– А… а. С новым годом! Ай Гу, вы тоже здесь…
– Зятек Му-сань, с новым годом! Со счастьем, с богатством!
Чжуан Му-сань с дочерью Ай Гу, только что взошел на пароход с пристани в Мулянь. Самые разнообразные голоса на пароходе сливались в общий гул. В толпе несколько человек кланялись друг другу, отбивая новогодние поклоны. На скамейке парохода освободилось место для четырех человек. Чжуан Му-сань, продолжая переговариваться, сел на свободное место. Свою длинную трубку он удобно положил на перила. Ай Гу молча села слева от него, а две свои серповидных ступни поставила в направлении к Ба Саню, точь в точь как иероглиф «ба» – восемь.
– Му-сань, едете в город? – спросил один из пассажиров, с маленьким, круглым, как панцирь краба, лицом.
– Нет мы не в город. Мы только в Лунчжуан.
Му-сань был подавлен. Но на его лице, цвета желтого сахарa, было так много морщин, что в конце концов, по выражению лица нельзя было заметить какой-либо перемены настроения. На пароходе понемногу затихли и теперь все смотрели на них.
– Все по делам Ай Гу? – немного погодя спросил Ба Сань.
– Да, все из-за нее. Надоело это мне до смерти. Целых три года спорят. Сколько раз дрались, сколько раз мирились. Все без толку…
– Этот раз вы опять к почтенному Вэю?
– Опять к нему. Он их два раза мирил. Я не соглашался. Но ничего, в этот раз у него на новый год соберутся родственники. Даже сам Ци Да-жэнь из города приедет…
– Ци Да-жэнь?! – глаза Ба Саня широко открылись от удивления.
– Он почтеннейший тоже будет говорить! Ну это…
– В прошлом году дело дошло до того, что мы в их доме алтарь разломали[38]. Можно считать, что обозлились. Для чего же Ай Гу то туда возвращаться – смысла никакого нет… Он опустил глаза…
– Я вовсе не рвусь вернуться туда, братец Ба Сань, – поднимая голову, сердито сказала Ай Гу. Я зла на них! Ты подумай только, эта – «маленькая скотина» завел себе любовницу вдову, а от меня отказывается. Такое это простое дело! «Старая скотина» только и знает, что помогать своему сыну и, тоже отказывается от меня. Так просто! А?.. Ну что же, что Ци Да-жэнь?! Не думаю, чтобы он у господина судьи справился и не стал бы судить по человечески. Не может он ничего не понимать, как почтенный Вэй, который только и твердит – «Разойтись хорошо, разойтись хорошо». Я наконец расскажу Ци Да-жэню все мои горести за эти годы. Посмотрим, что получится. Он скажет кто прав.
На пароходе стало тихо. Только было слышно как бежала вода ударяясь о борт. Му-сань протянул руку за трубкой и стал набивать ее. Какой-то толстяк, сидевший как раз напротив, вытащил из кожаного кошелька огниво, зажег трут и дал ему прикурить.
– Затруднил, затруднил – кивая головой, благодарил Му-сань.
– Мы хоть и в первый раз встретились, но имя дяди Му-сань я и раньше слышал, – почтительно сказал толстяк.
– Да здесь по всему морскому берегу, во всех 18 деревнях, кто же не знает, что сын семьи Ши завел себе любовницу-вдову. Мы давно знаем. В прошлом году дядюшка Му-сань разломал у них в доме алтарь. Все говорили: – правильно сделал… Ты почтеннейший до больших людей дойдешь – широко шагаешь. Чего их бояться!..
– Ты вот, дядюшка, сочувствуешь мне! – довольная сказала Ай Гу. – Я хотя и не знаю, почтеннейший, кто ты…
– Меня зовут Ван Дэ-гуй, – тотчас же ответил толстяк.
– Захотели они от меня отделаться… не выйдет. Ци Да-жэнь[39] хорошо. Ба Да-жень, тоже хорошо. Я все равно буду скандалить, пока их всех не разорю и не погублю. Разве почтенный Вэй не уговаривал меня четыре раза? Даже у отца и то глаза разгорелись и в голове помутилось, когда он увидел деньги, которые хотели заплатить за мировую.
– Молчи мать твою… – тихо и зло выругался Му-сань.
– Но я слышал, что в конце старого года семья Ши послала в подарок почтенному Вэй целый стол выпивки, – сказал человек, с лицом похожим на панцирь краба.
– Это дела не портит, – заметил спокойно Ван Дэ-гуй. Разве может выпивка смутить человека? Если уж выпивка может смутить, тогда что же будет, если поставить целое угощение. Они – люди знающие книги, знающие правду… Они как раз вместо других говорят по справедливости. К примеру – одного человека все оскорбляют, тут они появляются и говорят по справедливости. Им все равно, есть вино или нет вина. В конце прошлого года в нашу деревню, из Пекина вернулся господин Юнь. Он видел многие места, не то что мы – деревенские. Он говорит, что самым первым человеком можно считать госпожу Гуан, непреклонная и…
– Пассажиры в Ванцзя, на берег! – громко закричал матрос. Пароход медленно останавливался.
– Я, я! – толстяк схватил трубку и соскочив со среднего трюма, через стоящий сбоку пароход, выбрался на берег.
– Виноват, виноват! – говорил он людям на пароходе, кивая головой.
