Только… немного поменьше бы рассуждения, побольше инстинктивного движения сердца. Я была бы счастлива уже и тем, что в его душе есть симпатия ко мне; но даже и этого нет… и к чему только подписался он «искренне ваш»?
О, если бы он действительно был таким!..
Зачем только я написала ему?! Теперь все декорации, которыми я так тщательно загораживала от себя действительность, – разрушены. Ни новые места, ни новые впечатления – не отвлекают меня теперь от мысли о нем… Одиночество в стране, где не знаешь языка, – еще страшнее, – все чаще и чаще думаю о Франции…
Что мне делать, что мне делать?!!
Немец устроил глупую историю. Поехал за мной сюда, преследует ревностью. Я рассердилась и указала на дверь. Нет, решительно – надо уехать отсюда.
Вот что значит так мало знать жизнь и мужчин и быть вечно погруженной в книги, как я! Готовясь к экзаменам – и не заметила, что мальчишка за мной ухаживает, думала – ничего серьезного, а вышло вон что, – и Париж он бросил, и сюда поехал, и чуть с ума не сходит! Еще, пожалуй, история выйдет.
Да, устала я и от Лондона, и от этой глупости… Уеду куда-нибудь в провинцию, на берег моря, – там отдохну. Только выберу сторону поближе к Франции.
Недалеко от острова Уайта есть курорт Barnemouth, говорят – очень красивая сторона. Вблизи – маленький городок Southborne on Sea, там можно отлично и недорого устроиться на берегу моря. Вот туда и поеду…
Из окна моего деревянного коттеджа открывается спокойный английский пейзаж: деревья на зеленой лужайке; белая лента безукоризненной шоссейной дороги, обсаженная с обеих сторон кустами ежевики, протянулась передо мной; кругом – красивые домики с неизбежным садиком впереди. Море – в четверти часа ходьбы. Везде тишина, но не мертвая тишина нашей русской провинции, а скорее спокойствие: дорога очень оживлена – часто проходят автомобили, омнибусы, ездят торговцы, велосипедисты, словом – она действительно служит путем сообщения.
Живу теперь очень спокойно и однообразно: занимаюсь по-английски, купаюсь в море, помогаю своей хозяйке – миссис Джонсон – в работах на огороде.
Узнала, что по соседству живет друг великого писателя. Я была в восторге. Вот-то интересно познакомиться! Наверное – это человек выдающийся по умственным и душевным качествам.
Наверное, в его обществе можно забыть о многом и многому научиться.
Сегодня миссис Джонсон разоделась по-праздничному и что-то начала мне объяснять. Я никак не понимала.
Она повела меня через дорогу к цветной афише, приклеенной на стене, и я прочла, что сегодня в Christchurch’e выставка садоводства и огородничества, всего один день. Я тотчас же изъявила свое согласие сопровождать мою хозяйку, и мы отправились вместе с ней и ее подругой в Christchurch. Это небольшой соседний городок, один из самых красивых в Англии. Там могила Шелли.
Выставка помещалась в очень живописном уголке – среди развалин старого замка, обвитых плющом; на свежей зеленой траве раскинулись белые палатки. Там в образцовом порядке на тарелках были разложены фрукты, овощи, цветы в горшках и вазах. Публика толпилась перед ними. Я мало что понимаю в сельском хозяйстве и, не будучи в состоянии оценить достоинств выставленных предметов, – любовалась их красотой.
Когда стемнело – началась оригинальная, еще не виданная мной игра: женщины стали в круг, держась за руки; молодые люди прохаживались в этом кругу, бросая на плечи то той, то другой пучок ниток, и тотчас же убегали. Девушки гнались за ними – те, конечно, давали себя поймать, – и дело кончалось поцелуями. Очевидно, здесь игра эта одна из самых любимых: она не прекращалась почти весь вечер, и чем более темнело, тем становилась оживленнее.
Я стояла, смотрела и думала, что в этой игре есть свой резон для женщин: ведь сколько англичанок осуждено на безбрачие! – Для многих из них эта игра представляет иллюзию романа: под покровом темной ночи так приятно и поэтично очутиться в сильных объятиях.
Но сама в круг не шла. Моя хозяйка, молодая женщина, и ее подруга, уже не молодая девушка, были в полном упоении от этой игры. Им то и дело летели на плечи белые пучки ниток, они убегали, ловили и возвращались на свое место – розовые и запыхавшиеся от бега и поцелуев.
И, помирая со смеху, миссис Джонсон и мисс Эдит тащили меня в круг.
Я энергично мотала головой и всячески выражала свое несогласие, но с двумя сильными женщинами трудно было сладить. Их, очевидно, очень забавляла мысль – как иностранка будет участвовать в их игре, и они, смеясь, втащили меня в круг.
