— Почем? — спросила она.
Ты еще кто такая, ругалась я про себя. Мой костюм она трогает! Не видит, что ли, — его покупают! Если бы тетя так долго не торговалась, всякие бы не трогали мой костюм! Получалось, кто-то другой будет его носить!
— За четыре отдам, — сказала женщина.
Девушка стала смотреть пуговицы и этикетку.
— Ладно, давай за три, я беру. — Тетя выдернула из рук девушки юбку.
Женщина улыбнулась. Ее золотые зубы блестели одинаково с золотыми пуговицами.
Девушка сделала такое лицо, как будто она была королева, и отошла. Мало ей, обрадовалась я, будет знать, как трогать чужие вещи. Тоже мне нашлась.
— Правильно, — сказала женщина тете, — бери. Потом мне еще спасибо скажешь.
— Хадижа, надень пиджак. — Тетя дала мне пиджак.
— Иди, сюда заходи. — Женщина отодвинула свой прилавок, и я зашла внутрь.
Там я надела сверху на свою кофту пиджак и на свою юбку — юбку от костюма. Женщина поднесла ко мне большое зеркало.
Мама моя… Я так хотела, чтобы меня кто-нибудь из сельских увидел! Хоть бы мне на свадьбу поехать в этом костюме, и чтобы Махач туда тоже приехал, думала я, разглядывая себя в зеркале.
— Шикарно сидит, а. Как будто на нее шили, клянусь, — сказала женщина. — Утром его одна девушка мерила, не подошел, а она так хотела купить. Юбка узкая ей была. А на тебе — шикарно. Цвет тоже такой богатый.
Тетя достала из сумки большой лаковый кошелек и посчитала три тысячи. Женщина положила мой костюм в пакет и отдала мне.
— На счастье носи, — сказала она.
От радости я хотела бежать. Я открыла пакет и заглянула в него. Скорее бы надеть этот костюм!
Если бы я сразу увидела синее платье, я бы ни за что не купила костюм! Его можно, что ли, сравнить с этим шикарным платьем? Оно висело в другом ряду. Почему я, как дура, сначала не посмотрела его, расстроилась я. Теперь тетя ни за что мне не купит еще и платье! Я подошла к нему и пощупала материал — шелк. Аллах, я так хочу много денег, чтобы я могла купить все, что мне нравится.
— Хадижа, я тебя научу, как ходить по рынку, — сказала тетя. — Сначала надо все ряды пройти, все посмотреть, выбрать, спросить почем. Потом надо подумать хорошенько, что тебе больше понравилось, вернуться и купить.
— Пока я весь рынок пройду, какая-нибудь другая купит то, что мне нравится, — сказала я.
— Значит, не судьба… — засмеялась тетя. — Твоя вещь от тебя не уйдет. Этот костюм не стоит тех денег, которые я заплатила. Я его специально купила, чтобы ты не думала — тетя Зухра, мол, жадная. Пошли сумку смотреть, а то до вечера будем ходить.
У меня заболели ноги, пока мы шли в другой конец рынка, где продавались сумки, дубленки, кожаные куртки, сильно пахло кожей.
— Почем? — спросила одна важная женщина у мужчины-продавца, щупая дубленку.
— Тридцать тысяч, — ответил он.
Аллах, почему ты сделал вещи такими дорогими, спрашивала про себя я. Где люди берут деньги, чтобы все это покупать? У нас в доме никогда не было тридцати тысяч. Только на свадьбе мы могли такие деньги собрать. Женщина примерила дубленку.
От ходьбы заболели ноги.
На следующее утро селение и бабушка с дедушкой были далеко. Мне казалось, что та, прошлая жизнь как будто не со мной случилась, а я всегда жила в городе.
Я помогла тете по дому — мыла полы, вытирала пыль. Стирать было не надо — у них машинка. Если так жить в городе, со всякими машинками, то можно вообще по дому не работать. Один раз убрала, постирала, и сиди весь день, ничего не делай.
Тетя сказала, через два дня пойдем экзамены сдавать. Сколько моих нервов уходит, когда я об экзаменах думаю. Тетя говорит, что я их все равно сдам, потому что дядя Вагаб уже со всеми договорился.
— Зачем сидеть целый день зубрить? — говорила тетя. — Лучше делом занимайся — по дому приберись, вещи все свои погладь, аккуратно в шкаф повесь. Зубрят пускай те, у кого денег нет, а у нас и так диплом будет какой хочешь — красный, синий, хоть золотой.
Я смотрела из окна на город. Честно если сказать, ничего в нем особенного нету — гор не видно, одни дома стоят, как некрасивые высокие коробки. Балконы у одних под стеклом, у других без стекла, если бы одинаковые были, красивее бы смотрелось. Еще тут в городе любят пристраивать к дому лишние комнаты. Например, если у тебя две комнаты, а ты хочешь три, то можешь сбоку пристроить еще одно большое помещение. У тети тоже такое есть — их соседи на первом этаже построили пристройку из кирпича, а они сверху свою добавили. Теперь соседи с третьего этажа тоже себе строят над нами. Так-то, конечно, хорошо, когда у тебя еще одна комната большая появляется. Только снаружи дом становится некрасивым. Итак гаражей много, еще пристройки. Лучше бы деревья посадили, а то задохнуться можно. Пыль с земли поднимается и в окна заходит. Не знаю, привыкну ли я когда-нибудь к такому воздуху.
В обед к тете пришла соседка с четвертого этажа — Миясат. Очень неприятная женщина.
— Хадижа, — позвала тетя, — иди поздоровайся.
