Монгольский стриптизРассказ
Чтоб не киснуть в плохом настроении, расскажу про самую запомнившуюся встречу Нового года. В монгольском стриптиз-клубе, в городе Улан-Батор. Запомнилась не стриптизом. Хотя это, конечно, что-то. На первых же минутах хочется потомственным наездницам дать денег, чтоб оделись. Накормить. И отправить по домам.
По порядку. Это было очень давно. Я первый год как работала бортпроводником. Командировка на неделю в Улан-Батор была той самой попой, в которой проверяли новичков. Если не сопьется и не подаст заявление об увольнении по прилете в Москву – наш человек. К декабрю уже в этой попе побывала и была уверена, что второй раз это не грозит. И тем более не предполагала праздновать в ней такой святой праздник, как Новый год. Не знаю, кто как, но мне обязательно требуется встретить Наступающий с родителями. Под елкой, с курантами, шампанским и оливье. Тогда все будет как по маслу.
Изначально все складывалось очень даже удачно. Добрые планировщики, не посмотрев, что я салага и первогодок, напланировали шикарную новогоднюю неделю дома. Узнав, что последний рабочий день двадцать восьмого декабря (да и какой рабочий – всего лишь дневной резерв под короткий рейс), радостным галопом рванула покупать себе платье. И на всю премию купила его – длинное, с разрезом до бедра, с декольте и страусиными перьями. К нему, понятно дело, босоножки на двенадцатисантиметровых шпильках и с тонкими ремешочками. В этой экипировке и приготовилась торжественно встречать праздник в теплой квартире.
По просьбе редактора поясняю для непосвященных, что такое резерв. Если неинтересно читать – пропускайте. Резерв – это подстраховка какого-нибудь заболевшего бортпроводника. Которому в последний момент, глядя в окно на нечищеный двор и машину под пластом снега, становится в лом лететь в утренний Берлин или в дневной Бишкек. Это ж надо выползать из уютной квартиры, разгребать транспортное средство, ехать в аэропорт. Сачок находит у себя первые симптомы опасного респираторного заболевания, голосом умирающего звонит диспетчеру. И уже через пять минут дергают по тревоге «резервиста», пасущегося в отеле на территории аэропорта. Резервист отвечает коротким и не всегда цензурным согласием и, посылая проклятия в адрес «заболевшего», плетется на рейс.
На самом деле это, конечно, не совсем правда. Сачков быстро вычисляли и жестко наказывали, часто медицинским способом. Не, не подумайте, что речь о кастрации. Все более изощренно. Допустим, особо отличившихся награждали бесплатным посещением гастроэнтеролога или проктолога. Надо же понять, почему явка на рейсы у человека идет через задницу? После пары бонусных внеплановых гастроскопий лень как рукой снимало. И резервисты, как правило, страдали не зря. Я и сама, бывало, подставляла кого-то. То застряв в мертвой пробке на Ленинградке, то обнаружив с утра на градуснике 38,5 °C, то – уронив прямо перед выходом из дома на ногу чемодан. (В последнем случае было совсем обидно. Ибо вместо рейса в Лос-Анджелес наслаждалась обществом покалеченных алкоголиков в местном травмпункте.)
Резерв комплектуется на каждый день. На день и на ночь. По десятку человек в каждой резервной «команде». Есть резерв под разворотные рейсы, а есть и под командировки. Когда «счастливчик» вынужден тащить с собой в резерв огромный чемодан со всем содержимым гардероба, от валенок до купальника. Ведь непонятно, куда тебя в следующие двенадцать часов может зашвырнуть судьба. На Кубу или в заснеженный Петропавловск. И на сколько дней.
В тот раз мне выпал резерв именно под короткие рейсы. Когда ты можешь «попасть» максимум на разворотный в какую-нибудь Европу. И уже максимум к утру следующего дня быть дома. Следующий по графику, Париж, намечался лишь 4 января. Гуляем…
Придя на резерв, я увидела хитрющих диспетчеров в отличном настроении и состоянии духа. Радостно сообщили, что повальная предновогодняя эпидемия. С командировок снимаются пачками. «Длинный» резерв уже весь пристроен кто куда. Подошла очередь припахать и «дневных резервистов». Меня тоже определили. Как догадались по названию рассказа – в Монголию. В тот самый долбаный Улан-Батор, из которого чуть больше месяца назад я еле вернулась живой. А могла бы и грузом 200, в охлажденом состоянии.
Соответственно, мне предстоит мухой слетать домой за чемоданом, и вечерний рейс ждет. Так как летаю недавно – все возражения, проклятия, слезы могу оставить при себе. «Итак, разворачиваешься, и на счет три бежишь домой и чтоб к вылету как штык!» Матерясь, что диспетчера могли сказать и раньше, чтоб по Москве туда-сюда круги не наматывала, врываюсь домой. Памятуя о своей предыдущей поездке в этот славный город, в чемодан летят самые теплые вещи всей семьи, чуть ли не дедушкины ватные штаны времен Великой Отечественной. Ну и чудо в перьях с босоножками. Даром, что ли, я их покупала.
Прилетаем в Улан-Батор. Экипажи там жили в так называемом «Доме Аэрофлота». Подъезд в трехэтажной хрущевке. На каждом этаже комнаты и общая кухня. Чистенько. Ковровые дорожки, цветы в горшках, тюль на окнах, скрипучая мебель. В общем, пансионат ЦК из 70-х годов прошлого века. Питание предполагалось на подножном корме. То есть сами покупаем продукты и сами готовим на местной кухне. В принципе, это было неплохо, но однообразно. Поход на местный вонючий продуктовый рынок. Закупка говяжьих языков по доллару за килограмм и баранины на плов. Потом этим пловом и языками питались всю неделю.