Через минуту на плече моем лежал пучок ниток – высокий красивый юноша потихоньку убегал, оглядываясь на меня. Мне быстро выпустили руки и толкнули меня вперед. И я вмиг очутилась в объятиях юноши. Его голова наклонилась…
«Да ведь этак и в самом деле он меня поцелует!» – и, изгибаясь как змея, я высвободилась и выскользнула из его рук, так что он успел поцеловать только газ на моей шляпе.
Раздался громкий смех… хохотали все окружающие; юноша ничего не понимал… Миссис Джонсон говорила что-то, я никак не могла понять. Если бы я свободно объяснялась по-английски, я сказала бы ей, что лично для себя нахожу такую игру вдвойне излишней: во-первых – не имею никакой надобности заменять мимолетными поцелуями настоящие романы, которых у нас в России достаточно – у нас мужчин много, а во-вторых – мне казалось унизительным сознание, что меня выбирает мужчина… еще если бы я выбрала его – тогда так. А то – вечная женская пассивность! вечно нас выбирают, и мы лишь следуем желанию того, кто удостоил нас этой чести…
Я очень люблю русскую одежду и никогда не расстаюсь с ней. Летом, да особенно на работе в поле – что может быть удобнее сарафана?
И к большому удовольствию англичан, я надела его, и теперь меня всюду провожает одобрительный возглас: очень, очень красиво!
В темноте ночи, возвращаясь домой, часто слышишь привет: доброй ночи!
Гортанные звуки на мгновение нарушают общее безмолвие и гармонично сливаются с ним; темная фигура проходит мимо… и что-то хорошее шевелится в душе от этого приветствия. На минуту соединяешься с неизвестным братом по человечеству и от всей души отвечаешь тоже: доброй ночи!
Познакомилась с своими питерскими соотечественниками.
«Друг великого человека»! – уже одно это облекает личность каким-то ореолом: ведь когда солнце отражается в воде, то она блестит так, что глазам больно…
И я была вся полна ожиданием увидеть существо высшего порядка.
Он встретил меня просто и приветливо.
– Очень приятно познакомиться. Вы где же учитесь?
– В Париже, на юридическом факультете.
– Это почему же вы избрали себе такие науки?
– Я хотела бы быть адвокатом.
– A-а… мужиков обирать будете?
Я была озадачена и обижена.
– Ну, перестань, пожалуйста, – видишь, как ты смутил барышню, – примирительно заметила его жена, уже немолодая, замечательной красоты женщина.
Я горячо стала доказывать ему, что у нас, юристок, и в мыслях нет замышлять что-либо против мужика, что мы, наоборот, хотим идти к нему навстречу, развивать в деревнях подачу юридической помощи населению; что, кроме того, я лично хочу отстаивать право женщины на самостоятельное существование, чтобы она имела те же гражданские права, как мужчина.
– К чему права?
– Если отрицать всякое право вообще – то конечно да; но мы живем не в мире грез, и женщине, при ее юридическом неравноправии, куда как трудно бороться с тяжелою действительностью. Мы одинаково рождаемся на свет, хотим жить, а в беспощадной борьбе за существование – как мы вооружены, позвольте спросить? Вот я и Высшие курсы кончила, а прав у меня – все равно никаких. Даже заведовать учебной частью в женской гимназии не могу – на это есть директор, хотя я образованна не менее его…
Он слушал молча, и мне казалось, что слова мои для него звучат чем-то странным – точно все, о чем я говорила, имело самое ничтожное значение. Потом разговор принял менее острую форму – перешел на Париж, на университет, студентов…
Я все-таки осталась очень довольна. Наверное, когда рассмотрю его поближе – увижу в нем то необыкновенное, что привлекло к нему сердце великого писателя земли Русской.
Я мало-помалу перезнакомилась и ориентировалась в обществе моих соотечественников.
Они живут тут целой дружной семьей – в большом доме на берегу моря. Сад, огород, чудное местоположение делают этот уголок очаровательным. Русские путешественники все находят здесь самое радушное гостеприимство, и поэтому можно увидеть самых разнообразных людей. Приезжают и литераторы, и ученые, и просто так путешествующие; некоторые из более близких знакомых хозяев – остаются подольше…
Брат хозяйки дома – бывший офицер, очень симпатичный молодой человек – усердно занимается хозяйством, работает в саду и огороде; ему помогает один из гостей – сын богатого московского купца, называющий себя толстовцем. Я присоединилась к ним и усердно работала. Тут мы называли друг друга – я его «хозяином», а он меня – «работницей». Не знаю – что может быть лучше физического труда на свежем воздухе, он действует на меня прекрасно: развивает силу, пробуждает энергию, поддерживает какое-то ровное, спокойное настроение…
Утром – занимаюсь по-английски, затем – ухожу на работу, и к вечеру усталая возвращаюсь домой, чтобы заснуть крепким сном без сновидений…
Никогда, кажется, не забыть вчерашнего дня.
Мы ехали на собрание какого-то общества в Вагпетошье. Он предложил мне сесть в экипаж, которым правил сам. И дорогой завел разговор о смысле и цели жизни и попросил позволения указать их мне.