Смотря так легко на брак, так же смотрят и на детей: многие ли отцы занимаются воспитанием своих детей? Они заняты всем, чем угодно, только не этим важным делом, только не тем, чтобы сделать из своего потомства таких детей, глядя на которых матери могли бы сказать, что такие страшные страдания, по крайней мере, не пропали даром; родился человек, вырос «родителям на утешение, Церкви и отечеству на пользу», как говорим мы в школьной молитве, – и выходит то, что теперь, куда ни посмотри, – родители недовольны детьми. Какая масса этого недовольства, какая сложная путаница психологических тонкостей, разных отношений, мучений и т. п.
По временам приезжая в свою семью и отлично зная, по расспросам и рассказам, первое поколение – бабушек с обеих сторон, материнской и отцовской, – я могла восстановить в своем воображении их жизнь и теперь наблюдаю интересные переходы жизни, волны которой все несут вперед… Мы происходим с обеих сторон из купеческих семейств, где искони веков жили по традициям, не сложным, но которые держались так крепко, что задавили бы своею тяжестью всякого, кто рискнет сдвинуть их с места. Много было патриархального в этой жизни, много своеобразного в высшей степени… Но время идет вперед, оно уже кое-где сломало старинные устои этой жизни, но зато там, где они еще держатся, – жутко и тяжело приходится жить современному молодому поколению.
Я возвращаюсь с выставки; пробыла в Нижнем 11 дней и за все это время, к великому моему сожалению, не могла, не имела никакой возможности записывать день за днем все виденное и слышанное. Теперь придется разбираться в этом хаосе впечатлений, а ведь человеческая природа так устроена, что утомляется от слишком частых и новых впечатлений. Для чего человек так ограничен? Отчего он не устроен так, чтобы иметь возможность сразу видеть и усваивать все? – Попав на выставку, невольно выскажешь такое сожаление. Я еду усталая и с отрадным чувством чего-то, что можно определить словами: ну вот, побывала, видела…
Да, побывала и видела… всю нашу Русь-матушку, собранную тут со всего необъятного ее пространства, со всеми ее богатствами, со всею ее бедностью, со всею ее ученостью и со всем ее невежеством, ее жизнь – со всеми новейшими приспособлениями гигиены и комфорта и со всей прелестью первобытного состояния. Все это видишь тут на небольшом пространстве, за ярмаркой, посещая красивые и изящные павильоны, – ходишь и учишься. Я осматривала выставку не систематически по какому-нибудь отделу, а те отделы ее, которые представляли наибольший интерес, или же чисто специальные, как, например, машинный, военный, военно-морской. Такая система была, конечно, не совсем удобна, потому что объяснения давались в разные часы, иногда и одновременно в нескольких отделах; вдобавок «Известия» врали на каждом шагу, обозначая неверно часы объяснений то в том, то в другом отделе. Все это невыгодно отзывалось на распределении времени, в течение которого мы должны были осматривать выставку. С первого же дня я увидела, что хорошо осмотреть в неделю – немыслимо; можно пробежать по всем отделам, но осмотреть кое-как – значит не видать ничего. Поэтому, несмотря на то что внимание задерживалось на каждом шагу, – не было возможности видеть все так, как хотелось, дольше останавливаться и чаще приходить.
Когда я пришла в горный отдел, около студента горного института уже собралась группа посетителей, которые и слушали объяснения «добычи платины», как выговаривал студент. Я не буду описывать подробно способы добывания золота, серебра, так как память моя, в последнее время перед поступлением на курсы, как нарочно, стала никуда не годной; довольно часто я даже не могла хорошо усвоить объяснения выставленных машин; мне, как неспециалисту, было весьма затруднительно слышать незнакомые термины, а так как бо́льшая часть машин стояла без движения, то, конечно, при всем желании понять то или другое усовершенствование мне не всегда удавалось. Зато, присматриваясь к таблицам, вывешанным очень многими экспонентами, можно было выводить заключения об огромном развитии горной промышленности за последние 14 лет; некоторые отрасли явились впервые на выставке, как, например, добыча ртути, марганца; карты ясно показывают, какие подземные богатства хранятся у нас на юге России, Кавказе, Урале, Алтае… У нас есть даже бриллианты, – этого я уже никак не ожидала, и с удивлением смотрела на роскошное колье, выставленное в одной из витрин (если не ошибаюсь – гр. Строганова или вообще какого-то аристократа). То и дело попадались на глаза фотографические снимки недавно построенных заводов или же диаграммы, показывавшие быстрый рост промышленности какой-либо из отраслей горного дела. Пора взяться за ум! И русские, кажется, понемногу берутся: не все предоставлять иностранцам пользование нашими природными богатствами… Завод Юза основан англичанином, бр. Нобель – тоже не русские… – долго ли мы будем идти позади? Вот уже 200 лет, как мы все учимся и учимся у иностранцев; недаром, впрочем, сложилась русская пословица: век живи, век учись… Объяснения студента меня очень заинтересовали, и я осталась довольна этим посещением.
