Во дворе расположился отряд ашкеров, которые были вооружены до зубов и выглядели в своих абиссинских одеяниях столь же воинственно, сколь и экзотично.
Часть ашкеров сидела на земле, другие прохаживались по двору. Абиссинские воины нисколько не стушевались при виде европейца. Они разглядывали Гумилева с нагловатым любопытством. Один из них даже подошел поближе и что-то гортанно крикнул на своем странном языке прямо Гумилеву в лицо.
– Ступай, братец, не до тебя, – сказал ему по-русски Гумилев, сердито нахмурив брови.
Ашкер обернулся к своим товарищам и что-то весело им крикнул. Те захохотали. Сопровождавший Гумилева старик-абиссинец рявкнул на ашкера так, что тот мигом перестал смеяться и поспешно ретировался к своим соратникам.
«Серьезный человек», – подумал Николай и прошествовал мимо развязного ашкера к крыльцу особняка.
Поднявшись по лестнице, Гумилев и его провожатый вошли в большую комнату. Полы комнаты были устланы разноцветными коврами, а вся мебель состояла из нескольких стульев и бархатного кресла, выполнявшего, по всей вероятности, функцию трона.
Губернатор, стройный молодой человек, поднялся с кресла и с улыбкой выставил вперед руки.
– Прошу вас, проходите! – сказал он по-французски и горячо пожал Гумилеву руку.
Юный Тэфэри был одет в белую мантию-шамму, как все абиссинцы. Однако его точеное лицо цвета кофе с молоком, окаймленное черной вьющейся бородкой, было лицом вельможи и аристократа. Да и газельи глаза его, полные чувства собственного достоинства, могли принадлежать только принцу крови.
Обронив пару учтивых реплик, Тэфэри любезно усадил гостя на стул, а сам вернулся в свое кресло. Гумилев, ожидавший увидеть чуть ли не дикаря-людоеда, удивился мягким, почти европейским манерам юного губернатора.
– Ваше высочество, – обратился к нему Гумилев по-французски, – мы пришли к вам с подарком и будем очень счастливы, если вы соблаговолите принять его.
– С радостью! – блеснув белоснежными зубами, ответствовал Тэфэри. – С радостью и благодарностью, мой друг!
Гумилев подал знак своему слуге, и тот поставил к ногам губернатора ящик с вермутом. Губернатор выразил восхищение подарком и велел слугам унести его на ледник.
– Что привело вас так далеко от дома? – поинтересовался губернатор, с вежливой улыбкой глядя на Гумилева.
– Я возглавляю экспедицию на Африканский материк, которую организовал Санкт-Петербургский музей этнографии, – ответил Гумилев. – Наша цель – собрать как можно больше экспонатов для пополнения коллекции музея.
Тэфэри склонил голову набок и вежливо спросил:
– Вас интересуют любые вещи или какие-то особенные?
– Любая харраритская вещь может стать частью нашей коллекции, – заверил его Гумилев. – Кстати, если вы захотите что-нибудь мне предложить, я с удовольствием это куплю.
– Думаю, у меня найдутся подходящие вещи, – учтиво произнес губернатор.
Обменявшись с Тэфэри парой-тройкой светских реплик, Гумилев перешел прямо к делу:
– Ваше высочество, для дальнейшего путешествия по Абиссинии мне нужен пропуск.
Губернатор вздохнул и развел руками:
– Я был бы рад вам помочь. Но, к сожалению, без приказания из Аддис-Абебы я ничего не могу сделать. Нужно подождать несколько дней.
– Что ж, я подожду, – сказал Гумилев спокойно.
«Черт бы побрал вашу африканскую бюрократию, – подумал он хмуро. – Этак я здесь на год застряну». Внезапно ему в голову пришла идея.
– Ваше высочество, – начал Гумилев вежливо, почти деликатно, – разрешите обратиться к вам еще с одной просьбой?
– Разумеется! – кивнул Тэфэри.
– Я бы хотел вас сфотографировать. Это возможно?
Судя по всему, предложение Гумилева польстило юному губернатору.
– Конечно, – сказал он с учтивой улыбкой. – Вы хотите, чтобы я позировал в особняке?
– Лучше на улице. Там хорошее освещение.
Губернатор повернулся к слугам и что-то коротко приказал. Слуги забегали по комнате, собирая с полу персидские ковры. Гумилев наблюдал за их суетой с любопытством. Этих слуг нельзя было назвать расторопными, однако они очень старались, и вскоре большая часть ковров была вынесена во двор.
– Ну вот, – с улыбкой сказал юный губернатор. – Теперь мы можем выйти во двор и сфотографироваться. Если хотите, моя жена может к нам присоединиться.
– Это было бы замечательно! – ответил Гумилев.
Для первых кадров Тэфэри позировал один. Затем к нему присоединилась жена. Это была стройная еще девушка лет двадцати с чрезвычайно милым лицом, правда, формы ее уже начали приобретать женскую округлость.
Губернатор усадил жену в нужную позу, оправил ей одежду и попросил Гумилева сделать несколько снимков, чтобы иметь позже возможность выбрать самый удачный. Николай Степанович согласился.
– Принцесса, вы – само очарование! – сказал он, закончив съемку. И, не удержавшись, прочел нараспев: – «Ты светлая звезда таинственного мира»! Это стихи русского поэта, и мне кажется, что они написаны о вас.
Губернаторша улыбнулась и растерянно посмотрела на мужа.
