Мальчик быстро повернулся и кинулся к двери. Он ударил с разбегу по дверце руками, но она не открылась.
– Бабушка, что ты делаешь? – крикнул мальчик.
– Воспитываю тебя, маленький паршивец! – сказала старуха. – Думаешь, я не знаю, что ты учудил сегодня вместе со своими дружками? Это ведь ты поджег школьный тир! И не отпирайся – я знаю, что ты! Больше некому!
– Бабушка, открой дверь! – крикнул мальчик.
– Ну уж нет, – просипела за дверью старуха и захихикала своим гадким, шамкающим смехом. – Посиди и подумай над своим поведением! Это матери на тебя плевать, а я сделаю из тебя человека.
– Бабушка, я не поджигал тир! Это не я, это старшие мальчишки! Бабушка, мне страшно!
– Это хорошо, что страшно, – прошамкала старуха. – Посиди часок взаперти. Это научит тебя ценить свободу.
За дверью зашаркали тапочки, и мальчик понял, что бабушка уходит.
– Открой! – крикнул он гневно. – Открой, бабка!
Мальчик принялся дергать дверную ручку, бить по двери кулаками. Но дверь не поддавалась, а из комнаты не доносилось ни звука. Мальчик кричал, грозил, просил, умолял и в конце концов разрыдался.
Ему вдруг показалось, что старуха ушла. Что там, за дверью кладовки, никого нет, что там такая же жуткая тьма, что и внутри. И везде тьма – во всем мире! – беспросветная тьма, куда не проникает ни один луч света.
Мальчик закрыл лицо руками и заплакал. Борьба с дверью вымотала его, и, проплакав еще пять минут, он вдруг уснул.
Проснулся он неожиданно. Открыл глаза и сначала даже не понял, где находится. А поняв, тут же вскочил на ноги и снова ударил по двери кулаками.
– Бабушка! – крикнул он. – Бабушка!
За дверью послышался шорох. Мерцающий свет в щелях вдруг погас, но тут же замерцал снова. Кто-то тихо прошел мимо двери.
Мальчик приник к щели, стараясь что-нибудь увидеть. И вдруг черная тень упала на щель с той стороны, и кто-то хрипло зашептал, обдав лицо мальчика страшным, зловонным запахом:
– Ты все еще там, маленький ублюдок?
– Да, – тихо пробормотал он.
Мальчик понял, что это за запах. Так – гнилостно-сладковато – пахнет рот бабушки после того, как она выпьет несколько рюмок коньяка. И едва он это понял, как дверь открылась, и жесткие, костлявые пальцы старухи схватили его за волосы…
Костолом вышел на стукача-агента по кличке Щепа, повинуясь приказам, которые звучали у него в голове. Случилось это накануне вечером. А сегодня утром он вновь пришел к Щепе.
Стукач приветствовал его веселым возгласом:
– Привет, верзила! Не ждал тебя так рано.
– Ты сам назначил время, – глухо сказал Костолом.
– Ну да, назначил, – согласился стукач и поскреб пятерней в затылке. – Но я навскидку сказал. Приблизительно.
Лицо Костолома было непроницаемо. Щепа – со всеми его обезьяньими ужимками, прыщами и самодовольными гримасками – казался Костолому отвратительной пародией на человека.
– Ты узнал? – спросил Костолом, усаживаясь в кресло и вытягивая ноги.
Щепа кивнул:
– Угу.
– Рассказывай.
Щепа прищурил блеклые глазки, облизнулся и быстро проговорил:
– Сначала деньги, брат.
Костолом достал бумажник и отсчитал Щепе пятьсот рублей. Стукач сгреб со стола деньги и насмешливо проговорил:
– Мог бы и еще пару сотен добавить. За оперативность.
– Обойдешься, – сухо сказал Костолом.
– Ну, хорошо. – Щепа откинулся на спинку кресла и небрежно произнес: – Этим делом занимается капитан Соловьев. Но это только номинально. Капитан перепоручил расследование молодой практикантке. Ее имя – Евгения Гранович. Девчонка лет двадцати с небольшим. С ней все время видят молодого священника. Вот эта парочка тебе и нужна.
Щепа достал из ящика стола фотографию и протянул ее Костолому:
– Вот. Это та самая девчонка!
Костолом взял фотографию и внимательно на нее посмотрел.
– Хорошо, – сказал он. – Ты сделал свою работу и заслужил премию.
Услышав про премию, Щепа тут же подался вперед. Его красноватые глаза алчно блеснули.
Костолом достал из бумажника еще две сотенные бумажки и, словно не замечая протянутой руки Щепы, швырнул их на стол. Щепа схватил купюры и с довольным видом запихал их в карман.
– Мы в расчете, сатана? – спокойно спросил Костолом.
– Да, но…
– Что?
Щепа омерзительно улыбнулся.
– Ты, наверное, хочешь, чтобы я и дальше информировал тебя об этом деле.
– И что? – поинтересовался Костолом, чуть склонив голову набок и внимательно разглядывая прыщавое лицо Щепы.
– Тогда это дело нужно проавансировать, – нагло и в то же время подобострастно улыбнувшись, заявил Щепа. – Послушай, верзила…
Щепа хотел взять Костолома за рукав, но тот отшатнулся как бы в ужасе и воскликнул:
– Отойди от меня, сатана!
Лицо Щепы оцепенело.
