Даже после того, как переселенцев расселят по стране, они на двадцать пять процентов увеличат не-белое население вне Калифорнии. А «братство» в таких объемах будет трудно переварить даже самым идеологически обработанным белым либералам.
Примерно час назад по дороге на собрание я посмотрел с высоты на главную дорогу, по которой осуществляется эвакуация не-белого населения из Лос-Анджелеса. Солнце уже зашло, однако еще не стемнело, и меня привело в ужас зрелище чудовищного потока, движущегося на восток. На сколько хватало глаз, растянулась мерзкая людская река. Попозже мы включим освещение, и эвакуация будет продолжаться всю ночь. Утром, думаю, количество идущих самостоятельно сократится, и тогда опять возобновится движение транспорта. Уже в самом начале мы обнаружили, что, если перегонять людей днем, они мрут, как мухи.
Зрелище черной движущейся людской массы пробудило во мне всепоглощающее чувство радости оттого, что она движется прочь, вон с нашей территории. Но стоило мне подумать, что я мог бы оказаться на другом конце пути и вся эта масса приближалась бы ко мне, и меня охватила дрожь.
Будь у властей выбор, они повернули бы ниггеров обратно, загородив им дорогу при помощи автоматов. Но границу охраняют в основном не-белые войска, которым не дашь приказ стрелять в не-белых переселенцев. С тех пор, как мы начали эвакуацию негров и чикано, власти так и не нашли способа остановить ее.
Они попались в ловушку собственной пропаганды, объявляющей всех этих существ «равными», имеющими «человеческое достоинство» и т. д., вот и приходится соответственно обращаться с ними. Да, сэр, у нас полный порядок, зато в других местах становится чернее с каждым днем!
Доказательством этого является поток белых беженцев с востока в наши места. Десять дней назад их было около ста человек в день, а теперь стало несколько тысяч. Наши пограничники пропустили за все время около двадцати пяти тысяч белых на нашу территорию.
Большинство из них бежит от черных солдат и выселенных нами негров и чикано, которые наводнили приграничную зону. Если им легче бежать на запад, а не на восток, пусть бегут на запад.
Однако около десяти процентов беженцев не из приграничной зоны. Это белые добровольцы, которые сочли для себя необходимым присоединиться к нам. Некоторые добирались с самого Восточного побережья — целыми семьями и поодиночке, приняв решение, едва стало очевидно, что у нас здесь и в самом деле революция.
24 июля.
Ну и дела! Кажется, я становлюсь на все руки мастером. Только что вернулся в штаб из поездки на большую электростанцию недалеко от Санта-Барбары. Там случались сбои, лишавшие нас электричества чуть ли не каждый день, вот мне и пришлось сначала выяснить причину этого, а потом устранить ее с помощью ремонтной бригады. Мне будет намного легче, когда мы наведем тут порядок, и те люди, которые занимались подобными делами, вернутся к своим обязанностям.
Однако не будем забегать вперед. Сначала порядок и еда. Порядка пока еще нет, зато еды как будто ввозится в город достаточно, чтобы люди не голодали. Теперь, после того как я побывал в Санта-Барбаре, у меня есть некоторое представление о том, как нам это удается.
За пределами Лос-Анджелеса я видел сотни отрядов, состоящих из белых подростков, которые работали в садах, с песнями маршировали по дорогам, неся на плечах корзины с фруктами. Все они были загоревшими, счастливыми и здоровыми. Ничего похожего на голодный и неспокойный город!
Я попросил шофера остановиться, когда мы встретили отряд из примерно двадцати совсем юных девушек в грубых рабочих рукавицах, шортах и майках. За старшую у них была веснушчатая девчушка лет пятнадцати с косичками, которая радостно сообщила, что их отряд называется Лос-Анджелесская Продуктовая Бригада № 128. Они только что отработали пять часов на сборе фруктов и теперь шли на обеденный перерыв в свой палаточный лагерь.
Что ж, подумал я тогда, это еще не бригада, но все же организационная работа среди гражданского населения идет куда успешнее, чем я полагал. Девчушка, естественно, была слишком юна для членства в Организации и, как скоро выяснилось, совершенно невежественна в вопросах политики.
Одно она знала твердо — в городе плохо, — поэтому, когда милая дама с повязкой на рукаве заговорила с ней и с ее родителями в пункте раздачи еды и сказала, что подростков, которые добровольно отправляются на сельские работы, будут хорошо кормить и содержать в нормальных условиях, все согласились с тем, что надо ехать. Это было неделю назад, а вчера она была назначена старшей в группе девочек.
Я спросил, что она думает о своей работе. И она ответила, что работа тяжелая, но она знает, как важно для нее и остальных девочек собрать побольше фруктов, чтобы их родители и друзья, остававшиеся в городе, не голодали. Взрослые, которые были в их лагере, объяснили им, какая на них лежит ответственность.
Рассказывали ли им о необходимости революции? Нет, ей ничего об этом неизвестно, разве что рабочие из чикано покинули ферму и теперь белым приходится делать их работу. Но это, наверно, неплохо, как ей кажется. Кроме этого, всех девочек учили, как работать на ферме, да еще вечером, когда они собирались вокруг костра, то разучивали рабочие песни и слушали лекции по гигиене.
