, что это было за отступление; не забудьте тысячи беженцев, следовавших за армией. Подумайте, что это было!
И голосом, прерывающимся от волнения, он рассказывает мне, как престарелый король Петр, больной, при смерти, не захотел оставить своих войск и следовал за ними на повозке, запряженной быками; старика воеводу Путника, тоже смертельно больного, несли на носилках; за ними шли длинные ряды монахов, несших на руках церковные святыни; они шли день и ночь по снегу со свечами в руках и с пением молитв.
– Но ведь это настоящая средневековая эпопея, – говорю я.
Понедельник, 3 января
Итак, сербы теперь вышли из игры. Англо-французская армия на Восточном фронте была вынуждена покинуть Сербию и отступить в Салоники, где генерал Саррайль занят организацией большого укрепленного лагеря.
Это отступление было проведено не без трудностей из-за оказываемого сильного давления со стороны болгар, которые совершали форсированные марши, чтобы окружить наши войска.
Наш отход был осуществлен в полном порядке, и мы смогли сохранить всю нашу материальную базу.
Вторник, 4 января
Праздник георгиевских кавалеров дал императору повод еще раз подтвердить свою решимость продолжать войну; он обратился к армии с воззванием, которое оканчивается так:
«Будьте твердо уверены, что, как я уже сказал в начале войны, я не заключу мира, пока последний враг не будет изгнан из нашей земли. Я заключу мир лишь в согласии с союзниками, с которыми мы связаны не только договором, но и узами истинной дружбы и кровного родства. Да хранит вас Бог».
Это самый лучший ответ на предложение о мире со стороны Германии, переданное через посредничество герцога Гессенского и графа Эйленбурга.
Четверг, 6 января
По словам моего информатора, у которого есть связи в Охране, вожди социалистических групп тайно собрались недели две тому назад в Петрограде (до этого они собирались в июле прошлого года); на этом совещании председательствовал трудовик Керенский. Главным вопросом было обсуждение программы революционных действий, которую «максималист» Ленин, эмигрант, живущий в Швейцарии, недавно защищал на социалистическом интернациональном конгрессе в Циммервальде.
Прения, открытые Керенским, по-видимому, привели к единогласному принятию следующих положений:
1. Постоянные неудачи русской армии, беспорядок и нерадивость в управлении, ужасающие легенды об императрице, наконец, скандальное поведение Распутина окончательно уронили царскую власть в глазах народа.
2. Народ очень против войны, причины и цели которой он более не понимает. Запасные всё неохотнее идут на фронт; таким образом, боевое значение армии всё слабеет. С