Из салона вышла в задумчивости и села в машину. Несмотря на бешеные цифры на ртутном табло, чувствовала себя очень даже ничего. Просто болели суставы и мышцы. Руки, ноги. Но основное состояние было на пять с плюсом. Хотелось прыгать, бегать. Меня плющило, как под энергетиками. Подумалось – а не махнуть ли в спортзал или на шопинг? Потом прикинула, что это еще + человек пятьдесят «контакта», а Соколинка не резиновая.
Пришлось поехать домой. Дома градусник показал уже 39,6. Блин… Позвонила подруге. Она себя чувствует прекрасно, от моих новостей в ужасе. Слезно просит ничего никому пока не говорить. Попробовать сбить температуру самостоятельно. Иначе понятна ближайшая перспектива – пару недель в убогих палатах инфекционной больницы со всеми домочадцами. Ну и хвостом из более чем сотни чужих и люто ненавидящих тебя людей. Вот этот хвост меня тоже пугал больше всего.
Чего делать? Напилась антибиотиков и жаропонижающих, села ждать результат. Вернее, как села. Так как перло в таком состоянии, то перемыла всю квартиру по два раза. Перегладила белье. Замахнулась на окна. Температура не спадала. Нашла на дне аптечки упаковку с тетрациклином. Редкого по гадости и примитивности антибиотика, убивающего все живое. Опять мимо. Ртуть замерла на отметке за 39,6.
Ночью мне приснились пассажиры, с которыми я встретилась в приемном покое больницы. Они показывали на меня пальцем и кричали, что я им сорвала все планы на жизнь. И как только меня вылечат, они тут же придушат сами. Главным обвинителем выступала девочка из салона. Вот зачем я приехала к ней в то утро на маникюр? Какая разница, с какими ногтями помирать?
Так прошло три дня. Все три дня я просидела дома. Пробуя на себе различные схемы лечения. Все было без толку. И вроде появлялись моменты, когда температура начинала падать и уходила ближе к 38, и я уже облегченно выдыхала и танцевала джигу. Но уже через час ртуть неумолимо росла снова.
И вот наступил момент сдаваться. Даже три дня между рейсами была непозволительная и редкая роскошь. У меня по плану стоял Мурманск. И вот именно перед этим рейсом придется покаяться стартовому врачу. Иначе хвост за мной увеличится еще на двести человек. Пассажиров рейсов Москва – Мурманск – Москва. Да если бы и не каялась? Доктор обязательно проверит мне перед вылетом температуру.
Сложила вещички для госпитализации. Надела форму. Поехала в Шереметьево. Колотило от страха так, что не помогла даже пачка «Персена», выпитая перед выходом из дома. Но на полпути, где-то на МКАД, почувствовала, что успокоительное вроде начало действовать. Руки перестали трястись, машина уже не дергалась в такт. Да и спать очень захотелось. Посмотрела в зеркало – ба! Куда-то пропали красные щеки. Достала из сумки градусник, который за эти дни уже стал верным спутником. 38,0. Ничего себе!
В общем, не буду томить. Когда доехала до аэропорта и поставила машину на стоянку – температура упала до 37,2.
Еще через двадцать минут сидела в кабинете стартового врача. В абсолютно обычном виде и состоянии. Пульс в норме. Давление 110/70, температура 36,7. Расписалась в журнале, встретилась с бригадой. И мы пошли в ночь. Разливать чай-кофе пассажирам рейса на Мурманск.
Так, непонятным образом, и вылечилась зараза, привезенная из Шанхая.
Самое смешное, что как-то, спустя год, рассказывала эту историю коллегам на каком-то рейсе. Под кофеек на задней кухне самолета. Парень-повар выслушал меня внимательно, отхлебнул из стаканчика. «Знаешь, а у меня прям точь-в-точь история. Тоже тогда, после Гонконга, температура лупанула под 40. И не сбивалась ничем. Неделю дома отсидел по бюллетеню от знакомого доктора. Наших медиков, понятно, посвящать не хотелось. На Соколиную Гору со всеми домочадцами – удовольствия мало». – «Ну а чем закончилось?» – «Да прям как у тебя. Поехал сдаваться – пока ехал, температура упала до нормы, вот и поди узнай, чего это было. Может, у нас такая страшная медицина, что ее боится даже атипичная пневмония?»
Шеннон
В нашей авиакомпании в одно время был весьма спе-цифический рейс. Москва – Амстердам – Шеннон. Ну и обратно, тем же путем. Выполняла его по код-шерингу ирландская авиакомпания. Но в связи с тем, что практически 100 % пассажиров были русские, «Аэрофлот» на каждый рейс добавлял в экипаж своего бортпроводника.
Даже сформировали отдельную группу девочек. С очень хорошим английским и хорошими связями в руководстве. Так как, по сути, рейс был сахарный. Ты летишь в Шеннон не работая, а только читая информацию для пассажиров на русском языке. Ну и, в случае необходимости, помогаешь в качестве переводчика. И это еще не все. В Шеннон летишь не разворотом, а в командировку. На три-четыре дня. И там тебе положен номер в роскошном отеле-пятизвездочнике в аэропорту, суточные и полная свобода. Можно попутешествовать по Ирландии. Съездить в соседний Лимерик. Можно посидеть в пабе или отоспаться на полгода вперед. Да мало ли что можно успеть за это время?