В этот раз все пошло не так. На второй день, выпив монгольской водки, летчики забыли свои языки на плите. Чуть не сгорели все к чертям. Потушить потушили, но мерзкий запах грозил не выветриться еще неделю. Встречать Новый год с летчиками-раздолбаями и в пропахшем паленым мясом помещении не хотелось. Мы решили осчастливить своим посещением какой-нибудь местный ресторан. Отправили гонца по окрестным заведениям, авось остались места на новогоднюю ночь. Гонец вернулся быстро (все же на улице минус сорок) и радостный. В первом же месте общепита на соседней улице его заверили, что им будет за честь принять нашу скромную компанию на празднование Нового года. А если компания будет не скромной, а хотя бы человек десять, то нам приготовят новогодний стол с русской кухней.
После несостоявшегося пожара летчики резко протрезвели, ходили задумчивые, много извинялись. Жалость и желание поесть оливье сделали свое черное дело, и мы позвали их с собой.
Тридцать первое декабря, вечер. Мы, в перьях и поверх них в лыжных костюмах и дедушкиных штанах, живописной группкой выползли в сторону ресторана. На улице пипец как холодно. Новогодний макияж потек вместе с соплями и слезами на первой же минуте. К моменту, когда мы, костеря нашего гонца, добрались до места назначения, наши лица напоминали хэллоуинскую раскраску. Сквозь потоки туши даже не рассмотрели афиши, развешанные у входа. Оказалось, это местное злачное заведение со стриптизом. Но не в этом прикол. Оказалось, что вообще в Монголии не принято справлять новогоднюю ночь в ресторанах. Все сидят по домам. Вернее, спят. Все закрыто. Когда наш гонец притопал в стриптиз с заманчивым предложением по пятьдесят зеленых с души, предприимчивые менеджеры не стали проходить мимо денег и решили открыть заведение ради нас.
Мы попали в пустой зал с шестом и круглым накрытым столом посередине. Под потолком болтались несколько воздушных шариков и висел чудный транспарант, нарисованный специально для нас на русском языке на куске ватмана: «С Новым годом!» Было приятно, и мы не стали докапываться до развернутых в другую сторону букв В и Г. На горизонте топталась и поливала нас ненавидящими взглядами кучка стриптизерш и официантов. Даже повара в колпаках вышли посмотреть на тех, кто вытащил их из дома в законный выходной.
«Русский стол» выглядел неплохо. По крайней мере в темноте. По сути, представлял собой три блюда. Салат а-ля оливье. Мясо под сыром. Пироги. Кувшины с каким-то морсом-компотом. И много бутылок уже известной нам монгольской водки. При виде водки наши глаза округлились, летчики охнули и сделали шаг назад. Под напором общественности и памятуя о недавних сожженных кастрюлях, клятвенно пообещали не прикасаться к этой гадости.
Дружно расселись и начали пробовать яства. Салат был почти оливье, правда с теми ингредиентами, которые смогли достать монголы. Вместо вареной колбасы был порезан все тот же говяжий язык. Огурцов не было, и вместо них креативный повар добавил в салат кубики застывшего говяжьего жира. Все это было залито корейским майонезом. Мы сначала и не поняли, что за мягкий ингредиент в новогоднем салате. Наиболее нежные особы рванули в туалет выплевывать. Мясо было от того же шеф-повара. Мало мяса, мало сыра. Зато не пожалели жира и корейского золотого майонеза.
Параллельно началась развлекательная программа, то есть стриптиз. Вообще в заведении работают двадцать девочек. На наш новогодний банкет менеджер вызвал десять. Откосили семь. Нам достались три. Самые страшные. Которые, видимо, уже были под угрозой увольнения на пенсию и испугались перечить хозяину.
Это нам сообщил менеджер. Он подходил к каждому, рассказывал слезную историю про то, какие у него красавицы работают и как жалко, что все лучшие кадры внезапно слегли. В подтверждение своих слов он выкладывал перед каждым стопочку фотографий голливудских и гонконгских звезд. Тыкал пальцем в каждую фотку и вопрошал: «Холосая? У меня работает! Живот заболела».
Глядя на стриптиз оставшихся в здравии тетенек кочевого племени, наши летчики забыли про все свои клятвы и непроизвольно потянулись за водкой. У нас не хватило духу останавливать. Более того, глядя одним глазом на их разом подобревшие лица, вторым – на сцену, мы сделали правильные выводы и разлили и себе по первые пятьдесят граммов.
Менеджер, поняв, что бить сегодня уже не будут, расслабился, повеселел и притащил из своего кабинета старенький корейский телевизор. Каким-то чудом монгольское телевидение еще не спало, и мы в 12.00 увидели что-то вроде часов-курантов. Тоже придираться не стали и подняли бокалы. На уже принятую бормотуху и голодный желудок шампанское легло причудливым образом, и дальше все помню отрывками. Вроде стриптизерши после первого выступления собрались улизнуть. Менеджер гонялся за ними по клубу и с монгольским матом выгонял на сцену. Как только очередная наездница появлялась у шеста, нами открывалась очередная бутылка. На пятой мы уже начали различать стриптизерш и даже защищать от менеджера, умоляя того поскорее отпустить их по домам, а то мы уже не можем пить. Помню, летчики давали монголу денег. Только не помню за что. То ли за то, чтобы девочки побыстрей оделись и ушли, то ли за то, чтобы остались еще. Судя по количеству пустых бутылок – это было за второе.