Соседка сидела на диване и вытирала лицо носовым платком. Глаза у нее маленькие, как будто мутные. Сама худая, щеки в красных точках, лоб весь потный. На ней было похожее на мешок темное платье, а голову закрывал платок на резинке. Не понравилась мне она. Когда я зашла в комнату, она приподнялась с дивана и поцеловала меня в щеку. Клянусь, у нее усы длиннее, чем у моего дяди. Так уколола она меня ими. Скорее бы мне выйти, чтобы щеку после ее мокрых губ вытереть, подумала я.
— Иди нам чай принеси, — сказала тетя.
Я вернулась в комнату с подносом.
— Фу, как у вас жарко… — говорила Миясат и вытирала со лба пот мятым носовым платком.
— Сейчас везде жарко, — ответила тетя, — больше тридцати градусов, ты что хочешь?
Миясат взяла конфету и стала пить чай. Она откусывала конфету и поправляла рукой платок на резинке, который постоянно сползал с головы и показывал жирные волосы. В городе живет, а такая грязная. Наши сельские женщины без горячей воды и то чистые всегда бывают.
— Не слышала, вчера к нам в подъезд участковый приходил? — спросила она.
Тетя взяла из вазочки конфету и стала медленно ее разворачивать.
— Патиматка тоже сдает квартиру всяким… — продолжала Миясат. — К ней он и приходил, видимо соседи нашептали, — шепотом сказала она.
— Проститутка, что ли? — Тетя наклонилась к ней и перестала разворачивать конфету.
— Хуже — закутанная.
— Аллах… Только этого нам не хватало, — Тетя закинула голову назад.
— Лицо у нее такое… Мрачная она какая-то. — Миясат положила руку тете на колено, тетя даже вздрогнула. — Ты Вагабу скажи… Пусть проверят.
— Развелось их по всему городу. В маршрутку как ни зайди, обязательно хоть одна сидит в тряпках. Всех же не проверишь.
— Всех не проверишь, и не говори… А эту пусть проверят от проблем подальше. Все-таки в нашем доме живет…
— Скажу, когда с работы придет.
— Клянусь, я ее один раз на лестнице встретила, она идет, вся черная такая, лицо еще такое. Я испугалась, клянусь, чуть инфаркт не получила. Я прыгнула от нее, чуть с лестницы не свалилась. И ты не поверишь, Зухра, так она на меня посмотрела, с таким гонором…
— Замотаются в свои тряпки и смотрят на всех свысока, как королевы. Ты кто по сравнению с ними? Они одни правильные, молятся, все лучше нас знают… — Тетя стала закручивать фантик в обратную сторону. — Страшно в одном доме с такими жить.
В это время в мечети запели азан, и от его первого звука тетя опять вздрогнула.
— Джамиля, слышала, второй женой пошла? — Миясат взяла еще конфету.
— Как? За кого?
— За Ахмеда, который лесом торгует. Ему тоже с первой женой не повезло, одного ребенка родила и вечно болеет. Зато такой дом он отгрохал. В наше время не стыдно второй женой быть.
— А я что, не говорила тебе, как он к ней по ночам приезжает? Говорила. Вагаб один день пришел, сказал, джип Ахмеда стоит возле нашего подъезда, я сразу догадалась. Хотя если честно, Джамиля тоже не особая красавица, — сказала тетя и повернулась ко мне, — не то, что наша Хадижа. Хадижа сейчас пойдет и принесет нам еще горячего чаю.
Я встала, взяла со стола чашки и пошла на кухню греть чайник. Чайник шумел, и я не могла разобрать, о чем они там говорят. Тетя меня специально выгнала из комнаты, чтобы я не слушала про этого Ахмеда, который по ночам приезжает к женщине, которая ему женой не бывает. У нас в селении с такой бы никто не здоровался, еще бы пальцами на нее показывали, а старухи в лицо плевали. Так бы она опозорила свою родню, что ни на ее родных, ни на двоюродных сестрах никто бы не женился. Но с другой стороны, у нас в селе не было ни одного мужчины, у которого было бы две жены. По Корану можно иметь четырех жен, но, если бы, к примеру, мой дедушка захотел привести домой вторую жену, моя бабушка выколола бы ей глаза. Чтобы вторую жену содержать, отдельный дом нужен. Это только городские могут позволить себе два дома. Я, например, никогда не стану второй женой. Старые девы или совсем страшные могут на такое соглашаться. Если мой муж попробует только на второй жениться, я отравлю ее, клянусь, отравлю!
Мне так интересно было еще послушать, о чем они говорят. Я сделала вид, как будто иду в коридор, на цыпочках подошла к двери в комнату, встала за бархатными шторами и стала слушать.
— Клянусь, можешь мне не верить, тогда у Фатимы спроси, она тебе расскажет — так и было, — говорила тихим голосом Миясат. — Умар сразу понял, что она зашитая. Потому что сестра Фатимы Алима еще раньше им предлагала свою родственницу, они не захотели, другую нашли. Алима на свадьбе, когда ее увидела, сразу узнала. Она к Умару подошла и сказала: «Ах, вот, значит, кого ты предпочел… Ну-ну…» Клянусь, не побоялась она ему это в лицо сказать, ты же ее знаешь. Он тогда забеспокоился. Давай спрашивать, про нее все узнавать. Стопроцентно она была зашитая. Через месяц они развелись.
Аман, какая еще зашитая? Кто ее зашил? Зачем? Эти городские сплетни для меня совсем непонятные. Совсем я в селении от жизни отстала.