Неплохое начало для двенадцати-пятнадцатилетних подростков. Для настоящего образования еще будет время. Лишь бы взрослые не подвели!
Жаловались девочки только на еду, хотя ее было много. Но им давали лишь фрукты и овощи; не было ни мяса, ни молока, даже хлеба и того не было. Очевидно, у товарищей, которые организовывают продуктовые бригады, тоже хватает проблем. В обмен на корзину яблок мы отдали девочкам ящик консервированных сардин и несколько коробок с крекерами, которые были у нас в машине, и обе стороны расстались, довольные друг другом.
В горах севернее Лос-Анджелеса мы увидели длинную колонну, строго охраняемую солдатами и членами Организации. Неторопливо обгоняя ее, я внимательно вглядывался в арестованных, стараясь понять, кто они такие. Очевидно, что они не принадлежали ни к неграм, ни к чикано, но лишь немногие могли назвать себя белыми. У многих был еврейский тип лица, а у других черты лица или волосы выдавали их негритянское происхождение. Потом колонна, растянувшаяся на несколько миль, свернула на малоприметную тропу рейнджеров, исчезавшую в каменном каньоне. В ней было не меньше пятидесяти тысяч мужчин и женщин, по крайней мере, в той ее части, мимо которой я проехал.
Вернувшись в штаб, я спросил о странной колонне. Определенного ответа мне никто не дал, хотя все сходились на том, что это были евреи и люди смешанного происхождения, но слишком светлые, чтобы их эвакуировать на восток. И я вспомнил то, что удивило меня несколько дней назад, — как отделяли очень светлых негров — не отличимых от белых, октеронов и квартеронов азиатского и африканского происхождения, от остальных, когда всех сгоняли в одно место перед отправкой на восток.
Теперь я, кажется, понял. С помощью явно выраженных не-белых мы хотим усилить расистское давление на белых вне Калифорнии, где нам совсем не нужны почти белые помеси — кстати, всегда есть опасность, что они потом «назовутся» белыми. Лучше разобраться с ними сейчас, пока они в наших руках. Скорее всего поход в каньон к северу от Лос-Анджелеса был путешествием в один конец!
Очевидно, что у нас еще много работы. Мы очистили негритянские районы, и районы чикано, и, конечно же, еврейские кварталы, но остались районы, включая почти половину города, где власть в наших руках и где царит настоящий хаос. Тамошние евреи ведут пропаганду среди реакционно настроенных белых и с каждым днем становятся все бесстыдней. Кое-где вообще не прекращаются демонстрации и бунты, а евреи используют листовки и другие средства, чтобы пожар разгорелся и в других местах. С пятницы снайперы убили уже четырех наших товарищей. Надо что-то делать, и побыстрее!
25 июля.
Сегодняшний день приятно не похож на другие: я только и делал, что интервьюировал добровольцев, которые пришли на нашу территорию после Четвертого июля, чтобы отобрать человек сто для отряда специального назначения, который будет вести постоянные инженерные и ремонтные работы, до сих пор находившиеся исключительно в моем ведении и ведении моей команды.
Я беседовал с людьми, уже прошедшими первичный отбор, получившими специальное образование и работавшими инженерами или менеджерами в промышленности. Передо мной прошли примерно триста мужчин, а еще с ними около сотни жен и дети, а это показатель реального вливания свежей крови в наш регион. Не знаю, сколько у нас сейчас таких людей, но знаю, что Организация в несколько раз увеличила свою численность в Калифорнии за последние три недели — а ведь мы принимаем совсем немногих в свои ряды.
Большинство или вошло в рабочие бригады, в основном сельскохозяйственные, или, если говорить о мужчинах призывного возраста, получило форму и винтовки, добытые нами в арсенале Национальной Гвардии. Таким образом, мы постепенно увеличиваем надежность, если не профессионализм нашей армии. Многие из «новичков» почти или совсем не имеют представления о воинской службе, к тому же, пока у нас нет возможности дать им идеологическую подготовку, которую получают все новые члены Организации, и все-таки они, как правило, больше симпатизируют нам, чем солдаты. Поэтому мы стараемся как можно быстрее интегрировать их в регулярные воинские части.
Я расспрашивал людей, с которыми беседовал сегодня, об их житье-бытье и семейном положении, а не только о профессиональных знаниях и навыках. Почти всех поселили в недавно освободившихся домах в бывшем черном пригороде Лос-Анджелеса с южной стороны. Организация устроила там в маленьком особнячке штаб-квартиру, и в этом особнячке я сегодня работал.
Мне почти не пришлось выслушивать жалобы, хотя все до одного упоминали о жуткой вони в домах, в которых их поселили. Некоторые дома до того провоняли, что в них нельзя было находиться. Однако люди с энтузиазмом взялись за работу и дезинфицировали, скребли, красили с таким упорством, что уже через пару дней перемены были налицо.