Машина взвизгнула. Я обернулась — тетя вместе с Миясаткой бежали за нами и махали руками.
На большой скорости мы проехали несколько улиц.
— Так ты взяла все необходимое? — спросил Махач, посмотрев на мои голые ноги.
— Аман! Они уже к нам шли! Тетя не выпускала меня! Сторожила под дверью! Если бы дядя Вагаб не захотел надеть галстук, сейчас бы на меня надевали кольцо! — крикнула я.
Махач захохотал.
Только сейчас, когда я смогла вздохнуть спокойно, я заметила, как сильно он похудел. Может быть, потому, что он сидел, мне показалось, он стал в два раза меньше. От него пахло по-другому — не тем одеколоном, к которому я привыкла. Новый запах что-то напоминал мне, но я не могла вспомнить что.
— Где ты так долго был, Махач? — спросила я.
— Уезжал, — коротко ответил он.
— Куда уезжал?
— Потом расскажу, — сказал он. — Когда будет время.
Я смотрела на дорогу и не могла поверить — я только что убежала из дома. Теперь мне не было обратной дороги. Тетя, наверное, уже позвонила бабушке и рассказала ей, как я их опозорила. В нашем сельском доме сейчас — большой скандал. Дядя Вагаб по своим связям, наверное, уже искал машину Махача. Они ведь не знали, кто меня украл. А когда узнали бы, что это сын генерала Казибекова, то просто с ума бы сошли от радости. Бабушка с дедушкой и не мечтали породниться с их семьей. Я думала, что родственники Махача, наверное, уже едут договариваться с дядей Вагабом, а через несколько дней мы поженимся, и мне купят белое платье в салоне Заремы.
— Что улыбаешься? — спросил Махач и тоже улыбнулся.
— Представляю, какой будет наша свадьба, — я радостно засмеялась.
— Хадижа, я должен тебе сказать, что такой свадьбы, как ты хочешь, с гостями и платьем, у нас не будет, — сказал Махач.
От этих слов я застыла. Руки Махача твердо держали руль. Из-под рукава его куртки выглядывали золотые часы.
— Ты же всерьез никогда не думала, что мой отец даст согласие на нашу свадьбу? — снова заговорил Махач. — Еще до того, как спросить, я был уверен, что он откажет.
— Потому что я оборванка?
— Потому что для моего отца нет ничего важнее денег. И для него было важно, чтобы наша семья породнилась с семьей такого же вора, как и он сам, — спокойно ответил Махач. — Меня не спрашивали так же, как твоя тетя не спрашивала тебя. Наша семья слишком богата, чтобы позволять нам самим делать выбор. Нас поженит мулла. Он уже ждет нас.
— А что скажет твой отец?
— Мне все равно, что он скажет.
Я отвернулась к окну. Я так мечтала о свадьбе. О том дне, когда меня оденут в белое платье и я с красивой прической в диадеме буду сидеть за столом рядом с Махачом перед тысячью гостей. У всех бывает свадьба.
— У всех бывает свадьба… — сдавленным голосом сказала я.
— Хадижа, — Махач посмотрел на меня, — если ты хочешь быть со мной, принимай все как есть. Другого я тебе предложить не могу. У тебя еще есть время передумать. Если ты не хочешь, я отвезу тебя назад.
Но я все равно еще надеялась, что отец Махача, узнав о нашем побеге, простит его и сыграет нам свадьбу. Махач — его единственный сын.
Махач вздохнул. Я наконец поняла, чем от него пахнет. В нашем селе за речкой начинается лес. Там растет грецкий орех. Орехи созревают и покрываются зеленой кожурой. Ее надо снять — под ней будет скорлупа. Кожура оставляет на руках коричневые пятна, которые не смываются несколько недель. Но в лесу орехи никто не рвет. Они падают на землю, кожура гниет и смешивается с прошлогодними листьями. Поэтому, когда подходишь к деревьям, от них пахнет по-особенному.
Когда все узнают, что меня украл Махач Казибеков, село будет гудеть, как рой пчел. Я представила, как вытягивается костлявое лицо Анна-Ханум, и засмеялась. Махач тоже засмеялся, а потом снова вздохнул.
Через час нас поженил мулла. Мы приехали в частный дом на Редукторном. В доме было два этажа. Снаружи он смотрелся обычным, но внутри была очень богатая обстановка.
Мы сидели перед муллой, я — с закрытым лицом. Он читал над нами молитвы. Под платком я плакала от счастья. Слезы капали на блестящую кофту, которую еще сегодня утром я надевала, собираясь быть засватанной за другого. Правду говорят, что мы сами своей судьбой не распоряжаемся.
Когда мулла ушел, я не успела обрадоваться или испугаться. Все случилось так быстро. Еще два часа назад я стояла в тетином доме, прижимаясь к двери и слушая, как тетя дышит с другой стороны. А теперь я — жена. Всю жизнь я мечтала выйти за Махача. Наконец мое желание исполнилось. Раньше я думала, что, случись это, я улечу на седьмое небо от счастья. Но моя жизнь так быстро стала другой, что я в эти минуты не могу понять — счастлива я или нет.
Аллах, почему так бывает — ты ждешь счастья, всю жизнь молишься о нем, а когда оно приходит, ты его не чувствуешь?
Наверное, не обо всем, тетрадь, я должна тебе рассказывать. Но хорошо, что я успела взять тебя с собой. Махач спит. Я смотрю то на него, то на нервные строчки, которые выходят из-под моей ручки. Во сне он кажется таким беззащитным, что мне постоянно хочется гладить его по волосам и по лицу, но я боюсь его разбудить.