– Ни черта ведь ты не понимаешь, чертова кукла, – проговорил Гумилев, продолжая улыбаться. – Вот так и читай тебе стихи о любви.
Спустя еще полчаса, распивая с губернатором вермут, Николай Степанович был свидетелем удивительной сцены. Юная губернаторша обвила шею мужа руками, поцеловала его в губы и проговорила на чистом русском языке:
– Ты светлая звезда таинственного мира!
Гумилев поперхнулся вермутом. Красавица быстро обернулась, посмотрела на Гумилева насмешливо и вдруг заявила:
– Ни черта ведь ты не понимаешь, чертова кукла!
Гумилев потерял дар речи.
– Ваше превосходительство, – пробормотал он, – я…
– Ошеломлены? Я знаю! – Тэфэри засмеялся и ласково погладил жену ладонью по гибкой, как у пантеры, спине. – Не удивляйтесь! Она не знает русского языка. Она просто запомнила то, что вы ей сказали. У нее удивительная память.
– Неужели? – вскинул брови Гумилев. – На незнакомом языке? Это просто чудо.
– У моей жены много талантов, – сказал Тэфэри. – В детстве ее воспитывал колдун из племени «черных леопардов», и с тех пор она владеет секретами колдовства.
Гумилев улыбнулся. Эти сказки про колдовство ему приходилось слышать и прежде.
– Вижу, вы не верите? – улыбнулся губернатор. Он повернулся к жене и проговорил что-то на своем родном языке.
Губернаторша кивнула и змейкой соскользнула с коленей мужа.
Улыбнувшись Гумилеву озорной улыбкой, темнокожая красавица протянула руку и взяла со стола бутылку с остатками вермута. Она допила вермут прямо из горлышка. Затем поставила бутылку на место, схватила со стола пустую тарелку и выплюнула в нее вермут.
Гумилев усмехнулся. «Хорош фокус», – подумал он. Губернатор прочел на его лице сомнение и улыбнулся.
– Вам не понравилось? – осведомился он.
– Боюсь, что я не уловил сути этого фокуса, – вежливо ответил Николай.
– Ах да. Вы, белые, никогда не полагаетесь на веру и всегда требуете доказательств. Загляните в тарелку!
Гумилев заглянул в тарелку, и его брови изумленно взлетели вверх. В тарелке резвились сверкающие золотые рыбки.
– Они настоящие! – выдохнул Гумилев.
Губернатор кивнул:
– Конечно. Если хотите, я прикажу их для вас зажарить.
Девушка посмотрела на изумленное лицо русского путешественника и рассмеялась.
– Ни черта ведь ты не понимаешь! – весело объявила она по-русски.
– Не понимаю, – смущенно согласился Гумилев, тоже переходя на русский.
Губернатор погладил жену по волосам и сказал, обращаясь к Гумилеву:
– Хотите еще?
– Пожалуй! – выдохнул Николай Степанович.
Губернатор что-то быстро сказал жене на своем языке. Та кивнула и перевела взгляд на Гумилева. Затем закрыла одну ноздрю длинным пальцем и высморкалась.
Гумилев невольно усмехнулся, но тут случилось нечто невообразимое. Из ноздри девушки выполз колонной отряд огненно-красных муравьев. Девушка подставила узкую ладонь, и рыжая, шевелящаяся колонна сбежала по ее подбородку в эту ладонь, как полк солдат на плац.
Губернаторша усмехнулась и протянула ладонь Гумилеву, давая ему возможность удостовериться в том, что муравьи настоящие. Впрочем, он и без того видел, что все без обмана. Затем девушка опустила руку на пол. Муравьи дружной колонной устремились с ее ладони на доски пола и вскоре, не нарушая стройности ряда, скрылись в щели.
– Это чудо, – тихо сказал Гумилев. – Настоящее чудо.
Губернатор пожал плечами.
– Обыкновенное колдовство. Смешное и почти бесполезное. Моя жена не успела закончить обучение. Да ее и не стали бы посвящать во все тонкости колдовского искусства. Колдовство – это искусство, которым владеет узкий круг людей. Чужих в него не посвящают.
– А как же тот колдун, который обучил вашу супругу? Выходит, он нарушил правило?
– Нарушил, – кивнул Тэфэри. – И поплатился за это.
– Что же с ним стало?
– Ничего особенного. Ему отрезали голову и сделали из нее котелок. Это самое меньшее, что он заслужил. Моя жена тоже должна была быть наказана за свое любопытство, но колдуны не посмели ее тронуть. Она ведь внучка императора!
– Веселая у вас тут жизнь, – пошутил Николай.
– О да! – согласился Тэфэри и сказал по-французски жене: – Ступай к детям.
Девушка послушно направилась к дому. Шаги ее были пружинисты и легки. Губернатор проследил за ней взглядом и вздохнул.
– Колдовство белого человека гораздо сильнее и страшнее нашего, – тихо сказал он. – Вы превращаете пустыни в города, изобретаете огромных железных скакунов, в чреве которых может поместиться вся деревня. Вы делаете плоских людей, которые разыгрывают перед вами действие на стене… И еще много чего. Нашим колдунам такие чудеса неведомы.
– Тут вы правы, – согласился Николай Степанович. Он достал из кармана часы и щелкнул серебряной крышечкой. – Мне пора идти. Благодарю вас за радушный прием.
– Рад был познакомиться! – с лучистой улыбкой ответил Тэфэри.