В теле – глухая боль и глухая радость.
Распятая птица.
Ночью – красный месяц, исчезающий в туманах страшных гнилых испарений.
Вся моя жизнь – как марево.
11 июля, понедельник
День, в котором было очень много роз и очень много солнца. Все-таки раздвоенность – «а» переживает, «в» наблюдает, «с» оценивает, причем и «а», и «в», и «с» – одно и то же лицо.
И переживания, и наблюдения, и оценки очень интересны, но в разных планах.
Чтение книги Шадурна «Vasco»[455]. Много любопытного и наводящего, но и только. Глубинную личность нужно искать не здесь. Это за семью замками.
Иногда страшно: а вдруг глубинной личности вовсе и нет? Только блестки на поверхности, кривые отражения, романтика, поза, рыцарский шлем – и мое собственное воображение?
Ну, что ж. Трезвость – дело хорошее.
Юмор, шутки, зубоскальство, изысканность остроумия. Светящийся экран (не надо говорить, не надо спрашивать, не надо анализировать).
А – если – я – иначе – не – могу!
Вечером: Марсово поле, розовый закат, чудесная луна, кафе «Норд»[456], исковерканный Невский.
Веселей, веселей, веселей!
12 июля
Жара. Блуждания по городу. Музей Ленина в Мраморном[457]. Несмотря на почти подчеркнутую неполноту, очень интересно. Хороша экспозиция и замечательны некоторые документы. Жаль, глубоко жаль, что до сих пор нигде не дан Ленин-человек. Вся жизнь этой необыкновенной личности была политическим боем, согласна. Но были минутки, когда он любил Бетховена, Пушкина, детей. И у его родителей и у его дедов были такие черты, которые, быть может, косвенно определяли возможность возникновения и таких минуток и политических боев.
По-моему, подходит время, когда Ленина можно показать во весь его рост.
Кто это сделает?
Вечером – усталость, жар, телефоны.
13 июля, среда
Очень уж я люблю смотреть в корень вещей. Не говорю ничего, подаю пустые реплики и смотрю, как выворачиваются наизнанку актеры. Очень смешно видеть, как люди тебя обманывают и пребывают в творческой уверенности, что ты веришь им полностью и об обмане даже не догадываешься.
Как все боятся правды.
Опять Пушкин. Киснущая туманность Гнедич. В парке говорим о Фаусте, Mallarme и Гете. Говорим о Гейне и о Луначарском. Бернард Клервосский был противником Абеляра[458]. А что сделал Бернард Клервосский?
В Пушкин, вероятно, поеду не скоро. Мне надоедают и мистификации, и тройные средства путей сообщения.
14 июля
Дома. Перевод о сурках, который не пишется. Уборка квартиры с мамой – почти генеральная. Жарко. Просмотр старых папок: интересны мои характеристики, данные в свое время паранормальным приятельницам Боричевского (где Вы, Эрмит[459]?). Читала и улыбалась. Как все это далеко. Возможно, однако, что через это надо было пройти. Сколько во мне теперь сухости, трезвости, юмористического скепсиса. А сколько тогда было горения и веры. Все ждалось каких-то откровений. Откровения и пришли – да не такие.
А что бы было, если бы я все-таки поехала на Фонтанку? Дома были бы неприятности, дома был бы скандал. В любимых глазах было бы огорчение, боль, страдание – пусть даже немного преувеличенное (для эффекта). Я бы томилась и беспокоилась – и, вероятно, потом просила бы прощения.
Но на Фонтанку мне поехать хочется. Во мне всегда живет это желание, и часто, бывая в городе, на улицах, я с усмешкой наблюдаю за собой: вот трамвай 37, вот троллейбус – ну, что же, что же? Рискни.
Но проходят дни, месяцы, годы. Я не делаю ни одного движения. А мне ведь нужно немного: прийти – посидеть в кресле – погладить руками и взглядом книги и разойтись – может быть, даже и не сказать ни о чем?
Как странно: некоторые трагедии моей жизни формально напоминают любовные драмы героев сентиментальных романов. Разлуки – невозможность встреч – бессердечные родители и так далее. Возможно, что настоящие женщины переживают с такой же остротой свои эмоциональные перипетии (разговор с любимым мужем, память о любовнике и так далее). У меня же все это имеет отношение (во внешней форме) к старому Дому на Фонтанке, где живут весьма пожилые люди, муж и жена, причем муж немногим моложе моего отца, которому 68 лет.
17 июля, dimanche
К вечеру – теннис и Киса. Новые знакомства. Болтовня ни о чем. Рубиновое солнце. Много печальных и легких мыслей, не обязывающих к трагедиям.
Помню, в свое время много думала о неразделенности любви (при разделенности жизни и событий жизни, допустим). Теперь думаю о другом – о неразделенности жизни и ее событий, когда два человека, идущие совершенно различными и неизвестными друг другу путями, находят полное и прекрасное единение разделенности только в одном плане: в плане любви. Я думаю, тяжело и одно и другое. А что тяжелее?
