Вот и конец нашей свободе.
Удачи тебе, подруга, это был тот еще аттракцион!
Спасибо за поддержку.
Дейзи.
Х
– Кому была адресована эта открытка, миссис Риттенберг?
Дейзи не ответила.
Мэл вернулась на диван.
– Что произошло в «Нортвью»? Как там оказались вы и ваш муж? Почему вы бросили пирог и букет перед дверью?
Дейзи Риттенберг облизнула губы и проговорила – очень медленно:
– Меня и моего мужа пригласили на ужин друзья.
– Друзья? Кто они?
Она опустила взгляд и принялась разглаживать брюки на коленях.
– Моя подруга Ванесса Норт. Она тоже в положении. И Харуто – ее муж.
– Они ваши близкие друзья?
Прежде чем ответить, Дейзи немного помолчала.
– Я… я познакомилась с Ванессой в августе. На курсах йоги для будущих матерей. – Ее глаза наполнились слезами. – Как я уже сказала, она тоже была беременна.
– Была? Вы говорите о ней в прошедшем времени. С ней что-то случилось?
– Я… Нет, с ней ничего не случилось. Все в порядке. Ванесса по-прежнему беременна. А Харуто… до этого я виделась с ним только один раз, а Джон вообще не был знаком ни с ним, ни с Ванессой. Мы думали, что будем дружить семьями… Ванесса нас пригласила. По дороге мы купили этот пирог и цветы.
– Можете объяснить, почему вы бросили и то и другое перед дверью?
– У меня начались судороги, – ответила Дейзи, на этот раз – без малейшего промедления. – Очень сильные. Я даже подумала, что рожаю… Я испугалась, бросила цветы и пирог и схватилась за живот.
Мэл медленно вдохнула.
– А как же ужин с вашими друзьями?
– Никак. Мы решили не рисковать… Мы просто сказали Ванессе, что я плохо себя чувствую, и сразу же поехали домой. Джон очень волновался и настаивал, чтобы я поскорее показалась врачу.
– А как отреагировали Норты?
– По-моему, нормально… Ванесса, правда, очень за меня испугалась, но…
– Вы не разговаривали с ними после того, как столь поспешно вернулись домой?
– Нет.
– То есть ваша беременная подруга, которая так за вас испугалась, даже не позвонила, чтобы узнать, как ваши дела?
Дейзи не ответила.
– Скажите, миссис Риттенберг, был ли в тот вечер в «Стеклянном доме» кто-то помимо Ванессы и Харуто?
– Я никого не видела.
– Не заметили ли вы припаркованную на подъездной дорожке машину желтого цвета?
Дейзи побледнела. Ее дыхание участилось, а взгляд непроизвольно метнулся к закрытым французским дверям.
Мэл решила переменить тему:
– Ваш дом… Он ведь называется «Розовый коттедж», так?
– При чем здесь мой дом?
– Кто убирается в «Розовом коттедже», миссис Риттенберг?
– Какое отношение это имеет к…
– Мы можем перенести наш разговор в участок, мэм, – вмешался Бенуа. – Но для всех будет лучше, если вы поможете нам сейчас…
Дейзи Риттенберг плотно сжала губы. Когда она снова заговорила, каждое слово давалось ей с трудом.
– Я… Мы заключили договор с клининговой фирмой. Она называется «Помощь Холли». Они начали работать у нас через три дня после того, как в июле мы поселились в «Розовом коттедже».
– Кто это – они?
– Уборщицы из фирмы.
– Вы знаете кого-нибудь из них по именам?
– Нет. – Ее ответ был твердым и быстрым. Слишком быстрым.
Мэл медленно кивнула.
– Скажите, когда вчера вы и ваш муж приехали к дому Нортов, видели ли вы припаркованный на подъездной дорожке «субару кросстрек» с логотипом «Помощь Холли» на дверце?
– Нет. Я же уже говорила… Я не видела там никаких посторонних и никаких машин тоже не видела!
– Вы уверены?
– На подъездной дорожке не было никаких машин! – Дейзи, уже не скрываясь, бросила взгляд на дверь в соседнюю комнату. Она явно нервничала, чувствуя, что ее загоняют все дальше в угол, и Мэл подумала, что их шансы получить от Дейзи Риттенберг хоть какую-то информацию стремительно убывают.
– А если я скажу, что у нас есть свидетель, который видел, как вы и ваш муж въехали на дорожку перед домом Нортов на сером «ауди S6» в шесть часов и четырнадцать минут пополудни и припарковались позади желтого «субару»? Наш свидетель также утверждает, что обе машины оставались на подъездной дорожке почти до полуночи, после чего и «ауди», и «субару» куда-то уехали, можно сказать умчались.
– Тогда я скажу, что ваш свидетель лжет. Или у него галлюцинации. А еще я скажу, что с меня достаточно. Я больше не собираюсь отвечать на ваши вопросы.
– Миссис Риттенберг, – снова вступил Бенуа, – в «Стеклянном доме» серьезно пострадал человек. Вы могли бы нам очень помочь…
– Что?!
– Мы предполагаем, что в доме кого-то серьезно ранили, и…
– Кто?! Кто пострадал? Кого ранили?! – Глаза Дейзи расширились от ужаса, на щеках расцвели два багровых пятна.
– Это мы и пытаемся установить. И если бы вы ответили на наши вопросы… – начала Мэл, но Дейзи не дала ей договорить.
– Папа! – громко позвала она и, с трудом поднявшись с кресла, заковыляла к французским дверям. Ладонь она прижимала к пояснице. Не успела Дейзи дойти до дверей, как в гостиную шагнул Лабден Уэнтворт. Окинув дочь быстрым взглядом, он повернулся к детективам.