– Ты чего? – проговорил он. – Я ведь могу и обидеться. Тебе нужна конфиденциальность? Отлично! Но за конфиденциальность надо платить.
Костолом нахмурился и задумчиво произнес:
– Огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем.
– Это из Библии? – насторожился Щепа. – А зачем ты мне это говоришь?
Костолом, не отвечая, протянул руку и схватил Щепу за горло. Подержал немного, затем разжал железные пальцы. Щепа, схватившись руками за горло, закашлялся. Прокашлявшись, он поднял на Костолома полный ужаса взгляд.
– Ты что… – прохрипел он. – Ты зачем…
Костолом отвел от него взгляд и брезгливо поморщился.
– Ты мне надоел, – сказал он.
Щепа вдруг вскочил с кресла и бросился к двери. Когда стукач взялся за дверную ручку, Костолом, не глядя на него, вскинул пистолет и дважды нажал на спусковой крючок. Первая пуля вошла Щепе между лопаток, вторая пробила ему череп.
Костолом лениво повернул голову, окинул взглядом распростертое на полу тело и удовлетворенно проговорил:
– И сказал Господь: это хорошо.
Он снова посмотрел на фотографию девушки, которую все еще держал в руке, сунул ее в карман пальто и поднялся с кресла.
Глава 2Принц АбиссинииХаррар, Восточная Африка. 1913 год
Высокий, худощавый блондин с чуть раскосыми глазами стоял перед зеркалом и завязывал галстук сложным французским узлом. Купец Калиль Галеб сидел в кресле и курил трубку. На голове у Галеба красовалась красная феска.
«Двадцать семь лет, – думал он, поглядывая на блондина. – В сущности, мальчишка. А сколько апломба и гордости! Интересно, все русские таковы?»
– Куда вы направляетесь, Николя? – спросил он, коверкая французские слова.
Блондин, которого звали Николай Степанович Гумилев и который прибыл в Африку с целью закупки экспонатов для русского этнографического музея, закончил завязывать галстук и ответил, не поворачиваясь:
– Собираюсь посетить резиденцию губернатора. Мне нужно получить пропуск для путешествия по Абиссинии, а без согласия губернатора мне его не выдадут.
– Губернатор Тэфэри – человек значительный, – изрек Галеб, посасывая трубку.
Гумилев осмотрел в зеркале сперва одну, затем другую свою щеку, потом приосанился, чуть отошел от зеркала и окинул свою стройную фигуру критическим взглядом.
– Я слышал, этому парню всего двадцать один год, – сказал он, одаривая свое отражение благосклонным взглядом. – Это правда?
– Чистейшая правда, – подтвердил Галеб, пуская дым. – Но возраст тут не главное. Тэфэри – двести двадцать пятый потомок царя Соломона и царицы Савской. Кроме того, он сын двоюродного брата великого негуса, а его жена – внучка покойного императора и сестра наследника престола. Попомните мое слово, Николай, этот парень когда-нибудь станет императором Абиссинии!
– Хорошо ли это будет для Абиссинии, как по-вашему?
– Безусловно, хорошо, – кивнул Галеб. – Господин Тэфэри – человек либеральных взглядов. Ему, например, не нравится варварский обычай четвертовать преступников. Кстати, вы знаете, что четвертовать преступника, по здешним обычаям, обязан ближайший родственник? Матери режут руки и ноги детям, братья отрезают головы сестрам. Жуткие нравы, – со вздохом резюмировал купец.
– Да, приятного мало, – сказал Гумилев, осматривая себя в зеркале. – Меня предупредили, что по абиссинскому обычаю нельзя приходить в гости без подарка. Как думаете, что подарить юному губернатору?
– Да что угодно! Конечно, зеркальце и бусики его не впечатлят. Но если вы принесете ему в дар ящик вермута – он будет рад, как ребенок.
– Ящик вермута будущему императору Абиссинии? Звучит мелковато. Впрочем, вам видней. Как я выгляжу?
– Великолепно, – с усмешкой ответил купец. – Жена юного Тэфэри будет вами очарована. Но не вздумайте с ней флиртовать. Это может дорого вам обойтись.
Гумилев повернулся и с любопытством спросил:
– А что, она хороша?
– Настоящая красавица, – ответил Галеб. – В своем роде, конечно. Фигурка словно выточена из эбенового дерева. Повадки и грация дикой пантеры. Но будьте осторожны, Николя. Будьте осторожны!
Двадцать минут спустя Николай шел по городу и с любопытством поглядывал по сторонам. Дома из красного песчаника, узкие улочки, тяжелые деревянные двери, площади с галдящим людом в белых одеждах – все это было полно прелести старых восточных сказок.
Поодаль виднелись острые минареты мечетей. Путь Гумилева лежал мимо большого дома данакильского вельможи, стены которого были увешаны хвостами слонов, убитых его ашкерами.
Минут через десять Николай, негр-слуга и сопровождающий их пожилой абиссинец оказались перед большим двухэтажным деревянным домом с крашеной верандой, выходящей во внутренний двор. Двор был вытоптан и захламлен. Там и тут валялись остатки еды, от них исходил запах, который ни при каких условиях нельзя было назвать приятным.
Оглядев дом, Гумилев не без иронии заключил, что он больше похож на скромную дачу где-нибудь в Парголове, чем на губернаторский дворец.