Пароход продолжал двигаться в тишине. Снова стали слышны звуки воды: – чуань, чуань! Ба Сань задремал и широко открыл рот в направлении серповидных ножек. У переднего трюма две старухи начали бормотать буддийскую молитву. Они перебирали четки, смотрели на Ай Гу, переглядывались, кривили рты и покачивали головами. Ай Гу уставилась широко открытыми глазами в тент парохода. Она думала как она будет скандалить с ними, чтобы – «семью разорить, людей погубить», «старая скотина», «маленькая скотина» – все шло без конца, кругом. Почтенного Вэя она не принимала в счет. Видела она его только два раза. Всего-навсего неуклюжий коротышка. Таких и в деревне много, только деревенские, лицом немного потемнее его…
Чжуан Му-сань давно уже выкурил свою трубку. Огонь дошел до нагара на самом дне трубки и слышалось пустое посапывание: он продолжал курить. После пристани Ванцзя сразу Лунчжуан. На горизонте был ясно виден храм богу Гуй Син[40], расположенный около самой деревни. В Лунчжуане он бывал много раз и все доме почтенного Вэя. Он вспомнил печальное возвращение дочери, коварство родни и зятя, как потом он строил им всякие козни. Прошедшие картины ссор и скандалов полностью развернулись перед его глазами. Раньше, когда он думал о наказании родни, то обычно холодно усмехался. На этот раз было не так. Неизвестно почему, но неожиданно и упорно, толстый Ци Да-жэнь заполнил все его думы и он никак не мог от него отделаться.
Пароход продолжал идти вперед в ненарушимой ничем тишине, только усилились однообразные звуки буддийской молитвы. Все, как бы подражая дядюшке Му-сань и Ай Гу, были погружены в глубокое размышление.
– Дядя Му-сань, ты почтеннейший, наверное на берег? В Лунчжуан пришли! – нарушил тишину голос матроса. Перед глазами был храм в честь бога Гуй Син. Му-сань выпрыгнул на берег, Ай Гу за ним. Они прошли храм Гуй Синя и направились к дому почтенного Вэя. Прошли домов тридцать на юг, свернули в сторону и, наконец, добрались. Еще издалека они увидели, что около дома были причалены вряд четыре лодки с темными парусами. Они прошли черные, вымазанные маслом ворота[41] и вошли во двор. Сразу же за воротами вокруг двух столов сидели матросы и старики. Ай Гу боялась посмотреть на них. Она только бросила взгляд, но не заметила и следов «старой скотины» и «молодой скотины», как она звала своего свекра и мужа. Когда работники принесли суп с рисовыми клецками Ай Гу невольно забеспокоилась еще больше. И сама даже не понимала – почему.
– Неужели справится у уездного судьи и не будет судить по человечески? – думала она. Знающие книги, знающие правду люди – говорят по справедливости. Я подробно расскажу Ци Да-женю, как меня пятнадцати лет выдали замуж, как я стала женой.
Когда Ай Гу кончала есть суп, она знала, что время подходит к развязке. И, действительно, немного погодя, следуя за каким то стариком и за своим отцом, она входила в зал. Еще Поворот и Ай Гу переступила порог. В зале было много вещей, но их она не рассматривала. Еще больше было гостей. Повсюду блеск красных шелковых курток. Среди всего этого, первое, что она увидела был один человек. Наверное, Ци Да-жэнь подумала Ай Гу. Тоже неуклюжий, но гораздо выше почтенного Вэя. Лицо у него круглое и большое. Два длинных, узких глаза и черные, редкие усики. Макушка головы совершенно лысая. Череп и лицо красные, лоснятся до блеска, Ай Гу удивилась, но тотчас сама объяснила – наверное, намазано свиным салом.
– Похоже на затычку для покойников. Древние люди, когда клали покойника в гроб, вставляли затычки во все отверстия [42].
В это время как раз говорил Ци Да-жэнь, держа в руке какую-то штуку, похожую на кусок камня. Он потер около носа и продолжал:
– Жаль только что это новой работы, а то можно было бы купить. Самое позднее – Ханьская династия. Посмотрите, здесь вот ртутью пропитано…
«Пропитанное ртутью» сразу собрало вокруг себя несколько голов. Одна из них была головой почтенного Вэя, и еще несколько голов молодых господ. Привлеченные величественным зрелищем, как высохшие клопы, они облепили Ци Да-жэнь. Что делалось впереди, Ай Гу не видела. Отрывок разговора она не поняла, не вникла, да и кроме того, не посмела спросить что это такое – «пропитанное ртутью». Украдкой она оглянулась по сторонам. Позади, как раз у стены около двери, стоят «старый скот» и «молодой скот». Она не видела их полгода и с первого взгляда они показались ей постаревшими. Когда все разошлись от «пропитанного ртутью», почтенный Вэй взял вещицу, сел и потирая пальцы, повернувшись к Му-саню, сказал:
– Только вы? Двое?
– Да.
– Твои сыновья? Ни один не пришел?
– У них времени нет.
– Да и в самом деле, в новом году, в первом месяце, что же утруждать-то вас. Все вот из-за этого дела… Я думаю, вы тоже уже наспорились вдоволь. Разве не тянется все это больше двух лет? Я думаю, вражда к решению не приведет. Вот Ай Гу, хотя муж и виноват, а свекор со свекровью ее не любят…, Все-таки, как уж раньше говорилось – лучше разойтись. Я человек небольшой и не могу говорить. Вот Ци Да-жэнь, он любит говорить по справедливости. Вы знаете, его мнение сейчас такое же, как и мое. Он со мной согласен. Но Ци Да-жэнь говорит, что обе стороны должны немного пострадать. Он заставил семью Ши прибавить еще десять долларов, до девяноста долларов! Целых девяносто долларов! Да если судиться до самого императора и то не выйдет так просто. Такие слова мог сказать только наш Ци Да-жэнь.