С другой стороны — есть интересная особенность. Солдаты «славянских национальностей» (здесь так и говорят!) еще как-то меня слушаются, а местные — ни в грош не ставят. Да еще «тыкают» постоянно. Это остатки моего авторитете убивает окончательно. По большому счету, плевал я на это — я в армию не рвался — но уже стало очень обидно, задевает мое самолюбие. Если бы можно было перейти в другую часть! Я бы уже таких ошибок не совершил. И спортом подзанялся бы. Пробую потихоньку отжиматься. Получается неважно.
Мне кажется, Вовка заплатил — как-то он успокоился за последнее время.
Кто-то спер у меня в караулке ручку.
9 ноября.
Сегодня у меня поганое настроение. Сходил пешком в бригаду за деньгами. Долго стоял в очереди. Гражданских у кассы стояло больше, чем военных. За что такая куча людей получает деньги в части? Что-то этого обслуживающего персонала я на работе в таком количестве не замечаю.
Всю спину я в побелке от стены измазал, а деньги кончились за 10 человек от меня. Уже месяц не могу получить подъемные! Оказывается, нам должны платить караульные, а я вчера только об этом узнал. Надо заняться этим вопросом.
В карауле теперь все в бронежилетах. Уже начали пропадать пластины. Огнев приказал пересчитывать в бронежилетах все пластины при приеме-сдаче караула. Это только добавило нервозности, а пропажи все равно продолжаются. На мне уже «висит» шесть штук. Комдив сказал, что меня самого разрежет на пластины, если я их не возмещу. Я бы их где-нибудь позаимствовал, но броники хранятся в оружейках, и это довольно сложно. Солдаты — кретины, выбрасывают пластины для облегчения, а того не думают, что без пластин это просто тряпка.
Контингент вообще зубодробильный — редко кто среднюю школу закончил. Армия резко потупела, если послушать рассказы о старых временах.
11 ноября.
Серега попал в больницу — у него сломан нос и челюсть. Встретился с «друзьями». Я ходил к нему в госпиталь — видок у него неважный. Остатки мужества меня окончательно покинули. Теперь эти 100 тысяч уже не кажутся мне чрезмерной потерей. Кстати, его поймали там же у почты, где и меня. Мы сейчас вместе ходить не можем, т.к. наряды у нас в разное время.
У Вовки тоже неприятности — пропал рожок с патронами у бойца в карауле. Это подсудное дело вроде бы. Но комбат намекнул Вовику, где искать спасения. «Бабки», «бабки» и только «бабки» — ежу понятно.
Собираемся праздновать День Артиллерии. Я подсчитал наряды, и если ничего не случится, то я как раз попаду.
Познакомился со связисткой из местных — Лейлой. Она так ничего, только нос ее несколько портит. Захожу поболтать к ней в помещение связи. А есть еще задняя мыслишка: может быть, договорюсь, и буду отсюда звонить домой. В принципе, теоретически это возможно: надо попробовать только.
Удачно купил учебник по бухучету в книжном магазине — теперь есть что почитать полезного в карауле. А то вернусь после службы в налоговую — и ничего не вспомню. Прочитал две главы — рыдал от сентиментальности. Или ностальгии? Вечно путаюсь в этих словах!
15 ноября.
У Огнева проблемы. Тут недавно группа местных контрактоузов нажралась, забрала дежурный «Урал» и рванула в город (наверное, за водкой). И где-то что-то там они учудили и вдобавок нарвались на Карабасова.
И вот на совещании в бригаде комбриг резко указал Огневу на вышеописанный случай. А тот вспыхнул и говорит: «Я их не принимал на службу. Кому они давали, тот пусть за них и отвечает!» Такое — да Карабасову в лицо! Теперь Огнев ходит чернее тучи, и всем достается. Меня он увидел и обещал на куски порвать. Я тут же испарился.
Дозвонилась мать. Сказала, что телеграмму отправила. Я ничего не получал, естественно, да теперь это бесполезно — к Жарову ближе, чем на 100 метров лучше не приближаться, он меня одним взглядом убьет.
Недавно был на стрельбах на полигоне. Стрелял из АКС, АГС, СВД, «Мухи», гранату метал. Хоть какая-то практика!
Обещают полевой выход зимой. Это что ж — жить в палатках вместе с местными солдатами? Вот это перспектива! Я рад до смерти, что ответственным не хожу благодаря караулу, а тут и днем, и ночью с «любимым» личным составом жить. Хотя, если бы убрать троих местных и одного русского — очень неплохая бы была батарея. Ну почему всегда и везде бывают паршивые овцы!
20 ноября.
Попал я вчера на «праздник жизни». Был Шурик. Гуляли в «чипке», в бригаде. Там и музыка была и т.п. Закуска неплохая, водка «Меркурий». Огнев повеселел. Он пил, значит, брехня, что «зашился». Куценко нажрался до поросячьего визга. На улице два папоротника сцепились врукопашную. Когда Куценко упал под стол, Огнев сказал мне, чтобы я его оттащил домой. А он живет у 2-го городка, в собственной квартире. В доме, где как раз располагается «Пещера».