Мы стали мужем и женой. Обратной дороги нет.
Между нами случилось то, что случается между мужчиной и женщиной. Я думала, мне будет стыдно. Мне и было стыдно вначале. Но потом стыд куда-то ушел, и в тот момент, о котором нельзя говорить, я почувствовала, как наши два сердца соединились в одно. Так должно было быть. Этот момент всегда должен происходить между мужчиной и женщиной, когда они любят друг друга. Только после этого их сердца соединяются, и они с тех пор живут с одним сердцем на двоих. Даже если один из них уезжает далеко, сердце все равно больше не делится. Это открылось мне после того, как мы по-настоящему стали мужем и женой, не когда нас поженил мулла, а ночью — после того момента. Если бы я вышла за человека, которого не люблю, а Махач женился бы на Сакине, мы бы всю жизнь жили каждый со своим сердцем. Нельзя жениться на тех, кого не любишь.
Махач повернулся на бок, не просыпаясь. Аллах, никогда его у меня не забирай, как ты забрал моего отца у моей матери. Теперь, в эту ночь, я поняла, почему она умерла, ничем не болея, — сердце тянуло ее в могилу к отцу. Бабушка всегда говорила, что мать вышла замуж по любви. Она прожила с отцом шесть лет. Аллах, это так много и так мало.
Уже полтора месяца я живу в чужом доме. Не выхожу на улицу, не бываю в университете. До начала лета осталось несколько дней. По утрам я встаю, убираю, готовлю обед. Мы обедаем, и Махач куда-то уходит. Я выхожу на балкон. С него виден край моря. Мне скучно. Мне не с кем поговорить. У меня нет подруг.
Я вышла замуж, но никто меня не поздравил, не подарил мне подарков. Я чувствую себя пленницей. Но у кого я в плену? У Махача? Нет. Он любит меня, и я люблю его. Я ни о чем не жалею, только жду, когда все изменится. Я мечтаю о том дне, когда отец простит Махача, и мы переедем в тот дом с колоннами, и его родители будут обращаться со мной, как положено обращаться с невесткой. Все равно обратного пути нет.
Аллах, не знаю, почему так происходит — раньше я думала, стоит мне выйти замуж за Махача, и я больше ни о чем никогда не буду мечтать, но получается, что одна сбывшаяся мечта тянет за собой другую.
Теперь я мечтаю о том, как мы с Махачем поедем к нам в село и все будут на нас смотреть и качать головами — кто бы мог подумать, что генерал Казибеков породнится с семьей Хасановых? Я выйду с кувшином за водой — гордо, как жена. И бабушка выйдет проводить меня до родника, мы вместе пройдем по сельской дороге, и она подмигнет дедушке, проходя мимо годекана, — смотри, Самурхан, как наша внучка удачно замуж вышла. А дедушка довольно расправит плечи, посмотрит на стариков вправо и влево, высоко держа голову в старой папахе. Мы с бабушкой пойдем дальше, и она будет собирать в подол своей длинной юбки завистливые взгляды и нести их гордо, как золотые слитки. Почему мои бабушка с дедушкой не могут порадоваться за меня? Что они сейчас обо мне думают? Как я хочу их увидеть. Только теперь, оторвавшись от бабушки, я понимаю, как сильно я ее люблю, хоть она и била меня в детстве палкой.
У моих однокурсников теперь сессия. Одна я сижу в четырех стенах. Мне нечем себя занять. Я хочу ходить на занятия, болтать с Сабриной, сдавать сессию. Аллах, ты видишь, сколько желаний вышло из одной сбывшейся мечты?
Только я не верю, что моя жизнь скоро изменится. Родители Махача не хотят признавать меня и принимать его, пока он живет со мной. Я так ни разу и не видела его мать, только слышала, как она по телефону умоляла его развестись со мной, обзывала меня всякими грязными словами — такими, что я не хочу их здесь повторять.
Но когда Махач приходит домой, все меняется. Он приносит с собой запах города. Мы разговариваем, смотрим телевизор, сидим рядом, взявшись за руки. Махач не устает держать мою руку, он может держать ее час или два. И когда моя маленькая рука прячется в его большой, я сразу забываю о своем одиночестве. Мне кажется, что больше мне ничего не надо. А чего я могу хотеть, когда у меня все есть?
Тетрадь, я снова тебя не открываю. Мне не о чем писать. Ничего не происходит. Столько раз мне казалось, что я не буду больше ничего писать, но потом случалось что-то, и я снова начинала. Но теперь уже точно ничего не случится.
Мне не нравятся друзья Махача. Какие-то странные они. Махач уходит с ними на другую половину дома. Мне не слышно, о чем они говорят. Потом Махач зовет меня, и я приношу им чай. Когда я ставлю перед ними чашки на блюдцах, эти мужчины смотрят вниз, они ни разу не посмотрели мне в лицо. Разговаривая, они смотрят вбок.
Конечно, не мне указывать Махачу, с кем ему дружить, но каждый раз, как они приходят, меня начинает трясти от беспокойства. Эти люди ничем не выделяются, выглядят и одеты как все остальные. Но они не похожи на прежних друзей Махача. Точнее, Махач на них не похож. Он всегда был и всегда останется сыном богатенького отца. Хочет он этого или нет. Как, наверное, я навсегда останусь оборванкой. Если бы в наш дом пришел Шамиль, мне и то было бы спокойней.