В церковь, оттуда домой; вскоре явился мистер Пеллинг, который привел, как и было обещано, двоих, одного зовут Уоллингтон, другого — Пигготт; у первого из них, мужчины довольно неприметного, оказался великолепный бас; он — золотых дел мастер, однако, бедняга, ходит без перчаток. Мы все вместе спели несколько хороших вещей, в результате чего я лишний раз убедился, что пение хором — это не пение, а своего рода инструментальная музыка, ибо слова не слышны и смысл их теряется; <...> истинное же пение — это пение на один, самое большее, два голоса, один высокий, другой низкий. 15 сентября 1667 года
Все утро в присутствии, а в полдень — домой обедать; оттуда с женой и с Деб (Уиллет. — А. Л.) в Театр короля на «Деву-мученицу»86; пьеса эта давно уже не ставилась и очень хороша. <...> Особое впечатление произвели на меня духовые инструменты <...> музыка захватила меня до такой степени, что стало дурно, закружилась голова, как бывало, когда я был влюблен в свою жену; и в театре, и по дороге домой, и дома я не мог думать ни о чем другом; пролежал всю ночь без сна... Кто бы мог вообразить, что музыка способна оказывать столь сильное воздействие на душу человека. Принял решение учиться играть на духовых инструментах и жену учить тому же. 27 февраля 1668 года
Весь вечер у себя в комнате; делал записи; обдумывал, как изобрести лучшую теорию музыки, чем та, что существует за границей; не сомневаюсь, что со временем непременно добьюсь этого. 20 марта 1668 года
С лордом Браункером и еще несколькими (членами Королевского общества. — А. Л.) — в таверну «Голова короля», что неподалеку от Чансери-Лейн; пили, ели и беседовали; более всего хотелось, чтобы мистер Хук и милорд объяснили, отчего в музыке бывает благозвучие и неблагозвучие, на что они отвечали, .что все дело в вибрации. Меня, однако ж, ответ этот не удовлетворил: надо будет как следует подумать на досуге, поискать иных, более подходящих объяснений. 2 апреля 1668 года
Сегодня мистер Гудмен пригласил своего друга мистера Мура, а также меня и еще несколько человек к себе на обед, каковой имел место в «Бычьей голове» и состоял из пирога с олениной, лучшего, какой только едал я в своей жизни. За столом разгорелся спор между мистером Муром и доктором Клерком; первый утверждал, что в основе истинной трагедии должна лежать правда, а не вымысел, с чем доктор решительно отказывался согласиться. В результате меня попросили рассудить их и положили встретиться в том же месте утром во вторник, доесть остатки пирога и окончательно решить этот вопрос; постановили, что проигравший в споре заплатит 10 шиллингов. 1 сентября 1660 года
После обеда сэр Дж. Меннз предложил играть в игры, одна из коих состояла в том, чтобы посредством вопросов узнавать имена присутствующих. Вышла потеха. Мне доставляло особое удовольствие, в качестве штрафов, целовать дам, которые не смогли угадать моего имени. Особенно приглянулась мне одна прехорошенькая особа, каковая, как в дальнейшем выяснилось, оказалась невесткой сэра Уильяма Баттена. 4 февраля 1661 года
Пригласил в «Тюрбан» старых своих знакомых по Казначейству и накормил их отличным говяжьим филеем, каковой, вместе с тремя бочонками устриц, тремя цыплятами, большим количеством вина и веселья, и составил обед наш. Собралось в общей сложности человек двенадцать. Сдуру наобещал им, что буду угощать их обедом каждый год и так до конца своих дней. Наобещал — но выполнять обещание не собираюсь. 30 декабря 1661 года
Встал — и в присутствие, откуда в полдень сэр Дж. Картерет, сэр Дж. Меннз и я отправились на обед к лорд-мэру, куда были заблаговременно приглашены; кроме нас, были откупщики из таможни, три сына лорд-канцлера и прочие знатные и благородные особы. Обед выше всяких похвал, ибо лорд-мэр ни на что большее не способен. Никаких интересных разговоров — все до одного заняты были едой. 20 октября 1663 года
К капитану Коку, где за ужином встретился с лордом Браункером и его госпожой, а также с сэром Дж. Меннзом (присутствовали вдобавок сэр У. Дойли и мистер Эвелин); радостная весть87 привела всех нас в такой восторг, что в течение последующих двух часов мы покатывались со смеху и развлекались как могли. Среди прочего мистер Эвелин потешал нас тем, что сочинял экспромтом стишки, в которых обыгрывались слова «уметь» и «мочь», и преуспел в этом настолько, что у сэра Дж. Меннза застрял кусок в горле и он чуть было не задохнулся, отчего, впрочем (что вполне в его духе), развеселился еще пуще. <...> Более искренней радости я в жизни своей не испытывал. 10 сентября 1665 года
