Они сели на последний ряд, за обычную Лерину парту, за Германом и Федей. Голицын заулюлюкал, но его никто не поддержал. Смеяться над Гореловым не желал никто. Донникова свернула себе шею, пялясь на них. У Тимченко в прямом смысле отвисла челюсть. На них смотрели все. Задорин, Грибанов, Донникова, Свирина, Крюкова, Ильченко, Рыжкова. Аринэ. Антон…
Антон хмурился. Он не понимал. Никто ничего не понимал. Весь класс был окутан недоумением, оно становилось гуще с каждой секундой. От него было тяжело дышать. Оно было так же реально, как дым от костра. Только два огонька светились сквозь туман. Войцеховская, второй ряд третья парта. Литвинова, первый ряд первая парта. Они не удивлялись. Им было смешно.
Звонок случился неожиданно как оплеуха. Оказалось, история может быть увлекательной, когда сидишь не одна, когда в вотсап приходят веселые сообщения, когда тебе впервые по-настоящему наплевать, что думают другие. Не потому, что ты изгой и храбришься, а потому что ты выше этого и тебе реально нет ни до кого дела.
Но со звонком пришло осознание, что следующий урок — геометрия. И что Ирина не погладит их по головке за вчерашнее вранье.
— Что мы скажем Ирине?
— Что-нибудь придумаем, — подмигнул Тимур. Лере очень хотелось спросить, собирается ли он и дальше ходить за ней как мама-курица, но она не могла заставить себя даже пошутить на эту тему. Пусть будет, что будет. Если он захочет снова сесть к Антону, она не скажет ни слова. Вот начнется геометрия, и они увидят…
— Пенал! — Лера остановилась посередине коридора. — Я забыла на истории пенал!
— Иди, мы тебя подождем, — сказал Тимур.
Он сказал «мы», но его глаза говорили «я». Лера рванула назад, кусая губы, пытаясь унять стучащее сердце.
Пенал лежал на ее парте. Она поскорее сунула его в рюкзак.
— Лера, можно тебя на пять минут?
Она узнала бы этот голос когда угодно. Ноги внезапно стал ватными, руки выпустили полузакрытый рюкзак, и он грохнулся на пол.
Антон Чернецкий наклонился, поднял рюкзак, поставил на парту.
— Держи.
— Спасибо.
Они были одни в целом классе. Сцена, которую Лера тысячу раз прокручивала в голове, вдруг стала реальностью. Она. Антон. И больше никого. Только в ее фантазиях Антон смотрел на нее иначе, не настороженно и смущенно. В ее фантазиях он не выдавливал из себя улыбку, не изображал из себя вежливого одноклассника. Он был серьезен, и нежен, и взволнован.
Как вчера Тимур.
Леру обожгло сожаление, что сейчас здесь с ней не он. Нет, этого просто не может быть. Она любит Антона всю жизнь и будет любить, несмотря ни на что. Она любит саму свою любовь к нему. Она знает все о нем. Антон — часть ее жизни, а Тимур чужак, пришел ниоткуда и уйдет в никуда, случайная карта, выпавшая в игре.
— Эээ… Лера…
— Ты о чем-то хотел поговорить? А то меня ждут.
Оказалось, что говорить с Антоном не труднее, чем с любым другим одноклассником. Это он почему-то мялся и смущался, отводил глаза, хмурился.
— Я только хотел спросить… Что вообще происходит?
— В смысле?
— С Тимом. Вы так резко задружили. И Ксю тоже…
— Может, у них и спросишь? Вы вроде друзья.
— Ну ты же видишь, какой он. Он говорит только то, что считает нужным.
Не знаю. Я вообще ничего про него не знаю.
— То есть ты не в курсе, они вместе или нет?
Так вот что ему нужно. Узнать, вместе ли Тимур и Литвинова. Ревнует? Или, наоборот, счастлив, что бывшая подружка утешилась и больше не будет камнем на его совести?
— Нет.
Разочарование Антона опустилось ему на плечи словно роскошный плащ.
— Ладно. Извини.
Он пошел к выходу, такой красивый, такой родной. Абсолютно равнодушный. Какая же она дура… О чем вообще она могла мечтать? Зачем прилепилась на столько лет к парню, которому на нее откровенно плевать?
— Антон!
Он обернулся.
— Тебе не кажется, что раз Тимур сел на истории со мной, глупо спрашивать, встречается ли он с Ксю?
Реакция Антона была приятной, хоть и слегка обидной.
Он остолбенел.
Тимур стоял на том же месте в коридоре. Войцеховская и Литвинова тоже не ушли далеко — сидели на подоконнике, смотрели что-то в телефоне Войцеховской.
— Что ты так долго?
— Антон задержал.
— Антон?
Лера честно хотела сказать ему правду. Но изумрудная ревность Тимура была так красива, что она только кивнула.
— Угу.
— И что ему было надо?
— Ну так, спросил кое-что.
— Что именно?
— Я должна перед тобой отчитываться?
— Нет. Но разве вы обсуждали что-то секретное?
— Спроси у него. Ты же его лучший друг. Не я.
— Нет уж, я тебя спрошу… — Тимур обхватил ее сзади за локти, потянул к подоконнику. — Не выпущу, пока не скажешь.
— Тимур!!! Отпусти! Я скажу…
Но она не успела.
— Горелов! Смирнова! Литвинова! Войцеховская!
Математичка Ирина Ивановна, тонкая, жилистая, разъяренная как дикая кошка стояла посередине коридора.
— Быстро за мной!
— Ирина Ивановна, я все объясню…
— Ни слова, Горелов! За мной, я сказала!