Я комдива ослушаться не мог — пришлось тащить. Спасибо Шурику было по дороге — он помог. Куценко, капитан е...й, укусил меня за ухо по дороге. Да больно-то как! До сих пор болит. Местами он шел, местами мы его волокли — я измучился как ниггер. Но довели и сбросили у него в прихожей. Обойдется без того, чтобы я его еще в постель укладывал. А жена где-то в отъезде.
Заночевал у Шурика в «Пещере» на свободной койке. Холод там собачий, но я был пьян, и не мучился. Шурик говорит, что без водки здесь спать невозможно. Еще он сказал, что нашел себе квартиру, скоро уйдет. Его сосед — капитан Юра — уволился, и ему теперь там тоже делать нечего.
Утром встал, голова трещит — пошли в ближайший магазин за пивом. Вроде чуть полегчало. А вечером — в караул. Прошел пешком от «Пещеры» до Абу-Абакара — ох, как далеко! Кругом грязь. Пришел домой по уши в грязи — воды нет, ничего нет — такая тоска. Одно радует: завтра смотр, а я на него не пойду.
В Чечне какая-то заваруха, танковые сражения. На разводах Маринин зудит о бдительности — достал уже. Как домой хочется!
23 ноября.
В очередной раз не получил деньги. Опять надо писать жалобу в округ — начфин Витя, наверное, подзабыл, что я умею это делать. Попал у КПП в «объятия» Изама: пришлось «занять» ему 50 тысяч — к счастью, больше у меня не было.
Серега до сих пор в госпитале, но выглядит заметно лучше.
Заходил на рынок вчера — купил яблок и изюма. Здесь я фруктов ем больше, чем дома. Базар в этом отношении прекрасный.
24 ноября.
Беда — мой комбат заболел. Я — СОБ. Мне теперь вести батарею на смотр. Я бы с удовольствием, но я ведь с ними не справлюсь. Кикелы эти меня живьем съедят. На смотрах командовать мне еще не приходилось.
Наряд тоже мне расписывать надо. Я один в такое дерьмо мог влипнуть. Вовка и Серега — КВУ, у них СОБы — Поленый и Костин, а я один из наших — СОБ. Расписание делать надо. Что-то про парк вчера на совещании Огнев бубнил. У меня прав нет, я в технике — дуб дубом. Ужасно неудобно.
Хочу купить плэйер — музыку послушать, а то совсем одичаю тут.
Модуль в первом городке обворовали. В первом! У нас тут можно просто пешком пройти и все забрать. Надо придумать, куда прятать деньги, пока они у меня еще есть.
27 ноября.
Огнев узнал о болезни Хакимова и поручил нашу батарею временно Куценко. «Пушко, — сказал он, — я собственную собаку бы не доверил». Какой камень упал с моей души!
Вчера получил деньги — подъемные! Сегодня добежал до почты — сразу сделал денежный перевод домой. Заодно и позвонил. Мать беспокоится, как я тут питаюсь и одеваюсь. Если бы только это меня волновало!
Огнев поручил мне заделать дыру в заборе в парке. Доставай цемент, кирпич и делай. Когда хочешь и как хочешь. У меня в батарее новый контрактник — Айгази. Между прочим, нормальный пока мужик. Он сейчас еще полон энтузиазма — вот с ним-то я это и сделаю. Я уже и стройку одну присмотрел, где кирпичики возьму. Где взять цемент? У Айгази машины нет, придется искать транспорт.
Все настойчивее разговоры о полевом выходе.
30 ноября.
Достали меня эти солдаты из местных. Последний караул прошел омерзительно. Помещение толком не убрали. Избили солдата — русского. Я слышал крики, но не вышел — а что я сделаю?! Местные на меня самого кинуться могут, о последствиях лучше не думать.
А одних русских в караул не набирается: наряд по столовой чисто из славян. Местных туда ставить бесполезно. Им в падлу в таких местах работать.
К кадровым офицерам отношение намного лучше. А я что: институт закончил, два года пошарахался и домой. Солдатской жизни, так сказать, не нюхал. И отношение соответственное — кадровые посмеиваются, а солдаты презирают. Правда, это больше к местным относится.
4 декабря.
Пришел из госпиталя Серега. Сказал, что ему просто настое...ло там, лучше в части в караул походить. Травмы у него не такие серьезные оказались, как мне сначала показалось, так что внешне он вроде бы в порядке.
По случаю его возвращения была большая пьянка. Приходили Поленый, Гарифуллин, Костин и Косач. Что-то давно я Пургина не вижу. Костин из наряда забежал на полчаса. А Косач, оказывается, неплохой парень. Мы с ним на разные темы долго говорили, да он нормальный (!): и соображает, и юмор есть и не злой. Наверное, из-за того, что он худой и в очках, ему приходится свои недостатки компенсировать наглостью и вызывающим поведением. А я уже привык много пить — как бы не спится.
Дыру в заборе заделали. Айгази достал машину, я дал ему денег на цемент, а в карауле — ночью — послал бойцов за пачку «Мальборо» надыбать кирпичей на ближайшей стройке. А через день выпросил у Хакимова двух бойцов, мастерок и за полдня дырку залепили — любо-дорого посмотреть. Хоть что-то у меня получилось!
Начинаю привыкать к армейской жизни. Если бы не местные с обеих сторон, вообще все было бы неплохо. Даже Огнев был в парке и мне сказал: «Умнеешь, Пушко, — молодец». Хоть я его и терпеть не могу, но было очень приятно. Очень.