После обеда милорд (граф Сандвич. — А. Л.) и другие знатные гости сели за карты, мы же беседовали, рассматривали мои книги, картины, рисунки жены, каковые гости сочли превосходными; весь день провели в веселии и разошлись в семь вечера, ибо уже стемнело, да и погода испортилась. На этом прием завершился, был он для меня весьма почетным и радостным; более удачного приема в моем доме еще не было и вряд ли в скором времени будет. Засим — в комнату жены, где мы поужинали наедине, после чего я попросил ее расчесать мне волосы и заглянуть под рубашку, ибо последние дней шесть-семь испытывал ужасный зуд; выяснилось, что у меня вши, в волосах и на теле жена обнаружила в общей сложности более двадцати вшей, больших и маленьких, что меня поразило, ибо подобного не случалось со мной последние лет двадцать. Я подумал было, что меня наградил ими наш мальчуган (слуга. — А. Л.), однако на нем вшей не нашли, — откуда они взялись, ума не приложу. Решил коротко постричься и избавиться от них раз и навсегда, отчего пришел в прекрасное расположение духа и отправился спать. 23 января 1669 года
Обед был прекрасен, вино отличное. Будучи неряшливо одет, что мне, увы, свойственно, не был так весел, как мог бы быть и бываю, когда одет пристойно; поневоле вспоминаются советы моего отца Осборна88, писавшего, что джентльмен может экономить на всем, кроме туалетов. 19 октября 1661 года
Явился брадобрей Чапмен, который по моему желанию и безо всякого труда состриг мне волосы, что, признаться, привело меня в уныние; но коль скоро дело было сделано, к тому же на голове у меня красовался новый парик, я долго не отчаивался и заплатил ему 3 гинеи, с чем он и ушел, прихватив с собой и мои волосы, чтобы сделать из них парик кому-нибудь еще. Я же продемонстрировал свой новый завитой парик всем своим служанкам, и те сочли, что мне он к лицу, только Джейн промолчала: бедняжка никак не могла пройти в себя от того, что я у нее на глазах расстался с собственными волосами. 3 ноября 1663 года
Встал и, так как было уже поздно, — в церковь. Обнаружил, к своему удивлению, что мой новый завитой парик, вопреки ожиданиям, большого впечатления на прихожан не произвел; я-то думал, что вся церковь будет разглядывать меня во все глаза, однако ничего подобного не произошло. 8 ноября 1663 года
Сегодня утром надел свой новый плисовый камзол; вещь дорогая и благородная; обошлась мне в 17 гиней. 30 октября 1664 года
Спустившись утром вниз, обнаружил брадобрея Джервеза, он принес мне завитой парик, тот самый, к которому я на днях приценивался в Вестминстере; однако разглядел, что он свалявшийся (у Джервеза такое случалось и раньше), и от парика отказался; приобрел его в другом месте. 4 апреля 1667 года
Сегодня утром, в соответствии с новой модой, облачился в только что купленный камзол из добротной материи с перевязью через плечо; отвороты рубашки и мундира оторочены шелковыми кружевами — в тон камзолу. Навел красоту — и в церковь, где скучная проповедь и никому не известный пастор. 17 мая 1668 года
<...> Хоть я и убежденный противник расточительства, однако придерживаюсь того мнения, что лучше пользоваться радостями жизни теперь, когда у нас есть здоровье, деньги и связи, а не в старости, когда не останется сил насладиться этими радостями в полной мере. 20 мая 1662 года
Вчера умер сэр Уильям Комптон, и смерть эта поразила меня до глубины души, ведь это был, по мнению многих, один из наидостойнейших мужей и лучших военачальников Англии; к тому же это был человек незапятнанной чести, беспримерной отваги, редких способностей, исключительного благородства и усердия; это был человек, который умер в расцвете лет (говорят, ему не было и сорока) и равного которому не осталось ни в одном из трех королевств89, а между тем, хоть трезвые люди при дворе и опечалены его смертью, я что-то не заметил, чтобы это мешало им радоваться жизни, предаваться досужим беседам, смеяться, есть и пить, словом, вести себя так, словно ничего не произошло, что позволяет мне лишний раз убедиться: смерть наша неизбежна, внезапна и малозначима для окружающих; все умирают одинаково: богатого и знатного покойника оплакиваем мы ничуть не больше любого другого. 19 октября 1663 года
Поднялся в четыре часа утра и отправился пешком в Гринвич, где зашел к капитану Коку; увидев его лежащим в постели; внезапно припомнил вчерашний свой сон, лучше которого трудно себе представить, а именно: приснилось мне, будто я держу в объятьях саму леди Каслмейн, будто она позволяет мне делать с ней все, что только пожелаю, и будто я вдруг осознаю, что происходит это не наяву, а во сне. Но коль скоро я сумел испытать столь невыразимое блаженство не наяву, а во сне, какое счастье было бы, если бы мы, лежа в могиле, могли (в соответствии с тем, что писал Шекспир90) видеть сны, причем именно такие сны, — тогда бы мы не боялись смерти так, как боимся теперь, в годину чумы.