Она привела их на третий этаж. У кабинета физики носились шестиклашки. Дима стоял к ним спиной и закрывал дверь. Он был особенно наряден — в светло-сером узком костюме, в белой рубашке — и весь лучился самодовольством. Сегодня же юбилейный концерт, вспомнила Лера. Приедут журналисты, шишки из администрации, бывшие выпускники. То-то Диму бомбит. Речь наверняка заготовил на час.
— Дмитрий Александрович!
Он вздрогнул и уронил ключ.
— Что такое- ОПЯТЬ ВЫ???
Димино круглое личико из лимонно-кислого стало помидорно-красным. Математичка принялась рассказывать то, что произошло вчера. Судя по ее словам, вчера они совершили преступление века. Дима хмурился, нетерпеливо притоптывал ногой. Он закипал и раздувался на глазах, вот-вот и крышка слетит.
— СМИРНОВА! Что ты себе позволяешь?
— Почему сразу Смирнова, это я…
— Я не с тобой разговариваю, Горелов! Эта троица у меня в печенках сидит, Ирина Ивановна! — Дима навис над Лерой как пылающий шар. — Думаешь, мамочка опять прибежит за тебя заступаться, Смирнова? Даже не надейся!
«Мамочка».
Диму одолевала ярость, не имеющая к ним никакого отношения. Неужели он злится из-за мамы? Неужели они наконец поссорились?
— Моя мама тут не причем!
— Не хами! Забыла, с кем разговариваешь? У нас сегодня праздник, важное мероприятие, а вы опять срываете своими выходками.
— Сегодня мы ничего плохого не сделали, — сказала Войцеховская с вызовом. — По крайней мере, пока.
Лера улыбнулась. Если Диму нужно было довести до ручки, на Войцеховскую можно было смело рассчитывать.
— ТЕБЯ!!! НИКТО!!! НЕ!!! СПРАШИВАЛ!!!
От Диминого крика задрожали стекла в рамах и поджилки у шестиклассников. Из его ушей валил пар, над головой бесновались гневные языки пламени. Это было даже красиво. Для тех, кто мог это видеть, конечно. Для всех остальных он был всего лишь кругленьким человечком в слишком тесном костюме, орущим не своим голосом…
— Хм… Дмитрий Александрович, можно вас отвлечь?
— ЧТО? — Дима вскинул глаза и застыл с открытым ртом. На горящий факел его злости встала железная пята паники. — З-здравствуйте, А-александра Д-даниловна.
Это действительно была Тамарина. Модная слегка растрепанная стрижка, изящно накрашенные зеленые глаза. Светлые широкие брюки доставали до пола, яркий широкий свитер был максимально далек от образа скучного политика.
— В-вы так рано? А начало только через п-полтора часа…
— Я знаю. У меня просто время освободилось, я решила заскочить пораньше, с вами поздороваться. Походить по знакомым коридорам. — Тамарина мило улыбалась, но Лера видела ее настороженность и недовольство. — А в чем провинились мои любимые ученицы?
Глаза Димы забегали из стороны в сторону. Вместе с ними словно перепуганные мыши заметались бордовые нити его испуга.
— В-ваши л-любимые ученицы? Вы разве знакомы?
— Да. Так уж получилось. — Тамарина положила одну руку на плечо Литвиновой, вторую — на плечо Войцеховской. Они обе чуть не лопались от смеха, хотя внешне сдерживались из последних сил. Один Тимур хмурился и не понимал, что происходит, и был очень недоволен.
— Они вчера убежали с урока и соврали учителю! — вмешалась математичка. — Их необходимо наказать!
— Ну-ну, Ирина Ивановна, не будем портить сегодняшний замечательный праздник, — проговорил Дима с елейной улыбочкой.
Литвинова закатила глаза, Войцеховская притворилась, что ее рвет. Тимур взял Леру за руку.
Вдруг лампы в коридоре мигнули. На секунду стало абсолютно темно.
— Это еще что такое? — Дима задрал голову к потолку, как будто там кто-то мог дать ему ответ.
— Проводка барахлит.
— Этого еще не хватало!
Но Лера не думала о проводке. Она смотрела в окно. Только что на улице было светло. Яркий солнечный свет отражался в сугробах, бил в окна, слепил, высвечивал пыль, скопившуюся в щелях, на полу, выщербинки в стенах. Но сейчас за окном творился ад. Снежная буря — и когда только собрались тучи — ледяные вихри в кромешной мгле.
Что-то было не так. Что-то определенно было не так.
— Господи, на улице то что, посмотрите…
— Обещали хорошую погоду…
— Я только что ехала, все было нормально…
— Как до нас гости будут добираться…
Взрослые столпились у окон. У окон столпились дети. Стало заметно холоднее. От порывов ветра позвякивали стекла. Потрескивали полы. Краска на стенах. Звуки были тихие, еле слышные. Но их было достаточно, чтобы мелкие крапинки паники росли, набухали, соединялись в громадный пузырь. На этот раз у паники был запах. Она пахла свежеразрытой землей, кровью, растерзанной гниющей плотью.
— БЕЖИМ! — закричал Тимур и дернул Леру за руку. — ИЗ ШКОЛЫ!
И тут свет погас совсем.
Крики, топот, визг, плач. Рев Димы, пытающегося перекрыть шум.
— ТИХО! ВСЕ ОСТАВАЙТЕСЬ НА МЕСТАХ! СЕЙЧАС СВЕТ ВКЛЮЧАТ!
В кромешном мраке паника множилась, опутывала щупальцами всех, и маленьких, и больших, и спокойных, и тревожных. Диму никто не слушал. Тимур тянул Леру за собой, и больше всего на свете она сейчас боялась, что он выпустит ее руку. Они натыкались на кого-то, кто-то натыкался на них. Лере наступили на ногу, ударили локтем в спину. Но все это было неважно. Главное, не отцепится, не потерять Тимура в темноте.