Наше путешествие из Калифорнии в Вашингтон было словно дурацкое кино. Хотя все события еще свежи в моей памяти, мне с трудом верится, что они происходили на самом деле. Страна до того изменилась за последние девять недель, что мы как будто завели машину времени и попали в совершенно другую эпоху — в эпоху, когда все прежние правила, заученные нами назубок в течение жизни, перестали существовать. К счастью, не только мы, но и все остальные пребывают в полной растерянности.
Я удивился тому, с какой легкостью нам удалось пересечь границу нашего анклава. Вражеские войска концентрируются в нескольких местах вдоль главных магистралей, да дополнительные небольшие группы стоят на блокпостах на других дорогах. Эти группы совсем не занимаются патрулированием, и проскочить мимо них не составляет никакого труда — вот почему так много белых беженцев сумели просочиться на нашу территорию после Четвертого июля.
На военном грузовике мы ехали на север до Бейкерсфилда, потом еще двадцать миль на северо-восток, пока в полумиле от нас не оказался блокпост с неграми. Мы видели их, и они видели нас, однако даже не попытались воспрепятствовать нам, когда мы съехали с главной дороги на ухабистый тракт Службы Леса. И вот мы уже у подножия горной цепи.
Примерно час прыгаем на крутой, но проезжей горной дороге, после чего опять спускаемся на шоссе — к счастью, оставив позади блокпост, но уже прилично углубившись во вражескую территорию. В горах мы не очень боялись ненужных встреч; нам было известно, что войска, лояльные Системе, концентрируются возле Чайна-Лейк, на другой стороне горной гряды, а мы собирались, не доезжая, повернуть на север на шоссе 395. В случае, если бы в обратном направлении, в сторону блокпоста возле Бейкерсфилда, ехал снабженческий грузовик, мы бы попросту сбросили его с узкой горной дороги, прежде чем солдаты догадались бы, что мы «враги». Мы пятеро держали наготове наши автоматы, и еще у нас были гранатометы, но нам не встретилась ни одна машина.
Однако мы знали, что, несмотря на неестественное отсутствие транспорта в горах, интенсивное движение будет на шоссе 395, главной магистрали, соединяющей север с югом, к востоку от гор. Наша разведка смогла дать нам лишь общее представление о размещении войск в этом радиусе, и мы понятия не имели, какие блокпосты и другие контрольные пункты ждут нас дальше.
Однако нам было известно, что в приграничных районах войска Системы лишь на десять процентов состояли из белых солдат. Система постепенно восстанавливала доверие к белым частям, но пока еще не осмеливалась использовать их на границе, где они могли поддаться искушению и перейти к нам. К немногим белым в этом регионе, хотя и убежденным сторонникам ассимиляции, негры относились подозрительно и с презрением, которое они заслужили. От наших разведчиков поступили донесения о нескольких случаях, когда эти белые ренегаты подвергались унизительным оскорблениям со стороны своих черных сослуживцев.
Принимая это во внимание, мы решили, что у нас будет больше шансов прорваться сквозь заграждения, если мы притворимся не-белыми. Пришлось подтемнить кожу на лице и руках и прицепить карточку с соответствующим именем на солдатскую форму. У нас была надежда сойти за метисов — по крайней мере, пока не встретим настоящих чикано. Четыре дня я был «Езусом Гарсией».
Наш шофер, «капрал Родригез», отлично играл свою роль, салютуя левой рукой, сжатой в кулак, и белозубо улыбаясь каждый раз, едва показывалась очередная праздная группа черных солдат на дороге, и в двух случаях, когда нас остановили на блокпостах. Мы предусмотрительно настроили наш транзистор на мексиканскую волну и включали на полную мощь душещипательные песни чикано, как только подъезжали поближе к солдатам.
Один раз, когда нам понадобилось заправить машину, у нас появилось недолгое искушение сделать это на военной заправке, однако, увидев длинную очередь из грузовиков и лениво бродивших кругом негров, мы решили не рисковать. Вместо этого мы остановились на заправочной станции с ресторанчиком в тени горы Уитни. Нам показалось, что там никого нет, поэтому двое из нас занялись бензином, а я с остальными отправился в ресторан посмотреть, нельзя ли там разжиться какой-никакой едой в дорогу.
В ресторане за столиком, уставленным пустыми бутылками и стаканами, сидели четыре довольно пьяных солдата. Трое — негры и один — белый. «Есть тут кто-нибудь взять деньги за бензин и еду?» — спросил я.
— Никого нет, приятель, бери, что хочешь. Уже три дня, как мы прогнали хозяев, — отозвался один из негров.
— А сначала неплохо повеселились с их дочуркой, — хохотнув, крикнул белый и толкнул локтем своего черного приятеля.
Наверно, я мрачно посмотрел на него или он обратил внимание на голубые глаза «капрала Родригеза», а может, краска стала сползать с наших лиц от пота, как бы то ни было, белый солдат вдруг посерьезнел и зашептал что-то неграм. Одновременно он откинулся назад и потянулся за автоматом, который лежал на соседнем столе.