Про такой рейс слышала, но даже и не мечтала. Как не мечтала получить Нобелевку в тридцать лет или слетать на Луну.
Но вот однажды, придя октябрьским вечером в службу бортпроводников в ночной резерв, была отловлена диспетчерами и обрадована известием, что через пару часов улетаю в Шеннон на три дня. Девочка из блатной группы заболела, а я удачно подвернулась под руку.
Прилетел ирландский самолет. С пассажирами захожу в салон, и первое лицо, на которое наталкиваюсь взглядом, – это моя давнишняя подружка, бывшая бортпроводница Мост-авиа. От которой уже много лет у меня не было никаких вестей. И вот она стоит у трапа в форме ирландской авиакомпании и ошарашенно смотрит на меня и на мой аэрофлотовский костюмчик. А я ошарашенно смотрю на нее. Ах да. Когда мы дружили – я еще только собиралась пойти по ее стопам и начать покорять небо.
Классическая встреча через года.
Рейс прошел на ура. Маша рассказала, что после развала НТВ и Мост-Авиа переехала в Ирландию. Работает на ирландцев. Снимает таунхаус в летном городке рядом с Лимериком. Где и предлагает мне с ней все эти дни протусоваться, так как в отеле в аэропорту я умру со скуки. Остальные ребята в бригаде также оказались максимально добры и дружелюбны. Приглашения на вечеринки, на дискотеку, покататься по окрестностям и поглазеть на замки. Ну и, конечно, совершить тур по ирландским пабам. Как же без них? Командировка обещала быть насыщенной. Собственно, так и получилось.
После рейса заскочила в отель, оставила там форму и прочие авиационные причиндалы и попрощалась с номером до субботы.
Дни мы посвящали осмотрам достопримечательностей, но как только вечерело – начиналась бурная ночная жизнь. Так, как веселятся ирландцы, наверное, не веселится никто. На чьих-то битком набитых малолитражках мы переезжали из паба в паб, с вечеринки на вечеринку. Танцы на барной стойке, соревнования на количество шотов. При этом никто не напивался в хлам. По крайней мере, не давал понять это окружающим. Компания постоянно обновлялась, кто-то увязывался с нами, кто-то отваливался по пути. Через пару часов я уже перестала стараться запоминать лица и имена новых знакомых. Что-то смутно помню те три дня угара. Они были, пожалуй, самыми безбашенными и веселыми в моей жизни.
И вот суббота, вечер. Мы с Машей сидим в старейшем пабе Old Oak и под треск камина, уже в спокойном режиме, отмечаем наш последний день вместе. В воскресенье рано утром меня ждет рейс обратно в Москву, а Маша следом, в обед, улетает в Америку. Да и вся бригада на моем рейсе будет новой. Жалко, конечно. Мы уже так подружились с ребятами за эти несколько запойных дней!
До аэропорта и моего отеля – двадцать километров. Каждые полчаса ходит рейсовый автобус. Последний в 23.00. Но еще только девять вечера, и нет никаких проблем и переживаний. К тому же постоянно подходят поболтать и познакомиться классные ирландские парни. Мы сидим и наслаждаемся вкусным элем и своей популярностью. На улице мелкий дождь, и туда не хочется совсем.
Но все же время пришло. Идем на последний автобус. Маша меня в него усаживает и машет ручкой.
Автобус едет долго, со всеми остановками. С учетом того, что практически не спала несколько суток, в тепле и мягком покачивании отключилась.
Проснулась от громкого голоса водителя «So, Guys! Aeroport!». Оставшиеся в салоне несколько человек потянулись к выходу. Я протерла глаза, схватила свой тяжелый портплед с одеждой и рванула за ними следом. Автобус быстро закрыл двери и, весело помигивая огнями, уехал.
И вот тут огляделась. И не поняла – где я?
Полная темнота и безлюдье. Идет мелкий моросящий дождь. Какие-то темные, закрытые склады. Те три парня, которые выходили со мной, уже куда-то рассосались. А куда рассасываться мне? Где мой отель, в конце-то концов? И где сам аэропорт?
Мимоходом. Аэропорт Шеннона по размерам, наверное, даже больше современного Шереметьево. И также с множеством терминалов и построек вокруг огромного летного поля. Так до сих пор и не знаю, где же высадил меня тогда водитель автобуса. Может, это был какой-то грузовой терминал? Или какие-то отдельные службы, куда нужно было парням? Но явно не мне.
Наконец, где-то на горизонте, за забором с колючкой я разглядела маленькие огоньки прожекторов и точки стоящих под ними самолетов. По расстоянию приблизительно столько же, как от грузового терминала Шереметьево-1 до Шереметьево-2. И тоже кругом, в обход.
Было не особо холодно, но шел мелкий, моросящий дождь. И от всего этого, а также от осознания катастрофичности ситуации я окончательно проснулась. Дело в том, что, как и большинство аэропортов Европы, Шеннон закрывается в полночь. Всё. Нет ни полетов, ни транспорта, ни персонала. Все идут домой спать. Вернее – едут. Так как аэропорт находится на отдалении от жилых массивов.
Время уже за полночь. Соответственно, в радиусе километра от меня ни души. Ни машин на дороге, ни людей. Ну может, какие-то сторожа на складах? Я сходила, подергала ручку ближайших строений, постучала – бесполезно. Горят лампочки сигнализаций. На меня реакции – ноль.