В павильоне Каспийско-Черноморского нефтепромышленного общества скоро должно было демонстрироваться бурение нефтяной скважины. Я туда. Там было уже довольно много народа, машина приведена в движение, и с потолка медленно спускался в скважину продолговатый цилиндр, края которого внизу были разрезаны винтообразно; цилиндр опускался в яму все ниже и ниже, скоро опустился совсем, – и два восточные человека стали посредством палки, продетой в рукоять этого цилиндра, вращать его внутри ямы: с каждым разом заворачивание делалось труднее и труднее, видно было, что цилиндр уходит глубоко в землю. Наконец вращение прекратилось, машина снова приведена в движение, и цилиндр поднимается на поверхность, весь облепленный жидкою грязью, с него ручьями течет вода; рядом с этой ямой тотчас открывают другую, и цилиндр опускают туда, чтобы очистить от грязи… Я пересмотрела расставленные по стенам этого павильона калейдоскопы, с 4 фотографиями каждый: были снимки заводов, разных помещений, перевозки нефти, ее нагрузки и проч.
Скоро я была уже на спасательной станции, где давал объяснения матрос. Он говорил очень гладко и хорошо, видно было, что он все это знает наизусть; переходя от одного экспоната к другому, надевая на себя один за другим пробковые нагрудники и объясняя их достоинство, сравнительно со спасательными кругами, он ни разу не запнулся, точно читал по книге, только изредка прорывались у него выражения, указывавшие в нем простолюдина: «евонный», «эфтот». Это было даже оригинально: он говорил очень толково о приборе, употребляющемся на дежурных крейсерах около шхер Балтийского моря в случае тумана для предупреждения об опасном месте кораблей, которые за туманом не могут видеть сигналов; «тогда берут ручку прибора, поднимают, опускают вниз – и, вследствие напора воздуха, производится звук; и евонный звук настолько громок, что слышен за 12 верст». Для наглядности он поднимает и опускает ручку довольно большого прибора, и раздается ужасающий рев, заставляющий невольно вздрагивать публику… Интересны в этом павильоне экспонаты различных спасательных принадлежностей – пробковые нагрудники, пробковые койки, между прочим – небольшой прибор, состоящий из тонкого, плотно скрученного шнурка и привязанного к нему небольшого якоря с четырьмя загнутыми концами, вершка в 1/2 длиною. Такая вещичка очень невелика и помещается в картоне, а между тем ею очень удобно спасать утопающих: стоит бросить этот якорь в воду, и острые концы его зацепятся или за волосы, или за одежду, обувь, и тогда, притягивая к себе шнурок, можно легко вытащить утопленника. Лодки, расставленные тут же, конечно, не могли меня очень интересовать; слушая непонятные для меня технические морские названия, я только смотрела на них, любуясь их стройностью и изящным видом.
Красивый и чистый перезвон иногда раздавался на выставке, собирая толпу любопытных около колокольных павильонов, среди которых выдавался по красоте и изяществу весь белый, с посеребренными колоколами, павильон моего дяди И. П. Ол-ова.
В первый же день я почувствовала усталость после нескольких часов ходьбы и напряженного внимания…
Наиболее интересовавший меня отдел на нашей выставке был, конечно, отдел народного образования. Я была в нем часов пять подряд и все-таки осмотрела только половину: не было физической возможности разобраться, хотя бы отчасти, в этой массе тетрадей, альбомов, а справа, слева, спереди и сзади – всюду окружали меня диаграммы, карты, фотографии, кучи работ учениц и учеников…
Из всех мужских гимназий я ранее была знакома с деятельностью 1-й тифлисской, директором которой состоит брат известного писателя, Л. Л. Марков, и, судя по описанию его брата, гимназия действительно стоит на высоте, не многим доступной. Я убедилась в этом, рассматривая альбомы гимназии, читая отчеты директора и сочинения воспитанников об их экскурсиях, напечатанные в этих отчетах. Мне кажется, что тифлисская – одна из самых первых, если не первая гимназия в России. Не в пример массе прочих гимназий, подавляющих своим классицизмом и строгостью всякое развитие учеников (чем, например, отличается наша ярославская), она старается развить mens sana in corpore sano[92]: наряду с изучением классиков, школа приучает учеников к ручному труду, а для внеклассного чтения при гимназии есть прекрасная библиотека, при пансионе – и читальня; для развлечения воспитанников устраиваются музыкально-вокальные и литературные вечера, гимнастические утра, прогулки. Все это представлено на выставке в фотографиях, наглядно показывающих образ жизни гимназии и типы ее воспитанников различных народностей.
Наши ярославские гимназии, кажется, не были представлены; да и хорошо, впрочем, сделали, – о них ничего нельзя сказать хорошего, одинаково плохи как мужская, так и обе женские; в первой царит классицизм, во вторых – сухой педантизм и формализм, а полное отсутствие мало-мальски развитых и преданных своему делу воспитательниц делает наши женские гимназии учреждением чисто казенным, но отнюдь не воспитательным и развивающим. Из гимназии выходят то тупицы, то в высшей степени ограниченные и неразвитые девушки, которые, пройдя курс, через год его забывают, а так как развитие не может стоять неподвижно на одной точке, то, следовательно, – они пятятся назад; обеспеченные девушки выходят замуж, из них выходят хорошие хозяйки и провинциальные дамы, а иногда и плохие матери; если они небогаты – ведут трудовую жизнь, из них выходят учительницы, весьма ограниченного ума и относящиеся только формально к своим обязанностям; если же они берутся за гувернантство, то тогда не надо хуже: я лично испытала всю прелесть рутинного воспитания девушками неразвитыми и понятия не имеющими о воспитании. Неудивительно, что исключения редки, и то еще хорошо, что они есть; это значит, что гимназии еще не совсем забивают; впрочем, наиболее развитые развиваются уже вне влияния гимназии.