Он не успел даже прикоснуться к автомату, как я скинул свою М-16 с плеча и выпустил очередь, повалившую всех четверых на пол. Три негра умерли сразу, а белый ренегат, хоть и раненный в грудь, умудрился приподняться и даже сесть, прежде чем жалобно спросил: «Эй, парень, какого черта?»
«Капрал Родригез» покончил с ним. Он вытащил штык из ножен, схватил умирающего белого за волосы и приподнял его с пола, приставив штык к горлу. «Полукровочное дерьмо! Отправляйся к своим черным „братьям“!» И одним беспощадным ударом «Родригез» практически обезглавил парня.
Когда мы проехали миль пять, на перекрестке, где мы собирались повернуть на восток, нас ждал джип Военной Полиции, в котором сидели два негра. Третий негр регулировал движение транспорта, направляя все машины, которым надо было на север, дальше по главной дороге. Мы проигнорировали его сигналы и повернули направо, постаравшись по возможности не приближаться к джипу. Негр-контролер изо всех сил стал дуть в свисток, и все трое полицейских свирепо замахали на нас, однако «капрал Родригез» лишь белозубо улыбнулся и отсалютовал им, крича: «Siesta frijole! Hasta la vista!» — и еще какие-то испанские слова, которые пришли ему в голову. Одновременно он многозначительно показывал на главную дорогу и жал на акселератор. Обсыпав негров пылью и гравием, мы скрылись из виду.
Негр со свистком продолжал размахивать руками, пока мы делали поворот, и таким он остался в нашей памяти. Очевидно, и он, и его напарники не сочли нужным преследовать нас, тем не менее три наших товарища, прятавшиеся в кузове, довольно долго не снимали пальцы со спусковых крючков своих автоматов.
После этого и до самых предместий Сан-Луиса нам больше не встречались военные патрули. Правда, мы старались не появляться на оживленных трассах и в больших городах, держась в основном незаметных дорог. В течение семидесяти пяти часов нас болтало и трясло в горах и пустынях Калифорнии, Невады, Юты и Колорадо, потом на равнинах Канзаса и холмах Миссури, где мы останавливались только чтобы подзаправиться и справить естественные надобности. Пока двое находились в кабине, а третий следил за дорогой из кузова, еще двое пытались поспать, правда, без особого успеха.
Добравшись до восточного Миссури, мы по двум причинам изменили тактику. Во-первых, по радио сообщили о взрывах в Майами и Чарльстоне и об ультиматуме Организации, предъявленном Системе. Фактор времени стал еще важнее, чем прежде; мы больше не могли позволить себе проволочек, кружа по стране. Во-вторых, опасность того, что нас остановят между Сан-Луисом и Вашингтоном уже не была столь серьезной, если учесть, что творилось в стране. И это дало нам возможность избрать другую тактику.
Во время поездки мы слушали обычное радио и ловили военные сообщения, и, когда мы были в восьмидесяти милях западнее Сан-Луиса, вечернюю сводку погоды прервал специальный выпуск. Накануне днем в Майами была без предупреждения взорвана атомная бомба, как сказал диктор, убившая, по предварительной оценке, шестьдесят тысяч человек и ставшая причиной колоссальных разрушений. Вторая бомба была взорвана неподалеку от Чарльстона (Южная Каролина) всего четыре часа назад, так что число убитых и ущерб пока не назывались.
«И за то, и за другое ответственность взяла на себя Организация», — сказал диктор, прежде чем прочитать текст ультиматума, который я записал на листке бумаги почти слово в слово, как слышал его по радио:
«Президенту, Конгрессу Соединенных Штатов Америки и командующим всех родов войск мы, Революционный Штаб Организации, предъявляем следующие требования:
Первое. Немедленно прекратить наращивание военной мощи в восточной части Калифорнии и прилегающих районах и отозвать все планы вторжения в свободную зону Калифорнии.
Второе. Отозвать все планы ядерной атаки на свободную зону Калифорнии и на какую бы то ни было ее часть.
Третье. Сообщить американскому народу, используя все средства массовой информации, эти требования и следующие предостережения:
Если хотя бы одно из трех требований не будет выполнено к двенадцати часам завтрашнего дня, то есть 27 августа, мы взорвем вторую бомбу в каком-нибудь населенном центре Соединенных Штатов Америки, как мы взорвали первую в Майами, штат Флорида, несколько минут назад. И будем взрывать по одной бомбе каждые двенадцать часов, пока не будут выполнены наши требования.
Мы настоятельно предупреждаем, что если будут предприняты враждебные действия против свободной зоны Калифорнии, мы немедленно взорвем пятьсот ядерных снарядов, которые уже находятся рядом с жизненно важными объектами по всем Соединенным Штатам Америки. Более сорока снарядов находятся в Нью-Йорке. Кроме того, мы немедленно используем все находящееся в нашем распоряжении ядерное оружие, чтобы избавить Палестину от еврейского присутствия.
Наконец, мы предупреждаем, что в любом случае намерены освободить сначала все Соединенные Штаты Америки, а потом и всю планету. Достигнув этой цели, мы уничтожим всех врагов нашего народа, в первую очередь тех белых, которые сознательно помогали нашим врагам.