20 июля, среда
Обедаю у Басовой, возникшей на моем горизонте после почти двухлетнего перерыва. Понимаю, что я нужна этой интересной женщине, к которой я очень хорошо отношусь, но пока не понимаю, в чем и для чего. В бескорыстие ее памяти и симпатии я, конечно, не верю – все это имеет другие корни.
Пьем водку. Смотрим парижские туалеты и замки и музеи Франции. Она полгода провела в Париже, где в нашем павильоне работала на Всемирной выставке[460]. Отравлена Парижем тряпок и какой-то личной любовной историей. Держится хорошо, хотя не так умна, как я вначале думала. Не люблю грубости в рисунке.
Возвращаюсь ночью в такси. Душно. Желтая луна. Физически чувствую себя очень плохо и неуверенно.
21 июля, четверг
Спутанный день: дрова, Николай Михайлович, доктор Тотвен перед отъездом на дачу, вечером кислая и злая Анта, с которой неожиданно скучно (за последние годы отмечаю это все чаще и чаще: с нею, с такой любопытной и умной женщиной, начинает бывать скучно. Кто-то из нас переменился. Я – может быть. Она – наверное).
25 июля, Lundi, nuit
Человеческой слабостью очень легко оправдывать себя и чувствовать, что все-таки ты очень милый и замечательный человек. Но наш марксистский суд человеческой слабости во внимание принимать не может и не должен. Так, исходя из понятий слабости человеческой, можно оправдать и проигрыш Республики!
Август, 13-го, суббота
В записной книжке за 1936 год сказано:
«Aimer un être de fiction! Quelle folie outrageante pour celui qui aime!»[461]. Думаю об этом на Островах, где хорошо и скучно.
А разве бывает так, чтобы люди любили подлинное, а не воображаемое? По-моему, нет. Все зависит от степеней творчества и от талантливости партнеров. Ведь за подлинную сущность можно любить лишь очень немногих людей. Все это знают – ну, а стараются подавать себя понаряднее, попышнее, подороже. А если заглянуть за кулисы… сколько все-таки мерзости в человеке!
Игра в невинные мистификации продолжается. Веря моей искренней улыбке и нежным глазам, меня обманывают и продают на каждом шагу. Мне весело, но я молчу. Подумать только – кто, кто обманывает меня, кто продает меня?
Я – прекрасный строитель карточных домиков.
Но все-таки я знаю это.
Август, 25, четверг
Очень тихий, очень ласковый и очень печальный день. Мысленно называю себя зрячей слепой. Усталость. Много молчания. Страх перед возможными словами: не мой страх.
Ну, посмотрим, что будет дальше.
Сентябрь, 10, суббота
Голубая комната. Gêne qui ressemble au trouble[462]. Знакомые вещи, которые вдруг кажутся чужими. Слова не те, которых ждали. Руки не те, которые должны были бы быть. Как говорят вещи! Как я умею их слышать. Amertume. Etonnement. Et – dégoût (pour la première fois)[463].
30 сентября, пятница
Летний сад с моей красивой ученицей. Желтые листья. Свежесть. Голубые дали.
День больших неназванных печалей.
Усталость, депрессия. Ах, все равно…
Господи, дай мне быть глупой! Дай мне дар безмятежной глупости и безмятежного счастья!
Мысли: всегда говорят – человек предал человека, человек предал бога. А что бывает, когда бог предаст человека?
Когда я в театре, я знаю, что я в театре, а не в жизни. А когда я в жизни, мне необходимо знать, что я не в театре.
Со вчерашнего дня (символический день пустоты!) начала писать по-французски заметки «О театре в жизни», об эллинских богах, о губной помаде и о всяких пустяках. Лилии, конечно, могут цвести и в Геркулануме – это поэтично. Но место ли им в борделе?
7 октября, пятница
Мистификация достигает пределов гениального абсурда. Молчу и смотрю.
Индийская мудрость: «Смертные могут смеяться при мысли о том, что можно переплыть через великий океан – и это мой разум понимает. Но сердце не хочет вместить – и оно все же стремится прикоснуться к луне».
Я тоже все понимаю.
14 октября 1938 года, среда
S.O.S.
Октябрь, 28-е, пятница
Очень трудные дни. Больна. Неладное с легкими. Эндокардит. Шампанское и кровохарканье.
Ноябрь, 1-е, вторник
Читаю Энциклопедию. Книга очень большая. Интересно: как люди начинают сходить с ума?
Ноябрь, 6-е, воскресенье
В прошлом году в этот день мне показалось, что я ростовщик, что жизнь, ограбив меня дочиста в свое время, возвращает мне нынче долг с громадными процентами.
В этом году я думаю другое.
Всему свое время: наивности – тоже.
А есть ли пределы человеческой подлости?
Как много разрушено башен!