– Прошу прощения, господа, но вам придется уйти. И как можно скорее.
Мэл вскочила на ноги.
– Позвольте нам задать вашей дочери еще один вопрос! Только один. От этого может зависеть человеческая жизнь.
Лабден Уэнтворт заколебался. Посмотрел на Дейзи. Мэл воспользовалась заминкой, чтобы достать телефон. Отыскав в галерее фотографию Кит Дарлинг, которую предоставила ей Холли Магуайр, она показала ее Дейзи.
– Вы узнаете эту женщину?
Дейзи с трудом сглотнула. Наклонилась вперед.
– Нет.
– Вы уверены? Посмотрите внимательнее.
– Конечно, я уверена! А кто это?
– Ваша уборщица. Она убирала у вас до 27 октября.
Лицо Дейзи сделалось белым как полотно.
– Что?..
– Эту женщину зовут Кит Дарлинг. Она работала в фирме «Помощь Холли» и дважды в неделю приезжала в «Розовый коттедж», пока 27-го числа ее не сменила другая уборщица.
Словно боясь встретиться с Мэл взглядом, Дейзи не отрывала глаз от фотографии.
– Я… В дни, когда работала уборщица, я всегда старалась уехать из дома. Я никогда не видела эту женщину. И ту, которую Холли прислала ей на замену, я тоже не знаю. Мне известно только то, что уборкой дома занималась фирма «Помощь Холли»… – У нее затряслись руки, и она повернулась к отцу. – Пап… папа! Я… Я сейчас упаду в обморок. Мне нужно прилечь. Скажи им, пусть уходят. Немедленно!
Аннабель Уэнтворт поспешно вела детективов к выходу, когда Мэл услышала донесшийся из гостиной пронзительный голос Дейзи Риттенберг:
– Я не знаю! Не знаю. Нет, я понятия не имею, что там произошло! Ну, пап, конечно, это правда!..
Дневник
Торопясь, нервничая, обливаясь потом, я вставляю найденную в сейфе флешку в ноутбук. Я только что вернулась домой и даже не успела переодеться – до того мне не терпится узнать, что может быть на ней записано. То, что я видела, то, что я знаю, те документы-улики, которые я сфотографировала на телефон, – все это делает меня опасной и для Джона, и для Дейзи. А это, в свою очередь, делает их опасными для меня. Нужно вернуть флешку на место как можно скорее.
Но сначала я должна посмотреть, что там…
Я открываю вкладку «Съемный диск». На флешке только один файл. Судя по расширению, это видео. Я нажимаю кнопку «Воспроизвести».
Первые секунды мне сложно понять, что происходит. Угол съемки постоянно меняется, камера дергается, в объективе мелькают смазанные изображения, освещение плохое, картинка зернистая. Музыка, голоса, смех – настоящая какофония. Но постепенно я начинаю понимать, что за события разворачиваются на экране, и холодею от ужаса.
Кто-то заснял тот кошмарный вечер.
Передо мной – визуальное доказательство. Улика. Материал, подкрепляющий содержание документов, которые Дейзи хранит в сейфе под замком.
Содрогаясь от ужаса, я продолжаю смотреть на экран. И вдруг слышу на записи…
Смех. Высокий, ухающий, он заглушает и голоса, и даже музыку. Он становится все громче, все пронзительнее, и у меня перехватывает дыхание. Еще немного – и я задохнусь. Я нажимаю кнопку «Стоп».
Я сижу неподвижно, стараясь восстановить дыхание. Потом отматываю запись немного назад и снова включаю «Воспроизведение». Вот оно, это место… Сначала едва слышный, заглушаемый шумом вечеринки, этот звук набирает силу, звенит, переходит в пронзительное бульканье, похожее на крик цапли. Мое сердце готово выскочить из груди, глаза жжет как огнем. Я снова отматываю запись назад и включаю опять. И еще раз. И еще. Наклонившись вперед, я впиваюсь взглядом в монитор, и спустя какое-то время мне удается узнать некоторые лица, включая мое собственное. Но Буна я не вижу. Он никогда не говорил мне, что тоже был там той ночью. Но он там БЫЛ. Я знаю, что не ошиблась. Это его смех, – смех который я узнала бы где угодно, – я слышу на записи, хотя и не вижу его лица. Наверное, во всем мире не найдется человека, который бы смеялся так, как Бун.
Я бессильно откидываюсь назад, чувствуя себя выжатой как лимон. Как он мог? Все эти годы… Столько лет мы были друзьями, он заботился обо мне, помогал чем мог – и все это время он знал. Бун там был. И он все видел. Но предпочел молчать.
Бун не дал показаний, не рассказал полиции и суду о насилии, которого – судя по этому ролику – не мог не видеть. Но гораздо хуже было то, что происходящее казалось ему смешным.
Он столько раз говорил, что верит мне, что все было именно так, как я говорила. Но он ни разу не признался, что видел все собственными глазами. Ни разу, даже случайно, даже по ошибке он не проговорился, что знает о той кошмарной ночи больше, чем услышал от меня.
Мой лучший друг меня предал – осознание охватывает меня целиком, проникая в каждую клеточку тела. Видео, документы из сейфа Дейзи – омерзительные подробности происшедшего понемногу складываются в цельную картину, которую я пока не в состоянии осмыслить. И тем более мне сложно принять, насколько сильно все, что я узнала, меняет последние два десятка лет моей жизни – то, что я считала непреложной истиной, на моих глазах рассыпалось в прах. Вот вам и «решающий прорыв», мадам Фрейд! Вот вам и картинки-перевертыши, на которых изображение юной девушки вдруг превращается в лицо уродливой старухи, – такое не развидишь.